Светлана Тулина
ЖИТЬ КАК-ТО НАДО
Ударим по безумию законов российским менталитетом!
Запредельная суровость российских законов нивелируется абсолютной и повсеместной необязательностью их исполнения
(народная мудрость)
— Здоров, хозяин.
Визит старосты в такую рань и сам по себе не предвещал ничего хорошего, а уж его лицо… Возившийся в огороде Митрич разогнул ноющую спину и пошёл к забору, о верхнюю планку которого и облокотился староста, всем своим озабоченным видом показывая хуторянину, что заходить он не намерен — дел невпроворот. Что за дела, тоже было понятно — вот как раз по этой самой озабоченности. И по тому, как опасливо косился он в сторону пустого тракта.
— Сколько? — спросил Митрич тоскливо.
— Три. Задушены в одну ночь, — староста выругался, захрустел подобранной антоновкой. — Что характерно, совсем молоденькие.
— У кого на этот раз?
— У Кузьминичны.
А вот это было совсем скверно. Митрич вздохнул. Посмотрел на низкое солнце.
— А это точно Тот-Имени-Которого-Нельзя…
— Точно-точно! — перебил староста, испуганно оглядываясь в сторону просёлка. — Его вонь ни с чем не попутаешь, и трупики, что характерно, в рядок на крылечке выложены, его манера! — староста снова выругался. Швырнул огрызком в пробегавшую мимо крысу. Не попал. Посетовал: — Совсем обнаглели! У тебя ещё ничего, а в деревне на улицу без палки уже и не выйти, что характерно. Не, ты не сомневайся, — вернулся он к прежней теме, — он самый. Сам не рад, но платить придётся, Кузьминична за своих несушек кому хошь глотку порвёт, уже в райцентр собиралась, что характерно, ликвидаторов вызывать, еле отговорили. Не понимает, дура-баба, что хрен редьки… Так что ты это… тащи полтос. Откупаться будем.
Сходив за деньгами и отдав их озабоченному старосте, Митрич долго смотрел ему вслед. Потом, не удержавшись, бросил вороватый взгляд в сторону тракта, ведущего в райцентр и дальше к городам и цивилизации. Поёжился. Как они там живут, со своими невыполнимыми законами? Сколько веков жили бок о бок, может, и не всегда понимали друг друга, но старались уважать. А теперь всё это добрососедство признано пережитком и осуждено как проявление культа, изображения под запретом, за упоминание имени положен крупный штраф, злостных рецидивистов могут и вообще забрать. А уж если заподозрят кого в укрывательстве или тайном поклонении… Ликвидаторы — беда похлеще крыс, налетят, именем закона своруют всё, что смогут, что не смогут — переломают. После них деревне век не оправиться. Лучше по старинке.
Митрич снова сходил в дом, сложил на особую досочку заранее приготовленное подношение и, воровато оглянувшись (на сей раз в сторону не только тракта, но и деревни тоже) понёс ежедневную малую жертву на задний двор, к погребу. У входа замешкался, вздрогнув — на верхней ступеньке рядком лежали дохлые крысы. Шесть штук, голова к голове. Вздохнул, перешагивая. Поставил досочку у чуть приоткрытой двери, проговорил благодарно-просительно:
— Низкий поклон тебе, Васенька… и рыбкой вот свеженькой, и курятинкой. Ты бы уж это… не озоровал бы в деревне-то. Не ровен час…
На выходе из погреба Митричу пришлось снова нагнуться — на сей раз чтобы собрать дохлятину.
— Поназапрещают всего, — бурчал он, кидая крыс в поганый мешок, — а жить-то как-то надо.
Светлана Тулина
СПАСАТЕЛЬНАЯ СТАНЦИЯ
Если тебе протянули руку помощи – не считай, сколько на ней пальцев
Яну повезло дважды. Пристыковаться сам он не смог бы, но спасательные станции всегда оснащают автоматикой принудительной стыковки. Вторым везеньем был исправный диагност, пусть и странно выглядящий, но тоже полностью автоматизированный…
На третьи сутки распухший от пересыпа и водопития Ян вылез из медотсека и, передвигаясь по стеночке, обследовал все станционные закоулки. И понял, что он тут один. Ходил он пока с трудом, хромая на обе обожженные ноги и побулькивая. Хорошо что гравитация на станции была не более трети стандарта, повезло. Пить хотелось все время, перепуганный организм никак не желал поверить, что сухая голодовка позади и воды теперь хоть залейся, чистой и почти свежей, но главное — не фонящей.
