Часть шестая
ПОД МИКРОСКОПОМ
АСТРО-БЛОК
по результатам ежемесячного конкурса-тренинга «Астра-блиц» на темы Альтернативный Гагарин, Живущие рядом, Дальняя сторожка, Ключ в камне
Лариса Капитонова
ЗА ПОКУПКАМИ
Когда шопингом занят мужчина – это всегда приключение. А если он еще и изобретатель…
— Слушай, Гена, давай я вещи понесу, а ты возьми меня.
— Отстань, надоела! — Геннадий ногой отмахнулся от приставучей твари, вынудив её отпрыгнуть в сторону и освободить ему путь. Отмахнулся бы и рукой, но обе они были заняты пакетами с покупками.
Идущая мимо женщина с ребёнком вздрогнула и прижала сына к себе, будто пытаясь защитить от происходящего. Не самая плохая реакция, на самом деле.
— Мы не хотим в живой уголок. Мы хотим в пионеры! — радостно возопила прыгающая вокруг гадость, так и норовя ткнуться мужчине в бок.
Геннадий постарался не обращать внимания на это безобразие. Если проявить сейчас хоть каплю заинтересованности, потом от неё не отвяжешься до вечера. А так хотя бы есть шанс, что эйфория от поездки в магазин постепенно сойдет на нет.
— Всё ненужное на слом принесём в металлолом! — тяжёлые пакеты и без того так и рвались из рук, а когда эта дрянь начинала теребить один из них, Геннадий почти утрачивал контроль над ситуацией. Особенно сильный рывок положил конец мучениям. Пакет с бытовой химией всё-таки порвался, и на асфальт посыпались мыло и стиральный порошок. Последний не преминул воспользоваться ситуацией и, коротко чавкнув, засыпал пространство вокруг себя белой пудрой.
Люди вокруг уже не стеснялись откровенно их разглядывать, гадая, что происходит.
Геннадий присел и стал собирать раскатившиеся по земле предметы. Неумело свитое из остатков пакета полиэтиленовое гнездо вполне можно было донести до автомобиля, плотно прижав к груди.
— Ты не горюй, Ген, отдохнем и ещё раз переделаем, — притихшая было тварь, увидев, что всё в порядке, тут же оживилась и продолжила бесцельное кружение у него под ногами.
Как же всё-таки жаль, что её нужно периодически выводить проветриться. Будь на то его воля, он бы вечно держал её под замком, чтобы перед людьми не позорила.
— Мы строили, строили и наконец построили! — последнее замечание пришлось как раз на момент прихода к автомобилю. Геннадий кое-как побросал пакеты в багажник, открыл переднюю дверцу и рывком затащил свою спутницу внутрь. На заднем сидении эта дрянь ездить отказывалась наотрез — закатывала истерики и так громко, с оттяжкой, выла, что поездка по городу превращалась нечто совершенно неприличное.
— Товарищ крокодил, это вы угнали компрессор? — Геннадий только вздохнул в ответ на очередную неуместную реплику. Теперь, когда в фаворитах вечернего просмотра у неё был мультфильм про Чебурашку, от соответствующих цитат было никуда не деться.
Собственная разработка инженера Геннадия Рыжикова под наименованием «Сумка женская кожаная тёмно-коричневая разумная», по его замыслу, должна была служить людям. Но пока опытный образец только смотрел телевизор и выводил из себя своего создателя.
Тварь на переднем сидении высунулась в окно и приветливо помахивала длинными ручками проезжающим мимо автомобилям.
Ирина Стафеева
СОБЕСЕДНИК
Разговор у костерка за ушицею может закончиться неожиданно
Что, мужики, заплутали? Подходите, подходите, у меня тут ушица варится. Скоро готова будет. Меня Серегой звать, а вас как? Ну, вот и познакомились. Двигайтесь ближе к костерку, озябли небось. Рыбаки, что ли? Солнце-то давно село, долго здесь шарахаетесь? Нее, деревня далеко, это вы кругаля дали, не в ту сторону пошли. Да не бойтесь, у нас переночуете. Не смотрите, что дом на отшибе стоит, зато просторный, места на всех хватит.
Объяснить как до деревни дойти? Да хоть заобъясняйся, не поймете. Не сердитесь, мужики, но если вы днем заплутали в трех соснах, то ночью-то, вестимо, уйдёте к чертовой бабушке. Ищи вас потом с собаками, да с МЧСом.
