Часть четвертая
ПОД СВЕТОМ РАМПЫ
ЛИТЕРАТУРНАЯ МИСТИФИКАЦИЯ
Денис Скорбилин
КРЕПКИЙ АНГЛИЙСКИЙ ЛУК
ЗА АВТОРСТВОМ ЖАКОМА ДЕ ГРИЕ
ДОПОЛНЕННОЕ ИЗДАНИЕ С КОММЕНТАРИЯМИ КРИТИКА ИАКОВА ГРАДУСА [1]
ЭРОТИЧЕСКАЯ ПЬЕСА ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ [2]В ТРЁХ ЧАСТЯХ
Имя моё не нуждается в дополнительном представлении, поскольку мир давно склонился к ногам Иакова Градуса. Шучу, шучу, конечно. Я всего лишь дряхлый обаятельный зануда, который всегда готов угостить печеньем какого-нибудь славного мальчугана. И пусть мир до сих пор притворяется, что не замечает слона моего таланта в своей литературной гостиной, плевать! В каком-то смысле мир уже давно ужался до размеров моей гостиной, а уж у себя-то дома я однозначно знаменит.]
[2 Эротический спектакль для взрослых
Хотя в мировой литературе эта пьеса считается классикой сценической порнографии и робким ростком постмодерна, пробившимся сквозь рассохшиеся доски сцены, я взялся за издание «Лука» по совершенно иной причине. Дети! Нашим нежным цветочкам жизни так не хватает хорошей литературы! Именно эта пьеса являет нам пример того, какой должна быть детская литература во всем её многообразии и великолепии. И, конечно же, с высоты своего авторитета я рекомендую — нет, настаиваю — ставить «Крепкий английский лук» в ТЮЗах всей страны. С некоторыми, впрочем, разумными поправками [3].]
[3 С некоторыми, впрочем, разумными поправками
Вместо ТЮЗа можно использовать Дом культуры или актовый зал обычной средней школы. В крайнем случае подойдёт барак, укреплённый подвал или, на худой конец, вульгарное бомбоубежище.]
В ролях:
Жан ле Шейд: Французский рыцарь. Невинный цветок юности на полях сражений.
Тальесин из Кантрева: Английский лучник, чьи слава и запах идут впереди него.
Гильом де Лаваль: Французский рыцарь, опытен, вынослив и гибок.
Сеньор де Сартон: Французский дворянин. Немолод, седовлас, но всё ещё ого-го.
Одноглазый Джон: командир отряда валлийских стрелков. Такой же славный воин, как и Тальесин, но уже без глаза.
Кинбот: Безумный похотливый отшельник-философ.
Лошпир: Говорящий разумный конь-вампир.
Жанна Д'Арк: Путешественница во времени, женщина.
А также валлийские лучники, французские рыцари, дельфин, дроид и суровый немецкий киборг (в пьесе не появляется).
АКТ I
Поле битвы при Креси (26 августа 1346 года, северная Франция), сплошь усеянное трупами. Большинство убитых одеты в латы, из которых торчат стрелы — это лежат французские рыцари, попавшие под огонь валлийских лучников. По полю бродит юный рыцарь Жан ле Шейд. Он хорош собою, высок и статен.
Жан ле Шейд, рыцарь:
Всё кончено, оставлено Креси.
Английский пёс смеётся вслед: merci.
Я потерял дорогу среди тел.
О, Франция, как горек твой удел!
На сцену выходит валлийский лучник Тальесин из Кантрева. Он кривоног, одет в грязные лохмотья, на которых с трудом можно рассмотреть английский красный крест, босоног. В руках несёт огромного размера лук.
Тальесин из Кантрева:
В желудке градус, жжение в паху —
Я гордый фримен, бросивший соху!
Сейчас тебе, во славу Эдуарда,
Вгоню стрелу прямёхонько в кокарду!
Стреляет из лука, ле Шейд падает. Он тяжело ранен.
Жан ле Шейд, раненный:
Я словно свиристель убитый влёт
Стрелой валлийской. И её полёт
Пронзил стальной доспех. И заодно
Поставил крест на рыцарях. Хитро —
Раздать крестьянам палки с тетивой
И познакомить с тисовой стрелой.
Коль сотня лупит, словно в белый свет,
Хотя б одна, да передаст привет![4]
Но не беда: валлиец любит злато.
Ступай сюда, моя семья богата[5]!
[4 Хотя б одна, да передаст привет!
В представлении масс ростовый английский лук был чуть ли не снайперской винтовкой того времени, чему немало поспособствовали легенды о Робин Гуде и других метких стрелках. В действительности это, скорее, средневековый аналог пистолета. Всадить стрелу в «яблочко» можно было с метров сорока, в наилучшем случае — с сотни. Учитывая, что тогдашние лучники действительно походили на одиозного Тальесина (см. также примечание №15), я бы не преувеличивал их достоинства. Тем не менее, когда десять тысяч человек стреляют навесом со скоростью десять стрел в минуту, выдающаяся меткость и не нужна. Всё живое на расстоянии нескольких сотен метров автоматически превращается в ежа. И да, крепкий английский лук с прикреплённым к нему вонючим валлийцем — подлинное оружие массового поражения XIV века (см. также примечание №9).]
[5 Ступай сюда, моя семья богата!
