Она нас в библиотеке подловила. Мой опять физру прогуливал. И правильно — больно уж у Прынца нашего взгляд в последнее врем жалобный, лучше подальше от греха держаться. В буфет мы не пошли — у моего книжка интересная в портфеле обреталась. Бумажная, что характерно. А такое читать удобнее всего, понятное дело, исключительно в библиотеке.
От буфета я его хорошо отучила. Качественно. Приятно вспомнить. Доверчивый он у меня всё-таки, а ребята из лаборатории пошутить любят. Представляю, как они ржали, тот тест печатая. Опасалась, что с фрагментами экскрементов ретас вульгарис перебор выйдет — но ничего, проглотил. В некоторых вещах он совсем ещё ребёнок. А может, и привычная паранойя сработала, хотя в последнее время вроде как он куда более открыт и доступен для общения, чем при нашем первом знакомстве. Короче, неважно что помогло, как в том анекдоте про двух разных художников — подход не важен, важен результат. Если уж всё равно лопает калорийную выпечку — то пусть хотя бы домашнюю, на нормальном масле и из свежих продуктов с оптимальным содержанием ГМО. В буфет-то могут и совсем немодифицированное закупать, им-то плевать на качество, лишь бы дешевле и в норматив укладывалось. Мне тоже по большому счёту пофиг, а Вовану потом всю жизнь с аллергиями мучиться.
И вот, значит, сидим мы в библиотеке, никого не трогаем. Даже примус не починяем. Вникаем в процессы возгонки органических соединений путём изучения "Парфюмера". Не понимаю, почему он до сих пор не внесён в школьную программу старших классов по химии. Хотя бы в качестве рекомендуемой литературы, что ли. Великолепный дидактический материал, всем учителям этого предмета искренне советую. На примере изготовления духов из свежепотрошёных девиц детишки запоминают нюансы органической химии куда быстрее и надёжнее, чем при изучении скучных страниц лабораторных заданий в учебнике, на том же Вованчике проверено.
И тут как раз Агнесса.
Дверью скрипнула, оглядела пустой читальный зал с вечно дремлющей за стойкой старушкой — и шасть к нам за столик. Уселась напротив. Мой дурачок и не заметил даже, так книжкой увлёкся. А я сразу засекла. Уж больно мне её целеустремлённость не понравилась.
Нет, конечно — наш с Вованом столик самый удобный, мы его потому и выбирали. Его от конторки шкаф отгораживает, только от двери и видать. Этакий маленький отдельный кабинетик получается, некая иллюзия уединения. Но зачем ей уединение, если в зале кроме нас вообще никого нет? К тому же Агнесса — и книжка? Не смешите мои тапочки! Значит, что-то ей от нас надо. И судя по хитреньткой улыбочке, которую она безуспешно пытается скрыть, это самое что-то вряд ли имеет отношение к математике.
Посидела, поёрзала, разуваясь и носочек стаскивая, вся собою такая ужасно довольная, хитрая-хитрая и глазками стреляющая — и шмяк своей голой пяточкой да по Вовочкиной ширинке!
Мы не подпрыгнули только потому, что я всё это время настороже была и управление вовремя перехватила. Вовик-то до последнего момента ничего не замечал — у него как раз голая красавица на разделочном столе у героя, с подробным описанием всех прелестей как оной девицы, так и еённого потрошения и разделка на составляющие ингредиенты, животрепещущий, можно сказать, момент! А тут эта дура со своими пятками! Понятное дело, что он малость подрастерялся.
И рефлекторно стиснул бёдра, чем только усугубил эффект, плотненько прижав мягонькую Агнессину ступню куда совсем бы не надо. А эта малолетняя зараза ещё и пальчиками зашевелила-заработала, да шустренько так…
С-ссстерррва!
Подобного издевательства над достоинством моего носителя я терпеть не собиралась. Тем более что Вовочка сразу поплыл, задышал и сделался совершенно непригодным к активному сопротивлению.
Перехватила управление — вместе с наглой ступнёй. Крепко перехватила. Чтобы не вырвались.
Сначала намеревалась заломить Агнессину ногу повыше, чтобы глупая курица со стула чувствительно так навернулась. Жестоко, кто спорит. Но достали, ей-богу! То Сорокина в ухо дышит, то кобылы эти физкультурные чуть ли не групповуху устраивают, а теперь ещё и прямое покусительство, понимаешь!