Что?! Проводить вас?! Нашли дурака. Я вам не Иван Сусанин и не лунатик, по ночам сплю. На крайняк могу, как сейчас, за разговором у костра засидеться, но это если собеседник хороший попадется, душевный. Вот завтра, пожалуйста, провожу. А с утра, если захотите, можно и порыбачить. Места здесь хорошие, рыбы полно. С пустыми руками не отпущу. Чего мнетесь — жметесь, садитесь ближе. Ушица готова, сейчас ложки вынесу.
Вот, держите. Вкусно? То-то! Мировой супец получился. Я люблю костер разводить, на нём что ни приготовь, всё хорошо. Пальчики оближешь. Что за тени за занавесками? Так, семья моя там, в доме, не один же я тут живу. Странные вы какие-то. Всё у нас как у людей. Мамка, батяня, брат Васька.
А не захотите в доме спать, стесняться начнёте или ещё какая блажь, так завсегда можно на сеновале лечь. И я могу с вами за компанию, чтоб не заскучали, да и, честно говоря, охота поболтать.
О, Васька рванул. Вы же видели Ваську! Пробежал, как сумашедший. Почему хмурый такой? Не злой он, сосредоточенный. Да и голодные они. И Васька, и родители. Нее, их на ушицу не уговоришь. Аппетит нагуливают. Ждут, когда луна, значит, из-за туч, тут у них и начнется. Маманя в волчицу превращается, батя в матерого волчару, а Васька-сволочь каждый раз разный. То волкодав, то бойцовый, то ещё какая хрень. Что ему в ум придет — всё может изобразить. Кем уж он только не был. Везёт ему. Я-то? Я ни в кого не превращаюсь. Я, типа, выродок, ну или альбинос, по-научному. Не такой, как все. Как они на охоту собираются, так я тут скромненько у костерочка тоже себе праздник живота устраиваю.
Во, слышите, ветки трещат, Васька завыл, всё, поминай как звали. Счас ему лучше в лапы не попадаться. Он у нас нетерпеливый, всегда первый начинает. А родители делают всё по-тихому, смеются, говорят: «Мы — профессионалы».
Ну, что поели? Спать или ещё поболтаем? Мужики, вы что, замёрзли? Куда вы? А как же рыбалка? Я же главное не успел сказать! Мужики, подождите!!
Помчались. Только пятки сверкают. Почище Васьки шуму наделали. И каждый раз эдак. Откуда невоспитанных таких приносит. Никто не хочет дослушивать. Не охотится моя родня около дома. НА ГОСТЕЙ — НИКОГДА!!! Мамка скажет: «этикет», батя пробасит: «благородство», а я объясняю просто. Если бы охотились тут, давно бы и меня сожрали.
Эх, жалко. Всё-таки, хорошие собеседники были. Душевные.
Марина Ясинская
ПУШИСТИХА
А чем ты кормишь своего питомца?
Пушистиха появилась у меня в детстве. Она была храбрым и забавным существом — безбоязненно разгуливала по подоконникам, забиралась на самые верхние полки шкафов, не пряталась от незнакомцев и не стеснялась моих родителей.
Мама с папой на Пушистиху смотрели с улыбкой и обменивались между собой взглядами, которых, будучи ребёнком, я ещё не понимала. А я обнимала своего питомца и верила, что в один прекрасный день моя маленькая Пушистиха вырастет в большую красавицу.
Правда, она совсем не росла, хоть я и подкармливала её остатками еды со стола. Я не понимала, почему, ведь у некоторых подружек питомцы были уже большими.
— Для них нужен особый корм, — подсказали мне они.
Когда я попросила родителей купить этот корм для Пушистихи, они вдруг ответили:
— Ты уже взрослая, пора бы тебе вообще от неё избавиться.
С той поры Пушистиха начала избегать моих родителей.
Со временем уже и я сама перестала показывать Пушистиху школьным друзьям, особенно после того, как одна подружка обозвала мою любимицу глупой и смешной.
Я по-прежнему подкармливала её со стола, хотя и знала, что с такой еды она всё равно не вырастет. Но не морить же её голодом?