В XIV веке нравы смягчились и богатых пленников чаще обменивали и продавали, чем мучили и казнили. В каком-то смысле рыцарство достигло стадии постмодернизма, когда погибнуть на поле боя стало трудно из-за крепости лат, а плен сулил лишь временные неприятности и скорое освобождение за соответствующее вознаграждение. Размер которого, между прочим, зависел и от умения пленённого торговаться. К тому же рыцаря могли отпустить в долг под честное слово. Так постепенно война превратилась в зарегулированную правилами весёлую мужскую игру. Увы, за каждым циклом постмодерна начинается новая эпоха всеобщего отрезвления. Бойня при Креси это именно такое отрезвление, поскольку именно там многие рыцари узнали о том, что всё-таки смертны. И, разумеется, это знание пришло к ним слишком поздно, чтобы можно было что-то изменить.]
Тальесин из Кантрева:
Смотрите, лягушатник-то живой!
Сулит деньгу и просится домой.
Но тщетно всё, не надо мне монет.
Давай-ка, милый, сделай мне minette![6]
[6 Давай-ка, милый, сделай мне minette!
При всей моей эстетической неприязни к Тальесину, в этом месте сей муж показывает себя с наилучшей стороны. Подумайте только, человек добровольно отказался от выгодной сделки ради искреннего порыва чувств! Представьте, что сын богатых родителей бросил престижный университет, чтобы устроить кукольный театр со своим немытым шаловливым дружком из рабочих кварталов. Чувствуете масштаб поступка? Чувствуете?!]
Жан ле Шейд, в ужасе:
Что?!
Тальесин из Кантрева:
А как ты думал, морда лягушачья?
Твой день настал, сегодня твой палач я!
Страшнее злобных демонов и дэвов.
Меня зовут Тальесин из Кантрева[7]!
[7 Меня зовут Тальесин из Кантрева
Строго говоря, никакого городка Кантрева в истории Англии не существовало. Кантрев — это название административной единицы средневекового Уэльса и означает «небольшой город». Но контекст, в котором автор пьесы употребляет это слово, ведёт нас к совершенно иному, порочному значению, обозначающему одно из самых таинственных и ужасающих мест человеческого (женского) тела.]
Тальесин бросается на ле Шейда и содомирует его[8]
Жан ле Шейд, погибая:
Не-е-ет!
Предвосхищая реакцию благочестивой части публики, сразу расставлю всё по местам. Разумеется, в детской постановке не нужно никого содомировать. Пусть у маленького Тальесина свисает с пояса длинная морковка. Она будет символизировать одновременно и длинный кинжал-мизерикорд, которым добивали тяжелораненых рыцарей, и гигантский победоносный фаллос английского лучника. Конечно, это должен быть не грязный корнеплод с грядки, а чистая и непорочная морковочка из супермаркета. И пусть малыш несколько раз ткнёт ею в лежащего Жана. Кому, спрашивается, станет от этого плохо?]
На шум на сцену въезжают немолодой и седовласый французский дворянин Сеньор де Сартон и рыцарь Гильом де Лаваль. Поймав Тальесина без штанов, они легко обезоруживают англичанина.
Сеньор де Сартон, держа в руках английский лук:
Вот мы и встретились, оружие победы![9]
Когда бы нагадали мне, что беды
Нам принесёт сия простая палка —
Я приказал бы высечь ту гадалку!
[9 Вот мы и встретились, оружие победы!
Чуть более, чем сто лет спустя, при Кастийоне, французы взяли оглушительный реванш, наголову разгромив англичан с помощью полевой артиллерии. Так пушки стали новым оружием победы, которое с годами совершенствовалось и улучшалось, принося ратную славу полководцам. Что и говорить, во все времена военные получали лучшие игрушки. Пока, наконец, не выпросили у мироздания атомные бомбы и межконтинентальные ракеты. Боюсь, следующим оружием победы снова будет английский ростовый лук. Ну, или какая-нибудь прочная дубинка.]
Гильом де Лаваль:
Английский лук упруг, вопросов нет.
Но в драке они слабы tête à tête!
Сеньор де Сартон:
Ты прав, Гильом. Валлийские отбросы
Чужды и доблести, и чести. Будто осы
Они нас ранят тучей острых жал.
Оба хором:
Так отомстит тебе мясной кинжал![10]
[10 Так отомстит тебе мясной кинжал!
Очень сильный момент, подлинное торжество мужского духа и несомненный поэтический триумф автора. Представьте, как два девятилетних карапуза в коротких штанишках обступают пойманного врага и триумфально вскидывают морковки! Как горят страстью их озорные глаза! Какая обречённость и затаённое предвкушение проступают на лице Тальесина! Это нужно ставить везде, везде, везде!]
Оба рыцаря насилуют Тальесина. На шум из-за кустов выходит десяток валлийских лучников[11]. Один из них, Одноглазый Джон, делает шаг вперёд:
Одноглазый Джон:
Английский лук и крепок, и упруг.
Как чувствуешь себя, французский друг?
Десять лучников валят обоих рыцарей на землю и содомируют. Занавес.
