Сейчас бездомными были мы с мистером Шерлоком Холмсом.
— Вот и осиротели мы, Ватсон, — раздалось у меня над ухом. Я вышел из оцепенения, в которое впал от созерцания незавидной судьбы, постигшей дом, который столь долго был неотъемлемой частью нашего с Холмсом бытия.
— Нас не было столько лет, и, вернувшись, мы даже не успели там побывать… — я был не в силах скрыть своей горечи.
— Может, и к лучшему, что не успели, — философски заметил Холмс, и треск пламени в руинах был лучшим подтверждением справедливости его слов. — И потом — говорите за себя, друг мой. Я посетил нашу обитель мимоходом, когда готовил ловушку. Назовём это визитом вежливости. И знаете что, Ватсон? Время там словно остановилось. Все предметы лежали там, где мы их оставили много лет назад. Даже пыли нет. Словно в музее.
— В путеводителе по достопримечательностям Лондона по адресу Бейкер-стрит, 221-б как раз и значится музей Шерлока Холмса, — заметил я.
— Вот как? Не знал, — в голосе моего друга слышалась ирония, отчего его утверждению не хватало убедительности.
— Не поверю, что обязательная в таких случаях медная табличка ускользнула от вашего внимания, друг мой, — улыбнулся я в ответ. — Но, боюсь, Холмс, идиллия музейного покоя навсегда покинула эти стены. Да и от стен-то ровным счётом ничего не осталось…
— Наш старый недруг весьма обстоятелен, сводя личные счёты, — ответил Холмс.
— О да, — отозвался я.
Предыдущей ночью, прочёсывая Гайд-парк вместе с сотней лондонских полицейских и приданной ротой солдат, я улучил минутку и заглянул в пятый из конвертов, врученных мне Холмсом перед стыковкой «Графа Цепеллина» с причальной мачтой. На перфорированной бумаге была небрежно выведена литера «М» из четырёх перекрещенных шпаг.
Мориарти.
Ну разумеется. Иначе и быть не может.
Порой одержимость моего друга своим извечным врагом приводила меня в сильнейшее раздражение — вот как сейчас.
— Холмс, друг мой! Ну с чего вы взяли, что за всем этим стоит наш злой гений? — спросил я как можно более мягко, памятуя о том, что задавать подобные вопросы одержимым следует со всей возможной деликатностью.
— Дорогой мой Ватсон! — улыбнулся знаменитый детектив. — Это настолько очевидно, что не нуждается в доказательствах. Воспользуйтесь в рассуждениях принципом оккамовой бритвы, и у вас просто не будет иных вариантов. Вот, кстати, приближается наша вольномыслящая секретарша — обратимся-ка за помощью в расчётах к её самодвижущейся молчаливой спутнице.
И действительно, по аллее к нам направлялась рыжекудрая мисс Хадсон, за которой, пуская в прохладу лондонского утра колечки дыма, катилась Дороти.
— Доброе утро, мисс Хадсон! — приветствовал её Холмс.
— Мистер Холмс, доктор! Я так рада, что с вами ничего не случилось! — с этими словами наша секретарша, никогда прежде ни разу не уличенная в излишней сентиментальности, бросилась на шею великому сыщику, а следом — и мне.
— Анна-Вероника, милая… — чувствуя, как щекочет мне ноздри терпкий запах духов, я осторожно похлопывал её по спине живой рукой. — Ну-ну, полноте… Всё обошлось.
Высвободившись из объятий, она в одно движение утёрла с глаз слёзы, противоречащие строгому образу суфражистки и эмансипэ, и поправила растрепавшуюся причёску.
— Ирен, — сказала мисс Хадсон, не сводя глаз с Холмса, который в ответ лишь иронично приподнял левую бровь. Мисс Хадсон расправила плечи и перевела взгляд на меня. — С сегодняшнего дня — Ирен.
— Но… — я замялся.
— Всё в полном порядке, Ватсон. Попытка провокации не удалась, — отозвался мой друг с изрядной долей флегмы. — Многое в моей жизни было связано с женщиной, носившей когда-то такое имя, однако время милосердно лишает нас памяти и остроты восприятия. Так что можете называть себя как угодно — лишь бы при этом вы оставались собой.