Но я не учла мягкости Вовочкиных пальцев.
Нежные они у него, совсем не мужские, тренер, помнится, говорил, что надо что-то с этим делать. У меня — и то кожа на ладонях грубее была, даже в юности. А у Вовочки пальцы хоть и стали в последнее время куда сильнее, но пухлые пока ещё, и кожа на них мягонькая, словно на пузичке у новорожденного мышонка. Я такие пальцы у мужчины лишь один раз в жизни встречала.
И был мужчина тот тайским массажистом.
Мастером, кстати, отменным — до сих пор мурашки по всему телу, как вспомню. Впрочем, с такими пальцами и мастерства особого не надо, тело пациента само реагирует на малейшее прикосновение.
Вот и у Агнессы зрачки задышали — сразу же, как только я её ножку Вовочкиными ручками тронула. Хотя я пока ещё и не делаю ничего.
Пока…
Теперь улыбаюсь уже я. Нехорошо так улыбаюсь, глядя прямо в эти дышащие зрачки и перехватывая ступню поудобнее.
Ты, конечно, девочка ушлая. И прожженная. Да и не девочка давно, о чём это я? Привыкла играть во взрослые игры и считаешь себя очень опытной? Но вряд ли ты знаешь, что играть в них можно не только по тем примитивнейшим правилам, где дважды два всегда четыре, а один плюс один — в лучшем случае шестьдесят девять. Арифметику плотской любви ты усвоила на пятёрку и отработала на практических занятиях наверняка не хуже. Но вряд ли ты имеешь хотя бы смутное представление о высшей математике чувственных наслаждений. Так, разве что — самые зачатки алгебры с парой-тройкой полуосознанно отработанных функций-алгоритмов, не более.
Тайский эротический массаж ступней — это, девочка, будет уже тригонометрия.
И я почему-то очень и очень сомневаюсь, что кто-то из твоих прыщавых ухажёров тебе его делал.
Сначала, когда я прошлась щекочущими поглаживаниями по контрольным точкам, вскрывая чувствительные зоны, Агнесса запаниковала и попыталась вырваться. Но я была начеку и держала крепко. Усилила нажим в уже обнаруженных точках — у мизинца и под сводом стопы, классика. Теперь девочке будет не до всяких глупостей.
Ага.
Вот так-то лучше.
Замерла, вцепившись в сиденье стула обеими руками. Улыбка словно приклеенная, в глазах — отчаянная решимость попавшего в плен партизана. Типа держаться до последнего и ни за что не показывать врагу, что что-то там чувствуется. Ну да, ну да, высшая подростковая доблесть — притвориться бревном. Похоже, она наивно полагает, что стоит только немножечко перетерпеть странные ощущения, делая вид, что ничего не происходит — и я поверю и отстану.
Глупышка.
Я ведь ещё и не начала даже.
Усмехнувшись про себя, провожу довольно болезненную разминку. Не для агнессиного удовольствия — чтобы перевести чувствительность уже вычисленных точек на новый уровень. Сбросить с них старую огрубевшую шелуху повседневности и пробудить к жизни дремлющую змею чувственности. Красиво выражаются эти тайцы.
Рискованно — пациентка может успеть опомниться. Но обучавший меня мастер утверждал, что без подобной разминки кайф возможен лишь дольний, до горнего при всём желании не добраться. И несколько раз сравнив результаты на собственных подошвах, я вынуждена была с ним согласиться. Для юной провокаторши я собиралась устроить всё по высшему разряду, чтобы с первого раза осознала и больше не рыпалась. Потому и рискнула.
И не прогадала.
Стоило мне после разминки просто провести ногтем вдоль подушечки её большого пальца, как у Агнессы задышали не только зрачки. Она и сама задышала, заёрзала, краснея и кусая губы. И, наконец, не выдержав, прогнулась на стуле, продолжая держаться за сиденье обеими руками и запрокинув голову, сделала три судорожных вдоха и зажмурилась, напрягшись в ожидании близкого взрыва, совсем готовая.
Э, нет, красавица.
Так быстро кончить я тебе не дам, не надейся.
Хотя в целом реакция отличная. Девочка просто бомба, заводится с полтычка. Я-то опасалась, что придётся потратить кучу сил, доводя её до качественного взрыва, а тут, похоже, понадобится куда больше усилий приложить, чтобы не рвануло раньше времени…
Мне удалось это сделать четыре раза.