Вода на катере Яна была. Только вот после аварии движка фонила так, что пить ее мог бы только самоубийца, стремящийся заменить медленную и неприятную смерть от жажды смертью быстрой, хотя и не менее неприятной. Ян предпочел бы пить мочу, но пересушенное тело выдавало жидкость разве что липким ознобным потом — все же дозу он словил неслабую, портативный диагност не справлялся. Но грех жаловаться, не сработай водный запас защитным экраном, до станционного медблока с его расширенными функциями Ян бы просто не дожил. Или будь этот самый медблок устроен чуть посложнее… хорошо, что их делают с расчетом на то, чтобы воспользоваться смог любой новобранец, даже находясь в бессознательном состоянии. Просто лечь на стол, остальное сделает автоматика.
Похоже, так вовремя подвернувшаяся станция была очень старой — таких странных пайков в пирамидальной упаковке Ян вообще не мог припомнить, наверное, сняли с производства задолго до его выпуска. Но армейский рацион тем и хорош, что подходит всем расам и не может испортиться по определению, и Ян жевал безвкусную разогретую массу, пока автоматика чинила и дезактивировала его катер. Поделиться с будущими посетителями собственной едой Ян не мог, сам сидел на рециклинге, как и любой дальний разведчик, но несколько дней кряду усердно крутил педали неудобного тренажера, заряжая подсевшие станционные аккумуляторы — вклад посильный и вполне адекватный. Каждый вносит, что может, неписаный закон Даль-Косма. Он, пожалуй, даже дня два профилонил под это дело, оттягивая возвращение в рейд, хотя автоматика давно мигала зеленым, сообщая о полной исправности катера. Но необходимость оставить на станции все в готовности к следующим гостям — дело не менее важное, чем плановая разведка, и совесть смолчала.
Уже на выходе из стыковочного шлюза Ян заметил еще одну странность — ладонь в алом круге стоп-сигнала была трехпалой. Сигнал не горел, Ян мог бы его и сейчас не заметить, а на входе как-то не до того было. Стали понятны странности чужого диагноста, неудобство тренажера и необычность пайков. Да и само расположение станции тут, далеко за границей освоенного людьми пространства. Ян тронул трехпалую руку пальцем и покинул чужую станцию, улыбаясь. Ждать гостей здесь можно было бы слишком долго, а у него рейд. Ничего, еще встретимся. Обязательно. И наверняка договоримся.
Не такие уж они и чужие, если точно так же оставляют на дальних задворках вселенной станции, оборудованные всем необходимым для приема случайных гостей. И не ставят на них защиты.
Жаклин Де Ге
ГРАНИЦА
Пограничники редко обращают внимание на саму границу. А зря…
Обычно Рочев с утра первым делом отправлял на Землю отчёт о суточной добыче, потом шёл на кухню за кофе и бутерами.
Но сегодня из базы данных вместо цифр и диаграмм выскочила дата — 31 декабря — и 3-D Дед Мороз радостно развернул транспарант: «В Новый год фирма дарит выходной даже вахтовикам!»
Рочев пару секунд ошарашенно смотрел на голограмму.
Целый свободный день… и что с ним делать?
Он влез в комбез и вышел на крыльцо.
С серого неба сыпался мелкий снег.
Между мёрзлыми кочками темнела стылая вода.
Ряд плотно насаженных высоких кустов, обозначавший границу между участками разных корпораций, разделял болото на две части. На ветках угрожающе топорщились длинные шипы. На той стороне виднелась диспетчерская фирмы-конкурента — точно такая же станция, как у Рочева, только флаг норвежский. И так же в пятидесяти шагах от неё застыл стационарный робот-наблюдатель — договор о взаимном невторжении на чужую территорию соблюдался строго.
Норвежец стоял под флагом и смотрел на снег.
Рочев улыбнулся, нажал на браслет. Над головой вспорхнула надпись-мыслеобраз:
«Тоже выходной?»
«Ага»
«Что делать будешь?»
Норвежец, не задумываясь, выдал:
«Готовить!»
«Точно!»- подумал Рочев.
Он помахал соседу, вернулся в дом и до самых сумерек топтался на кухне, переругиваясь одновременно с синтезатором, плитой и кухонным комбайном. Наконец всё было готово.
На тарелках красовались солёные грузди, сочные помидоры и неизменные бутеры с колбасой. Под колечками лука серебристо блестела селёдка. В духовке доходило жаркое. А в центре стола стояла огромная салатница с оливье.
Рочев полюбовался натюрмортом, вышел на крыльцо, завиртуалил северное сияние.
Выглянул норвежец.
«Уже?»