Мне показалось, что мисс Хадсон слегка опешила — во всяком случае, если она и ожидала реакции на своё провокационное заявление, то отнюдь не такой. Воспользовавшись её замешательством, Холмс тут же перехватил инициативу.
— Готовы ли те расчёты, о которых я вас вчера просил, мисс Хадсон?
— Да, мистер Холмс.
— И вы скормили Дороти все —
абсолютно все — данные, о которых я просил?
Мисс Хадсон зарделась было, но ответила утвердительно.
— И каков вердикт нашего механистического эксперта? — Холмс изобразил живейший интерес.
Мисс Хадсон протянула ему рулон перфоленты. Холмс порывисто схватил ленту и спустя полминуты был опутан её витками настолько, что стал похож на центральную фигуру скульптурной композиции работы Агесандра Родосского.
— Ага! — вскричал он наконец. — Вот, посмотрите, Ватсон!
Дыры в перфоленте складывались в слова, понятные для человека сведущего.
«Провокация со стороны преступной группы промышленников и финансистов».
«Новая мировая война».
«Угроза инопланетного вторжения».
И всё.
Я с недоумением посмотрел на моего гениального друга.
— Не понимаю, чему вы радуетесь, Холмс. Дороти выдала совершенно пессимистическую экстраполяцию данных. Прогноз весьма неутешителен.
— Помните, я обещал вам доказать превосходство человеческого интеллекта над машинной логикой? — ответил Холмс. — Вот оно! Машина склонна к обобщению, пусть прогноз её в целом и правилен! Но дьявол, дьявол-то в деталях, Ватсон, дружище! Детали же я предоставил вам задолго до того, как события, свидетелями и участниками которых мы стали в последние сутки, начали оказывать своё влияние на мировую историю! Откройте же последние конверты, ну же, скорее!
Я вскрыл конверты с цифрами 6 и 7. «Война», гласила надпись из конверта под номером шесть. «Вторжение с Марса», было написано в последнем конверте.
Удивляться у меня уже не было сил.
— Браво, Холмс, — вяло отозвался я. — Но я так и не понимаю вашей одержимости нашим покойным недругом. На чём основана ваша уверенность в том, что за всей этой путаной интригой стоит именно он?
— Помните ту заметку о ритуальном убийстве в Ричмонде, столь ужаснувшую нашу очаровательную мисс Хадсон? — спросил Холмс. — Видите, она и сейчас изменилась в лице. Кем приходился вам покойный, Ирен? Ответьте сами, пусть доктор услышит это от вас. Я знаю и так.
Мисс Хадсон молчала, закусив губу. Потом, решившись, извлекла из-за лифа строгого платья медальон и со щелчком раскрыла его.
Со старой дагерротипии на меня взглянули два лица, мужское и женское. Мужчину я видел впервые в жизни. Женское лицо рождало какие-то ассоциации, но я никак не мог ухватить сути.
— Ватсон, я помогу вашему усталому мозгу, — смилостивился наконец Холмс. — Женщина на фото — мать юной мисс Хадсон и дочь нашей почтенной домашней хозяйки с Бейкер-стрит.
— Действительно! — вскричал я, хлопнув себя по лбу — к счастью, левой ладонью. — И как я мог не заметить сходства?!
— Бывает, доктор, и с годами всё чаще. Даже я не тот, что прежде. Мне тоже понадобилось больше времени, чтобы во всём разобраться. Пришлось навести кое-какие справки, но теперь всё становится понятным. Мужчина на даггерографии…
— Мой отец, — чуть слышно сказала мисс Хадсон. Собравшись с духом, она продолжала: — Он пропал до моего рождения. Брак между моими родителями заключён не был, и мать ничего не получила по наследству. Считалось, что он попросту бросил нас и сбежал. Годы спустя суд признал его мёртвым, но все вокруг были уверены, что он не захотел связать себя узами брака… Только моя мама так до конца жизни и не поверила в это. Она знала, что он не мог просто сбежать, они ведь любили друг друга… Мама не верила, что отец мог бросить нас! Она считала, что с ним случилось нечто ужасное — и оказалась совершенно права! Пусть и прошло столько лет, прежде чем обнаружились доказательства её правоты.
