В тот раз повезло — увидал её жёлтую алтайку издалека, ещё через ограду даже. И сразу же дал по тормозам. И в ближайшую подворотню крупными скачками. Пока и она чего лишнего не углядела. Типа меня. Хотя мою серую невзрачную куртень пойди ещё разгляди в сгущающихся сумерках, к тому же — из хорошо освещённого сквера. Но бережённый спит спокойнее.
Ну вот, драпанул, значит. Удачно — не отсканировала.Через два проходных двора и переулок вывернул на бульвар Германа Титова. Решил пройти по нему до Аллеи Героев, а там можно снова через дворы наискосок проскочить.
Не люблю эти места. Шумно и мерзко. Особенно по вечерам и часов до трёх ночи — там куча всяких мелкотравчатых рюмочных и распивочных, одна другой гаже. Все три порта — рукой подать, монор напрямую ходит, леталки опять же. И космо, и речной, и авиа. А сама Аллея с вечными огнями в честь Героев — достопримечательность, стало быть. Во всех путеводителях чуть ли не на первой странице, вот турьё и спешит отметиться. Вечно всякий проезжий-пролётный сброд тусуется. Но лучше уж пьяные гопники, чем Раечка с её фальшивым: «Ах, ну надо же, Володенька! Какая неожиданная встреча!». Пьянь, по крайней мере, с поцелуйчиками не лезет. Разве что с обнимашками. Да и то не всегда, чаще вполне нормально проскочить удаётся.
Ну вот, сглазил! Стоило подумать — как из «Северной Ривьеры» (Ривьера, ха! Четыре столика и любительский стриптиз по пятницам на барной стойке!) вывалилась хорошо набравшаяся парочка. Чуть с ног не сшибли, еле отскочить успел. Два таких крупных калорийных мужика в состоянии крайнего изумления. Вертикальны лишь потому, что пребывают в жёсткой сцепке и колеблются несинхронно. Если одного тянет влево — то другой в тот же момент норовит завалиться непременно вправо. И наоборот. Всё никак в резонанс не попадут, бедолаги. Взаимное поглощение асинхронных колебаний, наглядная физика, ага-ага. Аж залюбовался.
А кулаками машут — мимо не проскочить, обязательно огребёшь. Потому что движения их настолько хаотичные, что никакой возможности предположить, в какую именно сторону кого из них мотанет в какой конкретный момент. Один ещё вроде как слегонца повменяемей, а второй в полной бессознанке и агрессии. Вот этот второй как раз больше всего руками и машет. И всё норовит первому по сопатке заехать. И каждый раз невнятно, но матерно удивляется, что промахнулся. А первый его вроде как урезонить пытается, но при этом и по хрюльнику не словить, что усложняет задачу.
Совсем уже было собрался обойти эту парочку по проезжей части — ну их всех с их пьяными разборками! Не люблю. Недавно под окнами в шесть утра тоже концерт устроили. Подобная же парочка и в такой же кондиции. Один другому морду начищает, держа свободной рукой за шкирятник, и громогласно вопиёт при этом: "Я же тебя, суку, любил! Как же ты мог, сука?! Как же ты мог?!!" А второй совсем в невминозе, болтается, как червяк на крючке, и вопит ничуть не тише: "Да! Да! Ты прав! Я сука, я это самое, бей меня, бей!.." Из специального клуба, очевидно, возвращались, где один сильно накуролесил, вот и устроили бесплатное представление. Потом тот, что повменяемей, своего суку вразумлять притомился, сунул подмышку и со двора поволок, так что дальнейшего уже не видел, не в нашем дворе оно происходило. Да и не стремился особо. Ну их, короче!
Но тут как раз дверь "Ривьеры" снова открылась, пропуская очередного страдальца к накачанным сиськам и пиву, креплёному оксибутиратом. И в полосу света от раскрытой двери как раз попала воинственная парочка. Тот, что повменяемей, почти сразу отвернулся, но мне хватило. Да и попробуй не узнай эти белобрысые вихры, которые на каждой физре из любого угла видать.
И даже почудился запах дынной жевательной резинки — именно за пристрастие к ней Дыня своё прозвище и словил.