«Ага. Целый тазик оливье настрогал»
«Что такое оливье?»
Рочев в картинках изобразил процесс приготовления и конечный продукт.
«Круто, — уважительно просигналил норвежец. — Вкусно, наверное»
Рочев даже расстроился.
«Я бы отнёс тебе попробовать, — написал он в морозном воздухе, — но ты же понимаешь. Правила. Могут уволить. Да ещё эта граница…»
Громкий треск прервал беседу.
Оцепенев, диспетчеры смотрели на ковыляющий к станции Рочева здоровенный куст. В изгороди зияла дыра.
У крыльца куст остановился, приветливо махнул веткой.
Над головами людей синхронно вспыхнуло:
«Этого не может быть!»
«Почему? — удивился куст. — Моя планета, где хочу, там и хожу, ваши конторы не указ. Давай свой оливье. Отнесу.»
Алексей Алстар
ПОД МАСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
Пришельцы бывают агрессивными. И не всегда внятно выражают свои мысли
Ренхар мягким пружинистым шагом подошёл к Смирину и приставил к его окровавленному горлу плазменный резак.
— Можо, я его того? — с трудом выговорил дираец, то и дело поправляя отлипающийся от чешуйчатого горла виброакустик.
Боши недовольно рыкнул и несколько раз ударил об пол мясистым хвостом. Ренхар послушно отошёл от пленника и пристроился на узорчатой циновке. Подчинение старшему было важным пунктом галактического кодекса. Но не главным.
— Вам, людям, было ясно сказано покинуть этот сектор? — на чистейшем русском проговорил Боши. — Всю важность традиций, менталитета, стандарта вы не принимаете всерьез, так?
Смирин проглотил кровавую слюну, подался вперед, звякнув цепью.
— Да нам похрен на ваши традиции и законы, — прохрипел Смирин.
— Ты уверен в этом, человек? Ты не считаешь идентичность важнейшим фактором существования социума?
Смирин зло посмотрел на пластиковую маску. Ему хотелось выдернуть все эти трубки, посмотреть, как тварь будет задыхаться.
— Это был наш сектор! Вы пришли сюда, в наш мир! Привели свои полчища! Внесли хаос! — Смирин лязгнул зубами.
Боши наклонился к пленнику, погладил мощной конечностью окровавленную голову. В его голосе появились мягкие тона.
— Ты называешь это хаосом? Ты учился, человек? А ведь в ваших книгах это называется по-другому.
— Мне было не до книжек, я воевал с такими, как ты, сжигал их, превращал в пыль.
Ренхар медленно поднялся с циновки, подошёл к пленнику и со всей силы ударил Смирина в челюсть. Жестокость по отношению к врагу была важным пунктом галактического кодекса. Но не главным.
— Можо, я его того? А?
Боши отрицательно качнул головой. Ренхар сел на место, тихо затянул мантру и закачался в такт собственному напеву.
— Ещё раз спрашиваю! Признаешь ли ты, человек, наши правила незыблемыми, примешь ли наши законы и традиции, возведешь ли в абсолют наши ценности?
Смирин прощупывал языком зубы.
— А вы признали наши ценности, уроды? Вы разрушили общественные институты, созданные нами, отменили правовые нормы, выработанные на протяжении веков, нарушили привычный уклад…
— Мы пытаемся помочь вам, человек! Если бы первыми в Млечный путь прилетели жерлоты или узеры, люди были бы истреблены как вид. Мы же…
— Да пошли вы! Я не приму ваши традиции!
Ренхар глотнул браговлаги, перевел дух и, крутанув в воздухе сальто, опустил нижнюю конечность на Смирина. Тот взвыл и на мгновение потерял сознание. Решимость являлась важным пунктом галактического кодекса, но не главным.
Когда Смирин пришёл в себя, над ним склонился крупный дираец. По знакам отличия — сам генералус. Боши и Ренхар стояли в стороне, учтиво приклонив головы.
— Поздравляю тебя, человек! Теперь ты один из нас! Ты дираец! — генералус волевым движением вдавливал черную пластиковую маску в окровавленное лицо. — Знаешь, какой пункт является самым важным в галактическом кодексе?
Генералус поднял вверх механическую руку:
— Своеобразие!
— Можо, я его того? — произнес Ренхар и чмокнул Смирина в пластиковую щеку.
Тимур Максютов
ПИГАЛИЦА
Проще и полезнее всего ненавидеть тех, кто рядом
— Какого буя?! Зачем мне эта пигалица на борту?