АНТРАКТ
[11 …десяток валлийских лучников
Вокруг битвы при Креси наверчено чудовищное количество домыслов и вранья. Доподлинно известно лишь о том, что это была битва между англичанами и французами (многочисленные союзники не в счёт). Французов было больше, но победили англичане. Всё! Пытаясь углубиться в скучные подробности вроде точного соотношения войск, мы получаем наборы фантастических цифр, сильно зависящие от того, чьей стороне симпатизировал тот или иной историк. Возможно, во французской армии состояло двадцать тысяч человек. А возможно и сто тысяч — если верить безумному Фруассару. А сколько погибло англичан? Официальные английские источники утверждают, что несколько сотен, что тоже смешно. По сути, мы знаем о битве при Креси ровно столько, сколько вообще знаем о войнах: две армии сошлись в жестокой битве, одна проиграла, а историю об этом написали победители.]
АКТ II
Тёмный лес. По узкой дорожке медленно едет всадник. Это безумный похотливый отшельник Кинбот[12], который отправился на поиски поживы для чресел и пищи для ума. Кинбот едет верхом на разумном коне-вампире Лошпире.
Кинбот:
Взгляни сюда, мой милый друг, Лошпир,
Мир сдвинулся, сошёл с ума наш мир![13]
Уж позаброшены короткие штанишки —
Дубовый меч примерили мальчишки
[12 …безумный похотливый отшельник Кинбот
Не знаю, зачем автору понадобилось давать своим героям имена из классического произведения, но я чувствую себя очень неловко, поскольку пишу комментарии к стихотворению, что странным образом перекликается с литературной родиной Кинбота и других отблесков пламени. Неужели автор скабрезных стишков предчувствовал, что годы спустя «Крепкий английский лук» отыщет собственного безумца, который замкнёт круг, написав комментарии? Жутко. Впрочем, до всего этого мистицизма уже никому нет дела — других забот хватает.]
[13 Мир сдвинулся, сошёл с ума наш мир!
Хотелось бы знать, относительно чего наш мир сдвинулся? Весь мой жизненный опыт (см. примечание №14 и дальше) показывает, что мир с самого начала равномерно и поступательно двигался к трагическому финалу.]
Лошпир:
К дубовому мечу — в подарок гроб
А сказку на ночь прочитает поп.[14]
Кинбот:
И где теперь герой, и где почёт?
Уж сброшен с пьедестала Ланселот.
К чему один, когда есть миллион?
Сейчас в цене огромный батальон![15]
Лошпир, обнажая огромные острые клыки:
Я маленький конёк, и мир мой мал.
О людях думать я давно устал.
И так скажу: мой ясен интерес.
Сколько подохнет — столько лошадь съест.[16]
[14 А сказку на ночь прочитает поп
Немного наивный взгляд на вещи, как раз в духе XIV века. Масштаб поражения французской армии под Креси не оставил большинству погибших ни малейших надежд на отпевание. Знатные вельможи ещё могли получить причитающийся им сервис, куда входило погребение либо отправка тела семье. Но кости генуэзских арбалетчиков и чешских латников наверняка стали волчьей добычей. Да что там говорить — когда война без спросу пришла в моё собственное детство, трупы с улиц убирали только в первые дни. А потом всем как-то стало не до того. Вообще удивительно, как быстро человеческое общество распадается на атомы.]
[15 Сейчас в цене огромный батальон!
В этом смысле именно Тальесин из Кантрева (автор почему-то ставит ударение на втором слоге) — подлинный герой эпохи. И пусть вас не отпугивает его ужасный внешний вид и привычки. Во-первых, я уже писал (см. примечание № 6), что Тальесин, по крайней мере, человек страсти и уже этим лучше постыдных тыловых мещан. А, во-вторых, поверьте моему опыту: таких вот Тальесинов пруд пруди в любой армии. Потому что подготовить тысячу опытных воинов с рыцарским кодексом чести ещё реально, а вот поставить миллион благородных мужей под ружьё — нет. Есть и «в-третьих»: после войны уцелевшие валлийские лучники вернулись домой, где получили статус «фрименов», то есть, свободных людей. Им не нужно было платить налог за разведение скота, они могли передавать статус по наследству — по меркам того времени, это и были по-настоящему свободные люди. Причем свободу они добыли в бою, щедро оплатив кровью будущее своих детей. Всё ещё хотите пошутить про лобковых вшей и гнилые зубы? ]
[16 Сколько подохнет — столько лошадь съест
В детстве и позже, во время вояжа в Африку, я много раз видел собак, погибших на полях боя от переедания (что вновь возвращает нас к примечанию №14). Тех же диких животных, что были умерены в рационе, мы без жалости отстреливали сами — нельзя приучать зверей к человечине. Поэтому перспективы Лошпира представляются мне в мрачных тонах.]
Кинбот:
Противный конь, подумай же о том,
Что будет с человечеством потом.
Осядет пыль сражений — и привет!
Кругом затишье; никого уж нет.[17]
И петь не будут парни при луне.
Гореть не будут в сладостном огне[18]
Сердца и губы. Вся погибнет рать.
Кого же ты, коняга, станешь жрать?
Лошпир:
К такому повороту я готов.