Пушистиха стала проводить всё больше времени под кроватью и выбиралась из-под неё только ночами. Она устраивалась на моей подушке и тихо сопела. Я обнимала свою любимицу, шептала ей: «Ты всё равно у меня самая красивая» — и засыпала. А утром на подушке её уже не было.
Перемены происходили незаметно и постепенно, и потому я не заметила, что ночные визиты Пушистихи становились всё реже. Я была занята мыслями об университете, о своём будущем и о симпатичных однокурсниках и всё чаще забывала о своей любимице.
Порой проходили месяцы, прежде чем я вспоминала о Пушистихе. Тогда я заглядывала под кровать и видела её там, забившейся в тёмный угол. Моя любимица выходила ко мне неохотно, словно стесняясь. Теперь и я видела, что Пушистиха, казавшаяся мне в детстве самой лучшей, была нелепой и трогательно смешной. Я гладила её по голове и вздыхала. И снова забывала о ней на месяцы, которые незаметно превращались в годы.
Пожалуй, я забыла бы о Пушистихе навсегда, но однажды моя пятилетняя дочь с гордостью рассказала мне, что обзавелась своим собственным питомцем.
— Её зовут Лапа, — гордо сообщила мне моя девочка. У неё на руках лежала маленькая, глазастая и очень симпатичная мечта и сонно жмурилась, глядя на меня.
— Твоей Лапе нужен особый корм, — сказала я дочке, сглотнув ком в горле. — Без него она никогда не вырастет.
Дочка серьёзно кивнула.
Тем вечером я перерыла всю квартиру в поисках Пушистихи.
Я нашла её зарывшейся в стопку ненужных вещей на верхней полке гардеробной. Пушистиха слабо дёрнула хвостом, печально глядя на меня, и даже не сделала попытки подойти.
Я осторожно извлекла свою забытую мечту из-под старой одежды и погладила по мягкой головке.
— Что ж, большой ты уже не станешь, — прошептала ей я. — Но немного подрасти, думаю, всё же сможешь. Так что пойдём-ка, найдём тебе специальный корм.
Эльвира Жейдс
СТЕРВЯТНИКИ
Стервятники бывают разные
«Всего лишь еще один стервятник…» — так про него писали истеричные дамочки. Кев глубоко вдохнул тошнотворно-удушающий газ с привкусом лакрицы. За покрытыми пылью и грязью стеклами старенького доджа маячила пара чернокожих агентов службы безопасности.
Они лениво курили, смотрели на часы и вяло перебрасывались словами. Один наклонился проверить резиновый шланг, идущий от выхлопной трубы в салон автомобиля. Кева затошнило. Собственная беспомощность была отвратительна. Но пытаться бежать бессмысленно. От себя…
Он вспоминал детей. Своих и… И эту маленькую суданскую девочку, умирающую от голода. Кев тогда долго стоял неподвижно, положив палец на спуск фотоаппарата, как на курок. Когда стервятник приземлился и неровно запрыгал к обессилевшему ребенку, Кев плавно и не дыша нажал на кнопку. Пулитцеровская премия. И вот это последнее путешествие на окраину города. Тайники памяти захлопнулись с жалобным скрипом.
Разница между адом и раем только в людях, которые нас окружают. Закрыв глаза, он круг за кругом спускался глубже в ад. Перед внутренним цензором проходила вереница страстей с искаженными лицами. Алчность, тщеславие и гордыня. Раскрашенные деревянные маски покачивались в такт нарастающему ритму. Оглушающий звук сотен барабанов… Всего лишь биение крови в висках.
Все, что Кев тогда заработал на этом фото, принесшем ему сомнительную славу и известность, он пожертвовал семье девочки. Но маленький мир умер. Стоимость одного мира — одного человека — это человечность другого. Время для выплаты — целая жизнь. Частями и в рассрочку.
— Предатель человечества — вот он кто — Кев закончил бред с самим собой обвинительным приговором. Отказал себе в праве на последнее слово и адвоката. Сделал глубокий вдох…
Закашлялся на выдохе и сплюнул. Недоуменно поднял голову от земли. Как и когда он здесь оказался? Уставился на маленькие черные кисти рук. Неловко повернулся и сел. Память упорно отказывалась сообщать, кто он… она… Тощий гриф лениво взмахнул крыльями и отступил. Белый фотограф разочарованно опустил фотоаппарат и побрел к машине. Внезапно он споткнулся и стал тяжело оседать, хватаясь за сердце. Гриф заинтересованно замер.