Четыре раза я доводила юную нимфоманку почти до самого пика. До слёз ручьём, до полубессвязного беззвучного лепета одними изгрызенными губами: "Нет… нет… не надо… пожалуйста… я больше не буду… ой, мамочки…"
И все четыре раза сумела удержать на самой грани, когда всё её тело, сведённое жёсткой преднаслажденческой судорогой, рвётся туда, за край, рухнуть и раствориться в безудержном и таком близком…
Мастер мог бы мною гордиться.
В пятый раз уже на середине подъёма поняла — больше удержать не получится. Агнесса на грани самой настоящей истерики и готова уже на всё, чтобы получить ту морковку, которой её так долго дразнят. Волосы растрёпаны (и когда успела?), изгрызенные чуть ли не до крови губы опухли, на красных щеках — чёрные потёки патентованной водостойкой туши, в безумных глазах лишь одно — дай! И немедленно! Её давно колотит крупная дрожь, даже стул трясётся. Сил на смущение или гордость уже нет — дрожит, таращит осоловелые и полные слёз глаза, хватает широко раскрытым ртом воздух. Словно рыба на берегу.
Тебе кажется, что вот это и есть высший пик?
Нет, глупышка. Это всего лишь предверие дольнего кайфа. Не больше. Высокая, но всё же только ступенька. Трамплин. И тебя уже на нём подбросило, хотя ты ещё этого и не понимаешь. И летишь ты пока ещё вверх, по нарастающей, стремительно и неудержимо.
А пик будет вот сейчас…
Последние аккорды взрывного финала на мокрых дрожащих клавишах (слышала, что подошвы за сутки выделяют по стакану пота, но вот видеть ранее не приходилось). Последние мастерские штрихи на уже законченном полотне неотвратимо надвигающейся лавины.
Бросаю безвольную и словно бы лишившуюся костей ступню и успеваю, перегнувшись через стол, запечатать мягкой Вовочкиной ладошкой открытый рот Агнессы, так и не выпустив наружу уже почти что родившийся крик. Он бьётся в нашу ладонь пойманной птицей, пытаясь вырваться. Но я держу крепко. Старушка-библиотекарша глуховата, да и привычна к приглушённым хихиканьям-пыхтеньям в этом уединённом углу, но криком может и заинтересоваться.
Агнессе уже всё равно — услышат, не услышат.
Её тело сотрясают сильнейшие конвульсии, голова запрокинута, дыханье прерывисто. Минуты через полторы она перестаёт кричать — я, помнится, продержалась почти вдвое дольше, но я и постарше была. На этом этапе сил на крик уже просто не остаётся. Судороги продолжаются, накатывая по нарастающей. Это нормально. Придерживаю её за плечи, помогая усидеть на стуле. Поглаживаю по рукам, спине, шее. Где гладить — не важно, даже открытая кожа не нужна, сейчас любое прикосновение вызывает череду новых и новых чувственных взрывов, заставляя изнемогающее тело снова и снова корчиться от почти нестерпимого наслаждения.
Горний кайф — штука сильная…
Хорошо, что я верно всё подрасчитала, и когда почти потерявшая сознание Агнесса наконец обмякает на стуле — мокрая, как мышь, истерзанная, как тузиковая грелка и удовлетворённая, как сожравшая страуса кошка — до перемены остаётся ещё десять минут. Сую сиротливо проскучавшего на столике "Парфюмера" в портфель и тактично ухожу, давая Агнессе время придти в себя и маленько там прибраться. И тут вдруг просыпается всё это время благополучно молчавший хомячок:
— Ты и со мной так можешь?
Ничего себе вопросик с утра пораньше. А тон — так и похлеще. Вроде бы нейтральный такой, а на самом деле напряжённый до звона, когда ещё чуть — и сорвётся. Испуганный? Нет, пожалуй, не испуганный даже. Шокированный? Ближе, но не совсем. Спокойствие оголённого провода на триста восемьдесят вольт. Спокойствие психопата с пляшущим в руке пистолетом…
Приходится врать.
— Нет, конечно. Себе не получится. Не тот эффект. Это только другому кому-нибудь можно.
— Ясно, — говорит он нейтрально. И замолкает, не пытаясь перехватить управление..
Ну, это ему кажется, что нейтрально. А я отлично слышу тщательно скрываемое облегчение. И лёгкое разочарование — где-то совсем-совсем глубоко и вряд ли даже самим Вовочкой осознаваемое.