Людей не станет — буду есть котов.[19]
[17 Кругом затишье; никого уж нет
Рассказы о средневековой жестокости поражают. Защитники города запросто могли выгнать за ворота «лишних» людей — женщин, детей, стариков. Судьба этих несчастных была ужасной, ведь осадившая крепость армия рассматривала изгнанников как часть законной добычи и тоже относилась к ним без жалости. Ну а затем к рампе выбежал артиллерист и многомесячные осады сменились короткой, но яростной артподготовкой. Теперь людей уже никто не выгонял — им милостиво позволялось умереть в подвале собственного дома. Со временем, это даже стало частью оборонительной стратегии. Артиллерия атакующей армии стреляет, обороняющаяся армия выкладывает на YouTube шокирующие видеоролики разрушений. Если атакующие стреляют мало, можно самим шарахнуть по очереди за продуктами, заблаговременно пригнав туда человека с камерой. О чём это я? Ах да, о средневековой жестокости…]
[18 Гореть не будут в сладостном огне
Так уж вышло, что с огнём страсти к другому человеку я познакомился и после того, как увидел горящих в обычном огне, и после того, как угрюмый фермер преподал перепуганному мальчонке-сироте техническую сторону страсти. Однако смею заверить, что некоторые вещи невозможно приобрести, с ними можно только родиться. И ещё в детском саду, задолго до грубых крестьянских рук, я чувствовал, как внутри меня зреет что-то удивительное и восхитительно-запретное. И я очень рад, что смог пронести в себе порочное семя через все ужасы войны, вырастив из него дивный цветок зла. Les Fleurs du Mal, если вы понимаете, о чём я.]
[19 Людей не станет — буду есть котов
Неплохое решение, если перед готовкой очистить тушку от жира. Кошачий жир по вкусу напоминает мыло, к тому же сильно горчит — есть такое можно только с сильной голодухи и то может вывернуть по первому разу. А вот если жир перед готовкой удалить, получится неплохое жаркое, чем-то похожее на кролика. Ешь, вспоминаешь каким пушистым был этот красавец ещё недавно, и плачешь, плачешь, плачешь. А потом привыкаешь и просто ешь.]
Кинбот верхом на Лошпире выезжают на поле битвы, где видят гору погибших при Креси. Посреди трупов английские лучники насилуют почтенного сеньора де Сартона и Гийома де Лаваля. Кинбот бросается к телу погибшего от ран и позора Жана ле Шейда и покрывает его поцелуями[20]
Кинбот:
О, юноша, как жаль, что ты убит![21]
На поле жизни ставит смерть гамбит!
Лошпир, монотонно и с плохо скрываемым вожделением:
Зацвёл на поле брани маков цвет.[22]
Здесь свалено еды на много лет!
Наемся досыта, а после лягу спать —
Потом проснусь и буду жрать опять![24]
Кинбот, обнимая мёртвого ле Шейда:
Война пришла в уютный наш Содом
И всё перевернула кверху дном!
[20 …и покрывает его поцелуями
Самая пронзительная сцена. На этом месте я бы на месте автора поставил точку. Только представьте, как малыш-Кинбот неловко и угловато прижимает к груди бездыханного Ле Шейда, стесняясь сидящей в зрительном зале мамы и, особенно, строгого бородатого отца, похожего на Распутина. Свет софитов. Лепестки роз. Занавес. Увы, за вторым актом неизбежно наступает третий, и уже ничего нельзя изменить и ничего нельзя исправить.]
[21 О, юноша, как жаль, что ты убит!
Дорогой читатель может решить, что я предвзято отношусь к дочерям Евы, но это не так. То, что мужчина удачно прошмыгнул мимо сетей, сплетённых из золотых колец, ещё не делает его сварливым старикашкой. Давайте считать, что мне просто повезло. И, конечно, я много лет пытался найти маму, пока не убедился в полной тщете поисков. Оно и понятно — когда город непрерывно обстреливают, с тобой может произойти всё, что угодно. И тут у детей есть серьёзное преимущество перед взрослыми. Когда я, прождав маму три дня и вконец оголодав, решил бежать с таким же одиноким Шуркой к его бабушке в деревню, осколки так и свистели над головой. Но не ниже, поэтому я выбрался из каменных джунглей целым и невредимым. Жаль, что пули менее благородны, и одна из них нашла Шурку несмотря на то, что он был ниже меня аж на два пальца. Наверное, мне и тогда повезло, если не считать того, что я остался один в глуши, не имея ни малейшего представления о том, куда идти. Но затем мне встретился тот самый роковой фермер и, в конечном итоге, всё закончилось хорошо. И вообще я очень счастливый человек, раз пишу эти строки. Что, кстати, крепко роднит меня с каждым из сегодняшних читателей.]
[22 Зацвёл на поле брани маков цвет
Люди одержимы историей. Вместо того, чтобы обсудить икры какого-нибудь проказника с теннисного корта, взрослые мужи пережёвывают кровавые события минувшего. Им очень важно понять, кто же был прав, а кто виноват, и как всего этого можно было избежать[23]. Как человек, в жизни которого случилось слишком много исторических событий, замечу: для забившегося под разбитый рейсовый автобус ребёнка нет никакой разницы, чьи мины разрываются в двух шагах. И уж тем более это не важно для того, кто навсегда остался за баранкой этого автобуса. Врать не буду, после войны я с огромным удовольствием смотрел по телевизору открытые процессы над теми, кого назначили виновными. Но телевизор стоял в гостиной моей приёмной семьи, потому что некоторых вещей не вернёшь никаким трибуналом.]