Алексей Ус
В ПОРЯДКЕ ВЕЩЕЙ
Трудно чем-то удивить психиатра. Психа тоже.
В этот раз я демонстративно не отрывал взгляд от психотерапевта, улыбаясь прямо в его сизо-серые выкатившиеся буркалы. Уютное кресло мягко приняло моё худое тело, мерное постукивание маятника навевало приятную дремоту. Если бы не мой мозгоправ, уснул бы вовсе. Но нельзя, сегодня официальное завершение терапии, должна быть важная информация по поводу медкомиссии и прочего.
— Ыц-паклав, кханна, кха-кап. Плац ощ пла-ап, лакц-кла ишип иллахц…
Ага, встреча с комиссией состоится в четверг, потом редкие «поддерживающие» встречи. Не слишком приятно, но могло быть и хуже. Во всяком случае, претензий ко мне вроде нет, тон речи ободряющий. Ну, насколько могу судить.
Доктор поднялся из кресла и протянул мне правую нижнюю «руку». Я пожал жёсткий хитиновый сегмент и торопливо направился к выходу.
— Икцыш-па?..
Обернулся. Мой дорогой терапевт махнул в сторону вешалки. Точно, забыл куртку. Поблагодарил и вышел, стараясь не слишком быстро захлопнуть дверь. Ох…
Прошло почти полтора года с тех пор, как это случилось. Автобус занесло, выбросило в кювет, многие пассажиры пострадали. В том числе и я. Черепно-мозговая, закрытый перелом, две недели в коме. А потом… Нет, то ли сказалась общая слабость, то ли ещё что помогло — но первые дни я лишь молча наблюдал за многорукими членистоногими монстрами, занявшими соседние кровати. Время от времени меня навещали другие существа, не менее поразительные на вид. Со временем я научился их различать, даже определил, кто из них лечащий врач, а кто — отчим. Голоса поначалу звучали какофонией странных звуков, помогли фильмы с субтитрами (и да, на экране тоже страшилища!).
Очевидно, что проблема в моей голове. Люди остались прежними, просто я их теперь вижу так. Рационализация — полезная штука, даже если ты уже «того». Смирился ли я со своим состоянием? Не знаю. Нет. Принял как факт, а в остальном… посмотрим.
Сунув в окошко на вахте пропуск, дождался, пока ворчливая «мокрица» не спеша уберёт турникет. Интересно, в реале вахтёрша такая же мерзкая, какой я её вижу?..
Вернувшись домой, первым делом зашёл на кухню. Достал из холодильника банку варенья и аккуратно налил в блюдце, поставил на стол. С мелодичным перезвоном с люстры слетела Анна-Мария, она всегда первая успевала к угощению. Пухленький Борька и огненно-рыжий Антошка подтянулись следом. Маленькие, с полмизинца, «эльфы» уселись по краешку блюдца и крошечными изящными ручками принялись зачерпывать лакомство.
— Сегодня у нас клубничное, решил попробовать что-то новенькое. Надеюсь, съедобно?
«Феечка» повернула ко мне перемазанное личико и довольно облизнулась.
— Вот и славно!
Угодить моим крошкам-приятелям было не сложно, но всё равно чувствовал себя польщённым. Что бы я без вас делал! Думаю, что в прошлой жизни при виде них испытывал бы далеко не восторженные чувства — но сейчас они были моими спасителями.
Самое прекрасное и самое отвратительное — и всё только в моей голове. Нео, Нео, когда же ты проснёшься…
Ольга Денисова
ТВАРЬ
Твари успешно маскируются под людей, но их всегда выдает поведение
В пятницу мы с папой ехали на дачу, и странного дядьку заметили еще на выходе из подземного перехода — он тащил коляску с ребенком, потому что ее колеса не подходили для полозьев, проложенных по краю лестницы. Папа тогда сказал с усмешкой:
— А нечего нестандартные коляски покупать…
Но оказалось, что это не дядькина коляска, он поставил ее на асфальт и даже не посмотрел на молодую мамашу, всю в благодарности — наверное, не хотел попасть под начинавшийся ливень. Папа, например, заранее раскрыл зонт, а странный дядька прикрыл голову своей сумкой и побежал к вокзалу мимо припаркованных машин. Но остановился вдруг, свернул к яркой спортивной иномарочке. Я думал, он в машинку сядет, но дядька задвинул открытый люк в ее крыше и побежал дальше.