Вот они, типичные современные мужчины! Тут из кожи вон лезешь на страже его интересов — а что в благодарность? Нет, к тому, что спасибо от них ждать бессмысленно, я уже привыкла. Ладно, мы люди не гордые и работаем не за спасибо. Но они даже в собственных желаниях — и то разобраться толком не могут!
Тьфу на них.
132-е сутки аренды
Мыслеотчет хозяина
Женщины — это инопланетяне.
Давно подозревал, а теперь убедился окончательно. У них совершенно нечеловеческая логика, и понять её способны только такие же инопланетяне, как и они сами. Ни одному нормальному человеку подобное не под силу. А если попробует — то свихнётся на раз. Все женщины. Независимо от. Даже мамуля. Мамуля — в первую очередь. Впрочем, отец вроде как не женщина никаким боком, а туда же!
Вот ведь тоже…
Неделю понять не мог, че с родаками такое творится, почему они постоянно между собою шушукаются и мгновенно замолкают при моем появлении, а мамуля еще и глаза заплаканные прячет. Отец глаз не прятал, но смотрел странно. С сомнением этак. Поначалу думал, что это у них на работе че, потому и не лез с расспросами — ну мало ли? Сочтут нужным — сами скажут. А потом смотрю — носки аккуратно разложены. По ящикам. Ну типа всегда их вперемешку пихаю, куда попадется, носки-трусы-футболки — без разницы. А тут лежат аккуратненько так, стопочками, а носки еще и попарно разобраны. Как в детстве. Удобно, конечно. Но почему-то не обрадовало. Ни разу!
Ну правда — что я, маленький, что ли?
А потом пригляделся — и понял, что не только носки. Носки — типа цветочки! И под диваном пыли нет, и модельки на шкафу не так стоят, как их ставил, и комп явно трогали. Про комп сначала на стерву думал, она в нем по утрам че-то свое почти каждый день шуршит, думает, не знаю. Думает, идиот такой. Ага-ага! Да только сейчас она ни при чем оказалась, чувствую — тоже удивлена и слегонца встревожена даже. Она вообще паникерша, из-за любой мелочи шугается. Сперва удивлялся. А потом подумал, что, наверное, это и нормально — для спец-агентов в смысле. Им же всегда приходится быть на оголенном нерве, иначе прозеваешь какой-нибудь пустяк, что-то совсем малозаметное на первый взгляд — и кранты. Она просто так привыкла и не может переключиться в режим нормальной жизни, когда самая страшная опасность — учиненный родаками шмон в моей комнате.
Ну да, шмон. Понятно уже.
Понять бы только — с какого, собственно, перепугу? Ну и еще, конечно, любопытно — нашли ли они то, что пытались найти? И что это такое было, собственно?
Впрочем, что искали — быстро понял. Стерва помогла. Сам-то ничего не делал, раздумывал как реагировать и не стоит ли обиженным прикинуться для профилактики? Не люблю делать что-то, не продумав последствий. А она уже быренько клаву подгребла и в домашнюю сеть юркнула. Пароли расщелкала в полклика, аж обзавидовался — сам на них почти год потратил, чтобы родительский блок обойти, а она вона как. Одно слово — спец. Ну и пошла грузить поисковые странички. По которым родаки последнее время шарились. Молча так, просто грузить, не комментя даже. Да и чего комментить, если и так понятно — все сплошняком про подростковую наркозависимость!
Особенно заценил одну простыню — «25 признаков того, что ваш ребенок так и не перестал употреблять нерекомендованное». Двадцать пять, ага-ага! Ни больше. Ни меньше! А главное — ну как с меня писано, аж умилило! «…у вашего ребенка появились новые приятели и интересы вне дома? Он стал замкнутым и обидчивым или, наоборот, веселым и разговорчивым? Проявляет несвойственную ему ранее активность? Засыпает на ходу? Отказывается от еды, даже от ранее любимых блюд? Стал больше (или меньше) спать (двигаться/пропадать на улице/общаться с друзьями в соц-сетях/играть в онлайн-игры)? Возмущается, если вы неожиданно заходите к нему в комнату ночью или в ванную, когда он принимает душ? Отказывается дать адекватные объяснения странностям своего поведения? Отказывается давать подробный отчет о том куда и зачем собирается пойти? Отказывается при вас раздеваться? Проявляет необоснованную агрессию при мониторинге его почты?..»