[23 …и как всего этого можно было избежать
Никак. Никак нельзя этого избежать.]
[24 Потом проснусь и буду жрать опять!
Я уже упоминал, что повидал мир? Однажды дружба с сорванцом из Иностранного легиона занесла меня в международную волонтёрскую организацию. Мы поехали раздавать продукты в Африку, где фанатичное религиозное мракобесие схватилось с тотальным воровством и коррупцией. Знаете пословицу о жабе и гадюке? Вот это оно и было. Даже в детстве не голодал так, как в волонтёрский год. Еды не хватало, а беженцев становилось всё больше и больше. И как не отдать последний кусок маленькому ребёнку, который даже не просит — просто молча смотрит на тебя и медленно умирает от истощения? А девочке-подростку, притом беременной? Я отдавал и последний кусок, и предпоследний. А ещё жажда… Нет ничего хуже жажды, мои маленькие друзья. Ничего. К слову, именно там я понял, что одержимые историей люди просто не понимают, что участники исторических событий не делятся на плохих и хороших, красных и белых, белых и чёрных. Они делятся на людей с оружием, и людей без оружия. Безусловно, человек с автоматом может быть как своим так и чужим, и своих людей с ружьём я боготворил, а чужих ненавидел. Но фундаментальный раздел проходит всё-таки по винтовке. И несмотря на присущее мне миролюбие, в Африке я понял, что больше никогда в жизни не буду человеком без ружья.]
Лошпир, поедая труп ближайшего латника
и теряя рассудок от кровавого изобилия:
Мммм-ммммм[25]
Кинбот:
Прекрасный юноша, твой жезл уже поник.
Жаль о таких не пишут нынче книг!
Я унесу тебя отсюда в тьму лесов
И возлюблю среди густых кустов![26]
Над полем боя восходит кроваво-красная полная луна. Занавес.
АНТРАКТ
А я предупреждал, глупая лошадь! Вообще, именно по Лошпиру видна вся глубина проблематики возвращающихся с войны. Можете себе представить это существо мирно пасущимся на лугу? Я — нет.]
[26 И возлюблю среди густых кустов!
Мечтаю когда-нибудь поставить «Спящую красавицу» без красавицы. Представьте, как принц, преодолев сотни невзгод, добирается до хрустального гроба и, шатаясь, откидывает крышку. Среди бархата и парчи спит вечным сном юноша с нежной, курчавой бородой. Представьте себе лицо принца: удивление, проступающее сквозь усталость, непонимание — но не разочарование, нет-нет! — радостный испуг. Испуг сменяется решимостью, какая бывает у идущих в атаку. Губы мужчин сближаются. Ближе. Ближе! Нет, я не в силах продолжать. Умолкаю.]
АКТ III
Поле битвы при Креси. Утро. На сцене лежат измученные оргией французы Сеньор де Сартон и Гильом де Лаваль. Вокруг них отдыхают усталые, но довольные валлийские лучники: Тальесин, Одноглазый Джон и другие. Внезапная вспышка телепорта[27] ослепляет всех участников оргии. На сцену выходит высокий рыцарь в золотом доспехе и глухом шлеме. На его щите красуется герб королевства Франции. В руках рыцаря огромный, устрашающего вида меч.
[27 Внезапная вспышка телепорта…
Третий акт выдёргивает нас из скабрезной средневековой комедии в царство сияющего постмодерна. За свою долгую жизнь я неоднократно замечал, что взрослым обычно трудно перестроиться «на ходу». Обширная и невероятно скучная взрослая критика третьего акта «Крепкого английского лука» наглядно это иллюстрирует. А вот дети изменения в правилах игры воспринимают легко, и это ещё одна причина по которой эта пьеса должна войти в детские хрестоматии и покорить сцены ТЮЗов.]
Тальесин из Кантрева:
Пылает зад тревогою, братва —
Сейчас сей муж разделит нас на два!
Таинственный рыцарь:
Сворачивай анальные утехи,
Сейчас перепадёт вам на орехи!
Английский пёс, пока ещё живой,
Уматывай давай к себе домой!
Рыцарь в золотых доспехах избивает валлийских лучников огромным мечом. Один за другим, англичане погибают в муках. Только Тальесин и Одноглазый Джон ранены и отползают в угол сцены.
Сеньор де Сартон слабым голосом в
котором, тем не менее, уже проступают
похотливые интонации:
О, рыцарь, спасший нас. Яви же
Свой ясный лик… и кое-что пониже!
Рыцарь снимает шлем и оказывается дивной красоты женщиной с прекрасными золотыми волосами. Это Жанна Д'Арк[28].
Все присутствующие мужчины, англичане
и французы, с испугом и отвращением:
Женщина!!![29]
Конечно, в постановке может участвовать какая-нибудь смышлёная девочка. Но будь я режиссёром-постановщиком, взял бы на эту роль пухленького золотоволосого купидончика. В конце-концов, сама Жанна Д'Арк предпочитала биться в мужском платье, и кто может утверждать, что под прочными латами не скрывался какой-нибудь крепкий сюрприз?]
Меня невероятно умиляет, как смертельные враги объединяются против страшной напасти. Ещё несколько строк, и вы поймёте причину их ужаса.]