— Парень просто идиот, — покачал головой папа. — А если б поцарапал? За всю жизнь не расплатишься.
Вообще-то дядька с виду был нормальный, простой, в джинсах и в футболке. Мы вместе за билетами в очереди стояли, а перед ним трое ребят считали мелочь, чтобы билет до ближайшей станции купить, возились долго, задерживали очередь. Он на часы посмотрел и спросил, недовольно так, злобно даже:
— Вам куда ехать?
И потом купил им билеты туда и обратно. А себе только в одну сторону билет взял, я запомнил и подумал тогда, что ему на себя денег не хватило.
— Придурок какой-то… — фыркнул папа.
Нет, правда, это случайно получилось, что мы с ним в одном вагоне ехали. Мы с папой на вокзале всегда садились, чтобы места у окошек занять, ехать-то далеко. А дядька этот через проход от нас сел, с краю. И когда на следующей станции народ повалил, я, например, не удивился, что он свое место тетке уступил. А она не старая была и даже без ребенка. Другой бы поулыбался, сказал «садитесь, пожалуйста», а этот просто встал с недовольным лицом и начал в тамбур протискиваться, будто ему выходить. Папа промолчал — к окну отвернулся.
А когда ехать оставалось недолго и народ рассосался, из соседнего вагона к нам в тамбур четверо гопников притащили какого-то хлипкого студента в очочках. Папа на шум оглянулся, смотрел через плечо, что будет. И странный дядька (он уже в вагоне сидел), конечно, полез разбираться.
— Каждой бочке затычка… — проворчал папа и добавил, отворачиваясь: — Дадут ему, наконец, по зубам, чтобы успокоился?
Может, странному дядьке и дали по зубам, мне плохо было видно, но на следующей остановке четверо гопников из электрички вышли, а он вернулся в вагон и втолкнул туда студента со словами:
— Гантели себе купи…
А потом все разъяснилось. Дядька этот один на маленьком полустанке сошел, где выход из последних двух вагонов, уже солнце садилось. Папа не видел, он сидел по ходу поезда, а я хорошо рассмотрел, как дядька с платформы спустился, оглянулся и вдруг кинулся на тропинку, будто нырнул, перекувырнулся через голову… И волком потрусил в сторону леса.
Нет, только подумайте, какие твари, оказывается, среди нас живут! И лицо у него с самого начала недоброе было, недовольное — хорошо, что не укусил никого…
Ольга Денисова
ЗА СТЕКЛОМ
Нестандартная детская страшилка закончиться тоже может нестандартно… Если позволить ее закончить
— Один мальчик поспорил с друзьями, что пройдет ночью через кладбище…
К стеклу с наружной стороны прижалась бледная ладонь, ее осветила свечка на подоконнике. Ерунда, конечно, ладони всегда бледные, даже у негров… И все было бы ничего, если бы не второй этаж. Сережка не смог отвернуться.
— И вот спускается он по лестнице, а по радио объявляют: мальчик-мальчик, не выходи на улицу…
Остальные смотрели не на окно, а на Катьку с ее идиотской страшилкой, которая наверняка кончалась словами «отдай мое сердце». Она уверяла, что это «магическая» история и в конце все будут визжать от страха.
Бледные пальцы бесшумно поскребли стекло, будто просили впустить.
— Мальчик послушался и не пошел, вернулся и лег спать. И вот просыпается он ночью…
Легкая деревянная рама, летняя… Вторая ладонь легла на стекло уверенней, надавила посильней. И понятно было, что вот-вот между ладоней появится и лицо… Сережка не хотел этого видеть, но оцепенел и не мог даже сморгнуть. Пальцы за стеклом скрючились, как птичьи лапы, и снова распрямились.
— …и слышит, как кто-то стучит в окно. А жил он на пятом этаже.
Нет, не стук — скрип ногтем по стеклу. Желтоватые ногти, нездоровые, плотные и будто обкусанные, с черной каймой. А ладони маленькие, детские. Огонек свечи колыхнулся, затрепыхался — и по потолку пробежали тени.
— Хотел он открыть окно, а по радио объявляют: мальчик-мальчик, не открывай окно.