— Страшные доказательства, — заметил Холмс. — И потом… Вы помните, Ватсон, чем, по словам его знакомых, занимался этот несчастный?
— Изучал природу пространственно-временного континуума, если я верно запомнил?
— Отчасти, — кивнул Холмс. — Он путешествовал по Времени.
— Это решительно невозможно! — возмутился я. — Это… это антинаучно, в конце концов!
— Он так не считал. Безумство храбрых… Не прольёте ли свет на обстоятельства его исчезновения, мисс Хадсон? Наверняка ваша покойная ныне матушка немало рассказывала об этом, учитывая то, какие чувства она испытывала к отцу своего ребёнка?
Мисс Хадсон кивнула.
— Я часто слышала эту историю в детстве. Позже мама рассказывала её всё реже. Она словно смирилась с потерей. Отец… — ей явно с трудом далось это слово, — испытывал тогда значительные денежные затруднения. Его эксперименты и вложения в оборудование для них сильно подорвали наше благополучие, он оказался на грани разорения. Но тут появился некий человек, заинтересовавшийся исследованиями отца и субсидировавший его проект. Отец был на подъёме, он искренне радовался, что его жизнь налаживается. Сделал маме предложение, и она его приняла. Но после серии экспериментов он вдруг исчез, и мы долгое время считали, что исчез навсегда. А потом эта заметка в газете…
И мисс Хадсон разрыдалась. Успокоив её со всем возможным тщанием, мы вернулись к разговору.
— Ваша покойная матушка не упоминала, кем был человек, финансировавший работы вашего отца? Как он выглядел, чем занимался? — спросил Холмс.
— Она видела его лишь однажды и мельком, — мисс Хадсон промокнула слёзы кружевным платочком. — Высокий, очень сутулый человек, весьма немногословный и скрытный.
Я с восхищением взглянул на своего друга.
— Вот вам и ответ на ваш вопрос о моей одержимости, Ватсон. Я одержим этим злым гением лишь потому, что чувствую его влияние на события, происходящие в мире. Потому что он жив, доктор! Отец мисс Хадсон, этот доверчивый бедняга, наградой которому стали лишь смерть, безвестность и горе близких, помог профессору исчезнуть из нашего времени и в один миг оказаться в будущем! За четверть века, через которую Мориарти перескочил в мгновение ока, его криминальный капитал, рассеянный по сотням счётов в банках всего мира, многократно увеличился, и теперь он располагает гигантским состоянием, которое развязывает ему руки в любых грязных махинациях. Деньги дают ему исключительную свободу — он уже способствует постепенному нагнетанию напряжения не только международного, но и межпланетного. Его стараниями отношения между обитаемыми мирами в последнее время серьёзно ухудшились. Воспользовавшись информацией о переговорах между нашим монархом и марсианской элитой, он заполучил в свои нечистые руки новейшие технологии инопланетян, а теперь пользуется ими для того, чтобы спровоцировать сверхдержавы на новую мировую — а возможно, и межпланетную войну! Вы заметили под слоем грязи на том поверженном трёхногом голиафе, которого сегодня поутру подняли из пруда в Гайд-парке, намалеванную свастику? Как по-вашему, какова была бы реакция Великобритании на террор, чинимый в столице новейшим марсианским треножником с символикой Кайзеррайха на нём, если бы не наше участие в этом деле, Ватсон? Ответ один — война! Война, выгодная одному только человеку — профессору Мориарти, который преодолел время, чтобы её развязать!
— Но зачем? — Моё недоумение было совершенно искренним.
— Власть, деньги, нажива, личные амбиции… Да мало ли может тому быть причин? Наверняка ответ известен лишь одному человеку на свете — самому профессору. Но мы обязательно спросим его об этом, когда наконец поймаем. Именно он управлял треножником, Ватсон, тут и сомнений быть не может. И пусть ему удалось на сей раз ускользнуть в бездонное чрево лондонской канализации — где, кстати, ему самое место — но мы таки выведем его на чистую воду, Ватсон! Раньше или позже — но выведем.
Я лишь вздохнул.