Сеньор де Сартон, преодолевая охватившую его неприязнь:
Откуда ты, исчадье райских кущ?
И почему так меч твой всемогущ?
Жанна Д'Арк:
Я попаданка, странница в веках
Грядущего посланница. Во прах
Я сокрушу проклятых англичан,
а мужеложцам оторву кочан![30]
Все вздрагивают, но Жанна не замечает этого. Она продолжает с заметным воодушевлением.
[30 …а мужеложцам оторву кочан!
Вернёмся к брутальному фермеру из моего детства. Тому, что рассмотрел на дне детской души нечто особенное, и насильно обменял эту волшебную субстанцию на скудную пайку пленника. Огромный такой мужчина, с бородой и крупными волосатыми руками. Так вот, поговорим о подушках. В сёлах почему-то любят большие, тяжёлые громадины, набитые гусиным пухом. От них ужасно затекает шея, и я вообще не представляю, как на таком можно спать. Большую подушку можно подложить под кого-нибудь в некоторых особых случаях, это да. Но спать?! Впрочем, пытливый детский ум нашёл применение и этой безделице. Если положить её на лицо спящему пьянице и сесть сверху, человек начнёт потешно шарить руками, словно перевёрнутый жук. И тут главное не попасться до времени в цепкий хват пальцев. Нужно прижиматься к безразмерной подушке всем своим детским весом, и давить, давить, давить. Очень скоро движения мужских рук станут плавными, даже как будто нежными. Толстые, волосатые пальцы всё-таки ухватят за шиворот, но разожмутся и опадут. Качка на постели закончится. Настанет уютная, наполненная завоёванной свободой, тишина.]
Жанна Д'Арк:
Я родилась два поколения спустя
Как вы здесь всё испортили[31]. И мстя
За Францию сложила я главу.
Потом портал, огонь… и я живу.
Остался вдалеке французский сад,
Его сменил больной тевтонский ад[32].
Германский рейх призвал меня на службу,
Но с Гитлером не получилось дружбы.
Из замка Аненербе я сбежала,
Сразившись с человеком из металла.
Тевтонский киборг[33]: сталь, глаза горят.
Я билась с ним четыре дня подряд!
Потом брала Берлин с парнишкой русским
Рейхстаг сожгли и напились бургундским.
Лежали в стоге сена и смотрели
Как мессершмидты падают на ели.
Опять портал, и я глазам не верю —
Меня перенесло на юг Кореи!
И так по миру, всюду, где беда[35]
Меня водила странная звезда.[36]
Советы била на войне в Корее.
В Израиле спасала иудеев.
Гоняла янки по лесам Вьетнама
И в Пакистане грохнула Усаму.
[31 Как вы здесь всё испортили
Милая Жанна (или всё-таки Жан?), не волнуйтесь, люди всегда и всё портят. Мужчины, женщины — в этом нет никакой разницы. Моё детство превратили в рукотворный ад, а в зрелости я отправился в такой же ад уже по доброй воле, чтобы что-то такое понять о жизни (смотри также примечание №24). И, кажется, понял слишком многое. Никто никогда не замысливает чего-то такого заранее, просто огромное количество людей в критический момент не думает о последствиях, либо мыслит слишком узко, интересами своего кармана (также см. примечание №44). Сейчас я уже старый хрен, вокруг которого снова скачут всадники Апокалипсиса. И это совершенно меня не удивляет. Удивительно лишь то, что мы ещё так долго протянули.]
[32 Его сменил больной тевтонский ад
Никогда не видел фермера в кошмарах. В дурных снах я всегда маленький, прячусь в подвале или ванной нашей квартиры. Жду маму. Грохот снарядов всё ближе, и в какой-то момент я понимаю, что никто не придёт, и это конец. Пытаюсь выбраться из укрытия, но тело не слушается, ноги подгибаются. Вот в такие моменты я и просыпаюсь на липких простынях, жадно вслушиваясь в тишину за окном. А фермер не снится, с фермером у меня полная гармония.]
Моё знакомство с дронами состоялось в Африке. Лагерь атаковали фанатики, которых было так много, что даже волонтёрам пришлось браться за оружие. Я был плохим мальчиком, поэтому уже имел к тому времени пристрелянный и проверенный в деле «калашников». И не растерялся, как некоторые мои покойные друзья. Эх, а ведь красивый был вечер! Заходящее солнце окрашивало траву багряными оттенками, воздух был наполнен гудением насекомых и свистом пуль. Иногда из-за холмов прилетала редкая мина, сея металлическую смерть. А я лежал в неглубоком окопе, вдыхал запахи степных трав и бил одиночными по тёмным силуэтам в высокой траве. А ещё молился, чтобы меня убили сразу [34]. Попадать в госпиталь или тем более в плен в мои планы не входило — это была верная смерть, только более мучительная. И в этот момент подоспела наша небесная кавалерия. Несколько винтокрылых машин спустились ниже уровня облаков, и к земле тут же потянулись огоньки ракет, оставляя в вечернем небе еле заметные дымные следы. Огненные разрывы осветили саванну, ярко вспыхнула трава, а с ней и скрывавшиеся в ней люди. Мы слышали их крики, полные боли и отчаяния, и это оказалось круче любой музыки. Дроны снизились, разбрасывая вокруг тепловые ловушки и очереди свинца. Вдалеке рванул боекомплект миномёта. Вот тогда-то я и увидел в отблесках пламени вооружённого негра в камуфляже. Он прятался в сотне метров от моего укрытия и, должно быть, высматривал кого-то из наших. Без лишних мыслей я снял его короткой очередью в корпус. А потом наступила ночь, принеся прохладу и долгожданный отдых. А под утро нам подвезли еды, неожиданно много, так что хватило на всех. С той поры к роботам у меня исключительно хорошее отношение. Жаль, сейчас они не летают — не те времена настали, совсем не те.]