А ещё вдруг как-то очень отчётливо разобрал, что же именно он бормочет. Очень ясно и чётко так, словно спецмикрофоном все прочие уличные шумы отфильтровало:
— Пойдём, мама ждёт, ну пойдём же…
Он меня не заметил. Что там в тени происходит и кто стоит — со света не слишком-то разберёшь. Но уйти теперь почему-то оказалось совершенно невозможным. Хоть и глупо, наверное…
Злясь на самого себя и на дурру Райку, из-за которой так влип, повёл себя как окончательный кретин — шагнул вперёд. И очень вовремя — мужик как раз начал заваливаться в мою сторону. Один Дыня бы его точно не удержал. А тут как раз удачно вышло, под замахнувшуюся руку поднырнул, плечом его подмышку поймал, как подсадка учила, но проворачивать и опрокидывать не стал, просто основной вес на себя принял.
Устояли.
Хотя мужик и очень пытался нас всех троих уронить. Но меня вообще уронить сложновато, да и у Дыни, видать, опыт по этой части немаленький.
— Спасибо-не-надо-мы-сами, — заученной скороговоркой выдал Дыня на автомате. И вдруг замолчал. Сощурился, твердея скулами. Узнал. И по его враз помрачневшему лицу сразу понятна стала вся беспредельная глупость моего поступка. Раньше Дыня существовал в непересекающейся со мною реальности, ему были безразличны всякие-разные, на физре в дальнем углу прохлаждающиеся. Но вот нарушены правила игры и пересечена некая граница. Мною. А такое не оставляют безнаказанным… Вот же идиот! Мало мне имеющихся неприятностей, надо было вляпаться ещё и в эти! Новенькие.
Но мысли — мыслями, а тело продолжало действовать. Мужик как раз вознамерился зацепить меня по уху, раз уж Дыню никак не получается. Правую его руку, которой он в основном махать пытался, аккуратненько так своею прижал. Лишил, так сказать, свободы манёвра. То ли это подействовало, то ли просто запал у мужика кончился, но он вдруг обмяк, повиснув на нас всей нехиленькой массой, и стало как-то не до разговоров.
Хорошо, тащить оказалось недалеко — до Гагарина, второй дом от угла. Кодовый замок в двери подъезда был выломан давно и надёжно. На лестнице воняло кошками и было темно — ни одной лампочки на первых этажах не горело, даже у лифта. Который не работал. И как они их пожечь умудрились, интересно? Они же вечные, лампочки эти! Принципиально неперегораемые и вандалостойкие! Как-то пытался одну разбить, но так и не смог. А тут —ни единой до четвёртого этажа! Волочь пришлось на третий. Здесь оказалось уже почти светло, и как-то сразу догадался, какая из шести дверей нам нужна. Вот эта, обитая подранным дерматином с клочками грязно-серого утеплителя, свисающими изо всех дыр. Господи, только в кино такое видел…
Кнопки звонка не было. Вместо неё над дверью свисали два оборванных провода. Думал, что Дыня постучит или достанет ключ. Но он, прислонив вялого папаню плечом к стене, просто соединил два свисающих проводочка — и за дверью прерывисто задребезжало.
А вот такого не видел даже в кино. Режиссеры тоже не видели. Наверное.
Думал, хуже уже быть не может.
Но дверь открыла измученная рано состарившаяся женщина, одетая в застиранный халат, розовенький такой, в цветочек. Почему-то сразу понятно было, что она именно мать Дыни, хотя по виду больше походила на бабушку. А ещё у неё были очень красные руки. Словно ошпаренные. Такое бывает, если передержать в маникюрной капсуле, помню, удивился ещё, как-то мало вязалась эта женщина и маникюр. Позже догадался, конечно, что такими руки становятся не только от спецраствора, но и от просто горячей мыльной воды. Ну то есть, если ими мыть посуду или даже стирать. Именно стирать, а не вынимать из машинки или там прополаскивать. Долго. Часто. Долго. В очень горячей воде и с самым дешёвым порошком, в котором полно вредного для кожи щёлока и, наверное, совсем нет антигистаминов и умягчителей.
Но это всё позже.
А тогда увидел измученную старуху с ошпаренными руками. И кучу детишек, что за неё цеплялись. Счастливых таких детишек. Улыбающихся. Вот это и подрубило больше всего.