Шпингалеты. Окно закрывалось на два шпингалета, нижний был поднят, а верхний опущен. Ну да, Сережка спорил с ребятами с третьей дачи, что пойдет ночью на кладбище, и не пошел. И не потому, что испугался! Он просто проспал! Наверное, это их дурацкие шутки… Столь простое объяснение не успокаивало.
— Мальчик послушался и не стал открывать окно. И вот лежит он и видит…
Это не ребята с третьей дачи. Еще немного, и окно распахнется. Надо закрыть его на шпингалет. Встать и закрыть. Сережка не шевельнулся — он и дышать-то толком не мог. Лицо, которое он так боялся увидеть, проступало из темноты светлым пятном.
— …как тень появилась за занавеской. А по радио объявляют: мальчик-мальчик, отвернись к стене и накройся одеялом с головой.
Никто не смотрел на окно. Как глупый мальчик, который наверняка послушается радио и отвернется к стене. Никто не смотрел на окно, кроме Катьки. И в темноте чудилось, что она улыбается. Над ней и ее глупыми страшилками всегда смеялись, так почему же теперь никому не смешно? «Магическая» история?
Окно откроется, свечка упадет и погаснет. И никто не увидит, кто (или что!) войдет в спальню… И… может, так будет лучше. Не увидеть…
— Мальчик послушался и отвернулся.
Неловкие скрюченные пальцы все злее скребли стекло, и Сережке показалось, что он видит перекошенный рот на бледном пятне лица. Три шага. Встать, сделать три шага и опустить шпингалет.
Правильней пройти не три шага до окна, а два — до двери. Туда, где горит свет! И не дурацкая свечка, а нормальные электрические лампочки! И не шпингалет опустить, а подпереть дверь в спальню снаружи.
— И вот лежит он и слышит шорох за спиной — будто кто-то идет к его кровати.
А если он не успеет дойти, и окно распахнется ему навстречу? Впрочем, оно распахнется так или иначе. Как только Катька скажет последние слова этой «магической» истории.
— И по радио говорят…
Сережка бросился к окну и, прежде чем опустить шпингалет, увидел то, что так боялся увидеть — лицо за стеклом. Да, он закричал. И закрылся руками. И ревел так, что воспитатели среди ночи потащили его в медпункт.
Потом он это лицо забыл. Но помнил перекошенный злобой Катькин рот (именно злобой, а не обидой!) и ее страшный звериный вой: «Ты! Ты все испортил!»
Семен Семенякин
ОБЕЗЬЯНИЙ ХВОСТ
В мире может быть много монстров, но Шерлок Холмс готов к любым неожиданностям
Мы вернулись в Баскервиль-Холл, когда уже рассветало.
В сумрачном замке было тихо, и я невольно вздрогнул, когда из боковой двери появился Бэрримор с тазом горячей воды.
— Ваш хозяин прибыл? — спросил Холмс у дворецкого.
— Да, сэр, — ответил тот, — Сэр Генри измотан ночным происшествием и уже в постели.
Я улыбнулся тому, как ловко верный слуга ограждал молодого баронета от новых тревог.
— Всё в порядке, Бэрримор, — сказал Холмс, — мы не собираемся его беспокоить. Мы с мистером Уотсоном сами сбились с ног этой ночь и отправимся спать сразу после ужина.
— Хорошо, сэр. Подождите в столовой, я попрошу миссис Бэрримор накрыть вам.
После еды Холмс закурил трубку и неожиданно сказал:
— Знаете, Уотсон, что меня больше всего возмущает во всей этой истории?
— Низость, до которой опустился Стэпелтон в достижении своих целей? — предположил я.
— Нет, друг мой, — Холмс помолчал. — Другое. Человеческая глупость — вот что. Та степени наивности, до которой порой доходят вполне разумные англичане. Любое мало-мальски непонятное событие сводит их с ума. Вспомним, например, бедного сэра Чарльза. Его погубила вовсе не собака. Животное даже не коснулось его в тот страшный вечер. Уверенность в существовании нечистой силы — роковая ошибка.
— Но, Холмс, — возразил я, — кто угодно был бы напуган до полусмерти от одного только вида этого чудовища!
Сыщик посмотрел на свою трубку.