[34 …и молился, чтобы меня убили сразу
На случай, если Бог и в самом деле существует, у меня к нему нет претензий. Мы сами себе устроили всю эту кровавую кашу, и сами во всём виноваты. Надеюсь, Он даст нам ещё один шанс. Но даже если шансы кончились, я Его понимаю.]
[35 И так по миру, всюду, где беда…
Момент истины настал, когда по всему миру завыли сирены, а сотовые операторы принялись рассылать сообщения с адресами ближайших бомбоубежищ. Без шуток, отличная придумка — определять положение абонента и давать ему единственно верный и самый близкий адрес. Должно быть, это спасло великое множество перепуганных граждан, привыкших доверять своему мобильнику. Но небеса при этом не разверзлись, не распахнулся портал, никто не вывел перепуганных людей в по-настоящему безопасное место. Так мы узнали, что нет никаких путешественников во времени, нет супергероев, нет добрых инопланетян. Никого нет. Есть только мы — маленькие перепуганные очередными историческими событиями человечки. Ну а потом небеса и в самом деле разверзлись, но это уже была совсем другая история.]
[36 Меня водила странная звезда
Не знаю, как там у Жанны, а наша звезда совершенно точно называется Полынь. И она нас уже привела в конечную точку маршрута.]
Пока она это говорит, из-за кулис выходит Лошпир. Он перемазан в крови съеденных солдат и слегка безумен от переедания. Заинтересованный словами Жанны, Лошпир медленно подбирается к ней.
Жанна Д'Арк:
Со временем я покорила силу,
Которая по временам носила.
И отпуск учинила: смузи, лонги
«Старбакс», Вудсток и бонги, бонги, бонги![37]
Теперь же вновь хочу вернуться в строй
И собираюсь вас забрать с собой.
Заканчивайте чистить дымоходы[38],
Нас заждались несчастные народы!
[37 «Старбакс», Вудсток и бонги, бонги, бонги!
Вернувшись из африканского вояжа, я тридцать лет отдал литературе и преподаванию, вдалбливая в головы несносных учеников наследие великих предков. Не без пользы для себя, признаюсь. Нет ничего лучше индивидуальных занятий по проблематике «Бледного пламени» Набокова с каким-нибудь отпетым озорником. Мысли о пережитом отошли на задний план, мыслей о будущем не было вовсе. Так и всю историю постмодернизма, выросшего на крови Второй мировой, можно свести к моей биографии. Нахлебался горя. Разочаровался во всём. Взял бессрочный (наивный глупец!!!) отпуск. И, поскольку жизнь не стоит на месте, на смену беззаботной зрелости пришли новые, уже совершенно безнадёжные будни.]
[38 Заканчивайте чистить дымоходы
Бедная Жанна так и не поняла, что лучше играться ракетой в штанах, чем с ракетой на поле боя. В этом заключается наше с ней принципиальное различие. И не думаю, что там, куда она собирается, её ждёт триумф. Иначе мы бы встретились сразу после сирен…]
Жанна набирает воздух в грудь и выкрикивает, победно поднимая к небу окровавленный меч:
С дельфинами и дроидами
покончим с рептилоидами![39]
К ракете быстрой прикрепим мортиру[40]
И полетим, чтоб покорить Нибиру!
Поиск виноватого — любимая тема одержимых историей (см. примечание №22) людей. Бедняги так и ходят по кругу, пока жизнь готовит им очередной неприятный сюрприз.]
[40 К ракете быстрой прикрепим мортиру
В компьютерных играх, в которые играли мои ученики, человечество после атомной войны прожило десятки лет в специально оборудованных укрытиях. Это очень идеалистический взгляд на вещи: большинство бомбоубежищ рассчитаны на то, чтобы просидеть в них несколько дней после ядерного удара. А потом, когда радиационный фон снизится, а смертоносные осадки выпадут, уцелевшим предлагается надеть плащи и респираторы и рвануть как можно дальше от эпицентра взрыва, к ближайшему лагерю вышивших. К счастью, Армагеддон оказался очень затратным мероприятием и на всех ракет не хватило. Наша часть города, к примеру, почти не пострадала. Пожары, конечно, были, и «высотки» рухнули, но я пересидел этот кошмар в школьном убежище, а потом вывел детей за город. Некоторые из них даже встретились с родителями в обустроенном армией пункте обслуживания населения. Такой вот маленький хэппи-энд на фоне мировой трагедии.]
Французы и англичане в ужасе смотрят на Жанну. По их лицам видно, что воевать с рептилоидами они не хотят [41]. Лошпир выходит вперёд и склоняется перед девой-воительницей.