Если бы они плакали — было бы как-то… правильнее, что ли. Но ведь нет же! Папаня их к тому времени попытался уснуть, пристроившись прямо на пороге, так они через него перешагивали. Ну или перелезали — те, что поменьше. Привычно так. Все такие же белобрысые и улыбчивые, как и Дыня. Только совсем мелкие. Мальчики, девочки… Старшему — лет семь-восемь, не больше. Вернее — старшей. У неё же косичка. Розовый бантик со стразиками. Сколько их было всего — даже и не понять, постоянно вертелись, что-то щебетали, хватали Дыню за руки, улыбались мне. Просто так улыбались, ничего не прося…
Удрал.
От этих вот улыбок, искренних таких, как раз и удрал.
Долго бродил по улицам, всё никак успокоиться не мог. Конечно, отбил смску домашним — гуляю, мол. А то с них станется во всероссийский розыск подать за десятиминутное опоздание.
Ходил по скверу. Пинал кроссовками подмороженные листья. Они хрустели под кроссовками — противно так, как карамельки. Терпеть не могу карамелек, они так же хрустят на зубах, словно жуёшь канцелярский клей, засохший и подслащённый. Сидел на лавочке, пока не перестало трясти. Хорошо, моей стерве хватило ума не лезть с комментариями — а то бы не удержался.
Меня не пугают придуманные киношные ужасы. Насколько помню — вообще никогда не пугали, с раннего детства. Потому что нестрашные они. Игрушечные.
Жизнь страшнее.
Привычный повседневный ужас. Вот он. Крупным планом.
Причём ведь — рядом совсем. Руку протяни…
Почему же не замечает никто?
Друзья, родственники, соседи, та же пресловутая ювенальная служба, наконец!
В упор не видят.
Ведь ужас не перестаёт быть ужасом лишь оттого, что привычен и повседневен…
Дома долго стоял под обжигающим душем. Никак не мог согреться, всё колотило. Холод шёл изнутри, его не удавалось прогнать ни горячим чаем, ни струёй воды, доведённой чуть ли не до кипения. Как ни ошпаривай кожу, он оставался внутри. Смотрел на руки. Они покраснели, но не настолько. Чтобы они выглядели так, как у той тётки, нужно держать их в мыльной горячей воде подолгу многие дни подряд. Вспоминал сумрачный и много чего обещающий Дынин взгляд — там, на улице, в подъезде было не до взглядов. Ну да. Понятное дело. Тоже, наверное, не простил бы, если бы ко мне вот так же вломились непрошенно.
Нажил себе нового врага, это понятно.
Если в школе никто не знает про выходки Дыниного батяни (интересно, кстати — а почему не знают? куда смотрит тот же педсовет?!), значит, и моя осведомлённость в этом вопросе вряд ли понравится заинтересованным сторонам. Ну а дальнейшее понятно, по давно и успешно отработанной схеме превентивного запугивания.
Пинки. Словесные угрозы. Намекающие нависания. Мордой об стенку, ботинком по жопе и всё такое прочее.
Он ведь не поверит, что и так никому ничего не скажу.
И уж тем более не буду с ним драться, как бы моя стерва ни настаивала. Перетопчется. После сегодняшнего ведь даже обидеться на него всерьёз не смогу. Какая уж драка.
Так что придётся перетерпеть. Ничего, не впервой. Хотя…
Противно.
Но тоже не страшно.
Страшно — это когда детишки перешагивают через вдупель пьяного папеньку — и продолжают улыбаться.
94-е сутки аренды
Мыслеотчет постояльца
Я никогда не была особо общительным ребёнком, но отлично помню по школе — хороших девчонок вокруг всегда было куда больше, чем хороших парней. Отличных, добрых, красивых девочек, с которыми можно дружить, в которых можно влюбиться. Стервы попадались куда реже, одна на класс, да и то не на каждый, а остальные все как на подбор, добрые, ласковые, нежные, симпатичные, умненькие и с тонкой душевной организацией… Так куда же они все сейчас-то подевались?!
Не сдаюсь.
Попутно пытаюсь потихоньку доказать моему остолопу, что сиськи у женщины — не самое выдающееся достоинство. Выпирающее — может быть и да, но далеко не главное. Стаскала на выставку японской средневековой эротической гравюры — чтобы был повод рассказать про принятые в стране восходящего солнца каноны женской красоты. Ненавязчиво так, словно бы невзначай. На гравюры мой хомячок смотрел вполне одобрительно, над комментариями хихикал, как и ожидалось, но вот проникся ли… Не сдаюсь. Профессионал я или кто, в конце-то концов? Кто ищет, тот всегда, под лежачий камень и всё такое.