Когда заря заиграла всеми оттенками розового на гранях фуллеровских куполов лондонской Кровли, тишину утра разорвал треск двигателя моноциклета. Курьер в цветах королевского дома, лихо откозыряв моему другу, вручил ему украшенный лентами и гербовыми печатями солидный пакет и, убедившись, что Холмс тут же ознакомился с содержанием вложенного в него письма, укатил прочь. В ответ на наш с мисс Хадсон незаданный вопрос великий сыщик лишь устало улыбнулся.
— Земельный надел в Эссексе и рыцарский титул. Так выражается монаршая признательность, Ватсон, — голос Холмса был полон иронических ноток.
— Сэр Шерлок? — Я покатал на языке непривычный — пока непривычный —для слуха титул. — А что, по-моему, звучит весьма неплохо, Холмс. С положенной по возрасту и заслугам солидностью.
— Пожалуй, — нехотя согласился мой друг. — А это, если мне не изменяет дедукция, благодарность от королевы.
С этими словами он указал на что-то за моей спиной. Я обернулся, и позвоночник отозвался привычно прострелившей поясницу болью — фантомной, конечно, но от этого ничуть не менее неприятной.
Над курившимися дымком развалинами, бывшими ещё совсем недавно домом номер 221-б по улице Бейкер-стрит, из-за сверкающей в лучах восходящего солнца Кровли поднимался изящных очертаний дирижабль класса воздушной яхты. Приблизившись к нам, судно снизилось и заслонило небо. Из раскрывшегося люка скатился трап, по которому на землю резво спустился подтянутый офицер в отутюженной парадной форме со знаками различия капитана Воздушного Флота Империи.
— Капитан Коул, Воздушный Флот Его Величества, — отрекомендовался он. — Её Величество королева Мария просит принять этот скромный дар в знак признания ваших заслуг перед Британской короной и Её августейшего к вам расположения, мистер Холмс, сэр. Добро пожаловать на борт, леди и джентльмены!
Холмс устало поднялся со скамьи.
— Ну вот и наш новый дом, Ватсон. Мисс Хадсон, принимайте дела. Дороти… Найдите для неё подходящий угол, капитан. Нас ждут великие дела, друзья мои. Отправляемся немедленно!
— Пункт назначения, мистер Холмс? — подобрался капитан.
— Помните тот таинственный дирижабль со звёздами на бортах, Ватсон? И аэропил, вооружённый гиперболоидом, разработкой одного гениального безумца русского происхождения? Я полагаю, наш путь лежит в Россию, капитан Коул.
— Россия? — переспросил капитан. — Это туда, где зима круглый год, казаки, цыгане и медведи?
— Именно, — ответил Шерлок Холмс. — В Россию. И, надеюсь, на вашем корабле найдётся скрипка?
С этими словами великий детектив ступил на трап дирижабля, которому отныне суждено было стать нашим новым домом.
Нам же только и оставалось, что последовать за ним.
— Холмс! — окликнул я. Сыщик выглянул из люка и вопросительно уставился на меня. — Одного не могу понять — как вы всё так просчитали с этим пари?! Столько неизвестных…
— Мой милый Ватсон! — ответил Холмс. — Вы стали жертвой небольшого мошенничества с моей стороны. Признаюсь в этом сразу. Несомненно, в ходе нашего расследования очерёдность получения нами ответов могла быть совершенно произвольной — кроме первых пунктов, потому что треножник я угадал даже под шатром ещё с борта «Цеппелина», и оттуда же разглядел, что оранжерея разбита — отсюда и догадка о триффиде. Но фортуна была на моей стороне, и все остальные пункты открывались нами в нужном порядке.
— А если бы ход расследования изменился? — спросил я.
— Тогда бы я командовал открывать конверты в иной, но именно нужной мне очерёдности, и вы всё равно восхищались бы моей проницательностью и дедукцией, друг мой! — ответил великий сыщик Шерлок Холмс. — Обожаю это ваше изумлённое выражение лица, Ватсон. Ничего не смог с собой поделать, слишком уж велико было искушение. Простите меня, друг мой. А теперь — милости прошу в салон на рюмочку шерри и сигару. Здесь можно курить, представляете, доктор? Боже, храни королеву!