Лошпир:
О, дева златокудрая, я в деле![42]
Седлай меня скорее! Полетели!
Мужланы эти заняты собою
И неспособны к длительному бою!
Милей им распри местного феода[44]
Чем завтра человеческого рода!
Разорены деревни, голод, мор
Всему виной англо-французский спор![45]
[41 …воевать с рептилоидами они не хотят
Можно подумать, кто-то когда-то по-настоящему хотел воевать. Все участники Первой мировой войны изо всех сил старались не допустить массового кровопролития, но получилось всё равно то, что получилось. Во Вторую мировую тоже пытались договориться. А уж нам-то и вовсе без остановки объясняли по телевизору, что никаких войн больше не будет, а ядерный блеф нужен, чтобы выторговать какие-то там преференции. Всё это бессовестное враньё, помноженное на самообман, продолжалось аж до самых сирен и «тревожных» СМС в телефонах.]
[42 О, дева златокудрая, я в деле!
Это решение Лошпира и последующее — уж простите за спойлер — символическое разрушение английского лука многими воспринимается как главное антивоенное послание пьесы. Но автор, как мне кажется, темнит. Потому что Лошпир улетает вместе с Жанной (см. также примечание № 43) на такую же войну, только с другим биологическим видом. И ещё хорошо, если трупы рептилоидов (о, эта безумная довоенная конспирология!) придутся ему по вкусу, а то как бы не пришлось ещё и человечинкой снабжать. Впрочем, я ценю и автора, и эту противоречивую конягу уже за одну только попытку подняться над собственной природой. Пусть будет так. Пусть у Лошпира всё получится. Пусть!
[43 … Лошпир улетает вместе с Жанной
Очевидно, что погибший в первом акте Жан ле Шэйд, единственный гетеросексуальный и идеалистичный мужчина в пьесе, куда лучше подходит на роль спутника Жанны. О чём нам говорит не только выписанный автором образ, но и само его имя — а именам тут уделено огромное внимание. Но ведь в том-то и дело, что мальчики с ясными глазами погибают в первом акте, а до финала дотягивает кровожадная плотоядная лошадь без стойких жизненных принципов. И именно в этом, по-моему, главное послание «Крепкого английского лука».]
[44 Милей им распри местного феода
На могиле человечества напишут «извините, мы не подумали». И единственное, что меня радует, это то, что все эти торгаши, интриганы и правители банановых республик сейчас мертвы, либо выживают на радиоактивной помойке, как и любой из нас. Поделом.]
[45 Всему виной англо-французский спор!
А ведь мы даже не знаем, кто первым нажал чёртову кнопку. Телевизор и радио, как вы понимаете, молчат.]
Жанна Д'Арк:
Сто лет пройдёт, а тут всё будут те же —
Француз и англичанин на манеже!
Потом придут тевтонцы, московиты…
Война пожнёт с полей своих убитых.
Им не помочь, они больны войною.
А мы с тобой пойдём тропой иною![46]
Жанна Д'Арк прыгает на Лошпира и они делают круг по сцене. Гарцующий Лошпир наступает на лежащий на земле английский лук[42] и тот ломается пополам. Тальесин из Кантрева вскрикивает, словно от боли, и прижимает руки к паху. Сцену озаряет вспышка открывшегося портала из которого появляется дельфин верхом на огромном летающем роботе, напоминающем мотоцикл без колёс. Дельфин что-то трещит на дельфиньем языке и снова пропадает. За ним в портал прыгают Жанна Д'Арк и Лошпир. Портал закрывается, оставив мужчин лежать на сцене. Некоторое время они молчат, затем французы поднимаются на ноги.
Сеньор де Сартон, игриво:
Клянусь водой прекрасного Ла Манша
Настало время нашего реванша!
Тальесин из Кантрева, грозно:
Мой лук погиб, но сам я не устал.
Готов к сраженью мой мясной кинжал!
Все мужчины бросаются друг на друга, сливаясь в неистовой оргии. Гаснет свет. Занавес.
КОНЕЦ
[46 А мы с тобой пойдём тропой иною!
К сожалению, нет никакой иной тропы. Есть цепь плохо связанных между собой населённых пунктов, радиоактивные руины больших городов и очень туманные перспективы. Вопрос, случится ли ядерная зима, пока ещё остаётся открытым. Но даже если нас пронесёт, экономики всё равно нет, сельское хозяйство находится в зачаточном состоянии, лекарства заканчиваются. Пока ещё достаточно армейской тушёнки, кое-как наладили теплицы, есть фонд семян на будущее. Но всё это очень зыбко перед лицом мировой катастрофы. Есть, впрочем, и хорошее: ко мне вернулось позабытое чувство нужности. Несмотря на преклонный возраст, я всё ещё полезен в новой школе, где учу ребятишек не только литературе, но и уйме других полезных вещей. Ещё я частый гость в оружейной, где слежу за арсеналом, да и в библиотеке работы невпроворот. Здесь, среди пыльных фолиантов, я пытаюсь сохранить хотя бы немного из великой культуры, которая была у нас ещё не так давно. Например, издаю великие книги вроде «Крепкого английского лука». Издательство «Армагеддон-медиа». Тираж один экземпляр. Всем спасибо за внимание и удачи.
Помоги нам всем Бог.]