Вчера вечером наведалась бабушкина приятельница. Наведалась не просто так, с домашним пирогом и ликёрчиком: прознала о наших математических успехах и упросила подтянуть по математике внучку. Девочка годом младше, математику запустила ещё в начальных классах. Подобный случай я не могла упустить: другая школа, другой район, так что предубеждений в отношении Вовки у нашей подопечной быть не должно. Вот и поработаем с табула раса, идеальный вариант, раз уж с Раечкой не вышло.
Ага, как же!
Размечталась.
Идеальный вариант оказался огненно-рыжей красоткой в буквально лопающемся на вполне себе взрослых формах топике. Размер третий, не меньше! У меня в её годы вообще лифчика не было… Ростом уже с Вовку — даром, что на год младше. Скороспелка, вот же повезло вляпаться! Плюс глазищи — огромные зелёные и наглые, плюс отличные зубы, хоть бы брекеты для приличия, что ли! Плюс мерзкая привычка постоянно улыбаться. Короче, классическая ведьма. И стерва, конечно же. Как же с такой внешностью — да без этого?
Правда, пока ещё не слишком опытная. Но энтузиазма — на троих хватит и ещё останется. И ушлая — моментально просекла в моём лапуле записного подкаблучника и тут же попыталась им повертеть, пустив в ход все свои девичьи штучки, наверняка уже неоднократно срабатывавшие ранее приёмчики обольщения. Хомячок, конечно же, сразу поплыл.
Пришлось обломать. Обоих.
Жаль, конечно.
Девочка вроде сама по себе неплохая. Но — красотка. Но — активная. И ухажёров у такой наверняка целый табун, мой Вованчик ей на один зубок. Так, побаловаться на досуге, для количества и коллекции. Просто чтобы было.
Нет уж.
Костьми лягу, но все математические премудрости в эту тупую рыженькую головёнку вдолблю по ускоренной программе. Неделя-две, как раз за зимние каникулы и управимся. Окончатся каникулы — и прощайте навсегда, Ирина Батьковна, рыжая юная стерва. На других коготочки оттачивайте. А Вованчика всё время репетиторства выматывать буду так, чтобы спал не то что сидя — стоя! на бегу! Чтобы никаких посторонних мыслей даже в проекте! Чтобы ни малейших сил на лишние мечтания! Только душ по-быстренькому — и спатеньки.
Ибо душ и всё к нему прилагающееся — оно для здоровья полезно. А вот лишние мечтания — совершенно наоборот. Потому что рано или поздно такие мечтания всегда сталкиваются с реальностью, как «Титаник» с айсбергом. И тогда мечтания кончаются. И начинается трагедь. А как подобные моему лапуле рохли-хомячки на личные трагедии реагируют — чтобы это понять, психологом быть не надо.
Они их заедают.
Жирненько. Вкусненько. Сладенько.
И — чтобы до боли в перерастянутом желудке, до напрочь подавленного рвотного рефлекса, до диареи, до заворота кишок, до холецистита, ознобного пота и общего отравления организма… И в результате четыре месяца интенсивных ежедневных тренировок — лайке под бублик.
Нет уж.
Перетопчется юная стервочка. Другого кого найдёт. А мне мой балбесик живым и здоровым нужен. И физически, и морально. Зря я его, что ли, по крохам всё это время собирала?
Одно хорошо — вечером дундук отказался от ужина. А на ужин, между прочим, были бабушкины варенички! Трёх сортов! С вишней, грибами и капустой!
Ну, капуста с грибами, положим, ладно, хотя тоже ням ещё какой, но вот с вишней — это вообще сказка, Вовочкина бабуленька умудряется их сотворять просто волшебными, тающими на языке и ласкающими все вкусовые сосочки и пупырышки без исключения… Так что я с трудом подавила собственный голодный вопль и проглотила слюну — нашу общую.
А на следующий день, после школы, Вован попросился в наш цкбэшный спортзал, в секцию боевого самбо. Облегчил, так сказать, мне задачу. Сам. Ну, отвела — что мне, сложно, что ли? Заодно и с тренером поговорила — чтобы не жалел новичка, чтобы сразу по полной программе гонять начал. Энтузиазм необходимо поощрять и всё такое. Жаль, конечно, что энтузиазм этот вызван совершенно неподходящим объектом, но тут уж привередничать не приходится.
С паршивой овцы…