— В этом-то всё и дело, мой друг. Мы слишком близко к сердцу принимаем необъяснимые явления. Собака — пусть и окутанная призрачным сиянием — остаётся собакой. Трезвый взгляд, поиск прежде всего научной разгадки — вот что могло спасти сэра Чарльза от смерти.
Я не нашёл что возразить на это.
— А каторжник, — продолжил Холмс, — он ведь сам прыгнул со скалы — только чтобы его не догнала эта собака. Между тем, он был вооружён. При осмотре полиция нашла у него пистолет. Сэлтон мог бы отстреливаться.
Холмс вдохнул дым из трубки. Проговорил:
— Печально, что этот страх остался в нас с первобытных времён. Представьте себе человека с обезьяним хвостом. Ему было бы неловко выходить из дома в таком виде, верно? Между тем мы почему-то не считаем постыдным выказывать на людях боязнь всякой чертовщины.
На этом наш разговор закончился. Я пожелал Холмсу спокойной ночи и отправился спать. Но пережитые волнения не дали мне уснуть. Я вновь вспоминал болота, демоническую собаку, захлёбывающегося в трясине злодея…
В конце концов я оделся и вернулся в столовую.
Холмс всё ещё был там. Я тихо подошёл сзади.
Мой рациональный друг пересчитывал высыпанные из револьвера пули. Белый металл, из которого они были отлиты, отблёскивал в мерцании свечных огарков.
Пули были из серебра.
Татьяна Томах
ФЕДЕНЬКА
Квартирные хозяйки бывают полезными
С первого взгляда Феденька ему не понравился. Пучеглазый, с вывернутыми толстыми губами и несоразмерно большой головой. «Ну и чудище», — подумал Филин. А потом поймал взгляд Феденьки — внимательный и чуть грустный. Будто он сразу все понял про гостя — его жизнь и мысли, даже эту — про чудище.
Комнату Филин нашел случайно, выбрал первое попавшееся объявление. Глупо было дальше жить в гостинице, делая вид, что это временно. Возвращаться к Юле, в квартиру, которая была его домом десять лет, он, конечно, не собирался. Надо все начинать сначала. Жилье, работу, жизнь. Потому что Филин вдруг понял, что его карьера, и деньги были для Юли. А ему самому это не надо. А что надо, он не знал.
Комната в конце гулкого длинного коридора, неожиданно оказалась уютной. Филин уложил чемодан на вязаный цветастый коврик, ноутбук — на резной старинный комод. Все свое имущество из прошлой жизни. Огляделся. Большие окна, высокий потолок с лепниной, хрустальная люстра на чугунном крюке. «А ведь, пожалуй, петлю выдержит», — подумал Филин. И вздрогнул — в дверь стучали.
— А давай, гостенек, чайку за знакомство? — предложила хозяйка. — И с Феденькой тебя познакомлю.
Через день хозяйка вдруг уехала, попросив приглядеть за Феденькой. Будто ради этого и затеяла сдать одну из комнат своей роскошной квартиры.
— А если я вор? — укоризненно говорил Филин Феденьке, отмеривая ему корм. — Вон у вас и картины, и серебро в буфете. Разве можно сейчас так людям верить?
Феденька шевелил толстыми губами — соглашался, что нельзя.
Филин постепенно привык с ним разговаривать. Да и кому бы еще он решился все рассказать? А рассказывал — и становилось легче.
— А ведь ты меня спас, брат, — сказал однажды ему Филин, перестав наконец, видеть петлю на крюке от люстры. — Я ведь думал это… ну… А тут ты. Тебя ведь не бросишь одного. А сейчас понимаю, и дурак я же был. Да?
«Дурак», — Феденька весело качнул пучеглазой головой. Совсем он был не чудище, а, наоборот, очень симпатичный.
А через месяц, когда Филин уже думал, не сообщить ли о пропаже хозяйки квартиры, вдруг заявился адвокат. Не дослушав странную речь, Филин хотел уже вытолкать его вон, но потом все-таки прочел бумаги. Подумал, перечитал еще раз. И спросил:
— Это, значит, теперь моя квартира?
— И фамильяр тоже ваш. Вас он одобрил.
— Рыба? — Филин изумленно обернулся к аквариуму, где плавал Феденька, медленно шевеля плавниками.
— Почему нет?
— Но я ничего не понимаю в колдовстве… и в рыбах…
«А я тебя научу», — пообещал Феденька и улыбнулся.