Урмас ревёт, как пробитая дюза. Представьте себе двухметрового викинга с темпераментом кавказца и нервными пальцами скрипача — получится Урмас. Лучший пилот и скандалист Учебной базы.
У девчонки слёзы навернулись, розовым носиком хлюпает. Волосики разноцветными перьями торчат.
Петя-навигатор успокаивающе:
— Не шуми, командир. Дитё напугал. Тебя как зовут, чудесное создание?
— Фаня, — улыбнулась сквозь влагу обиды, — я специалист по оранжереям.
— Тьфу, — сплюнул Урмас, — девка в экипаже — к несчастью.
Таня Ли хмыкнула. Короткие чёрные волосы, дипломы планетолога и астрофизика. И светлая голова. А бортинженер Лёня продолжил ковырять неразлучной отвёрткой сдохший датчик. У него все карманы набиты подобным барахлом.
— Приказ ясный, — резюмировал дежурный, — отправляетесь на дальний пост, на «Сторожку». Связи нет давно, разберётесь, отремонтируете. Катер ждёт у третьего люка.
***
Метеорит разворотил станцию прилично. Передатчик снесло, от оранжереи одни ошмётки, приёмный шлюз — в хлам. Урмас отодвинул растерянного пилота, ласково погладил штурвал. Лихо пришвартовался к аварийному тоннелю.
В рубке «Сторожки» командир стащил шлем, пригладил вспотевшие соломенные вихры, пробасил в комм пилоту:
— Давай, шкипер, возвращайся на базу. Через неделю за нами прилетишь.
Взялись. Работали слаженно — будто не в Учебке познакомились неделю назад, а год вместе на железе. Капитан трудился яростно и другим продыху не давал, словно хотел обиду забыть.
Учебная база «Ганимед» — новейшая. Лучших космачей собрали — из торгашей, из вояк, из научников. Идёт подготовка к первому в истории межзвёздному полёту на Альфу Центавра, отбор экипажа. Процесс затянулся, Урмас скандал устроил: мол, скажите, кто полетит, чего время терять? Начбазы с бузотёром быстро разобрался — отправил старое корыто чинить.
Всё бы хорошо, но Фаня оказалась ходячим несчастьем. Первым делом нечаянно разгерметизировала склад с продуктами — перешли на сухари из НЗ.
Отопитель сожгла — Лёня, посмеиваясь, новый собрал из кофеварки и пылесоса.
Робота-ремонтника за орбиту Плутона отправила непонятно как. Пришлось самим в открытый космос выходить, по обшивке ползать с инструментами.
— Я её пришибу, — кипятился командир, — пигалицу эту.
Таня ему:
— Читай «Здоровый климат в космическом экипаже» профессора Е. Гольда. Цитирую: «надо понять и простить».
А потом Фаня в космос улетела. Не закрепила трос. Урмас, чертыхаясь, на реактивном ранце еле догнал. В шлюз приволок и сказал:
— Всё, сейчас запру тебя, и ручонки твои корявые свяжу. А то не доживёшь до катера.
Девчонка волосиками тряхнула и говорит солидно:
— Не надо. Вы, капитан Урмас Отт, и ваш экипаж прошли финальный тест на психологическую устойчивость в экстремальных условиях. Полетите на Альфу Центавра.
— Это кто решил? — крякнул капитан.
— Я. Епифания Гольд, доктор психологии и председатель отборочной комиссии. Но для вас согласна и на «пигалицу».
Максим Тихомиров
ИГРА В КОРАБЛИКИ
Узнай, во что играют дети твоих врагов – и ты избежишь гибели. Возможно…
У-у-у…
— Понсойоркава. Двух-с-половиной-палубный кватердаблдеккер.
— Мимо. Но осцилляции сходные, немудрено… Ладно. Вторая попытка.
— Шактолодка тогойнов, малая.
— Попал. Добивай.
— Три тераджоулевых планетарника, маршевый прямоточник для субсвета с апертурой в треть астроединицы, генератор червоточин производства Сенхейм-Луккарда с Ванахайма, максимальная дальность туннеля пятнадцать килопарсеков. Лазеры. Гиперсветовые торпеды, класс — «убийца планет».
— Годится. Добил. С командой что?
— Четырнадцать эмпат-навигаторов в главном ганглии. Тридцать четыре тысячи двенадцать штурм-особей в автоном-гибернаторах — планетарный десант. Спасательных ботов полста семь, индивидуальных комплектов выживания нет.
— Хм… Смотри-ка, вызубрил… Кончай всех.
— Не могу.
— В смысле?! Боты жги, тебе сказано. ТТХ от зубов, и кранты им всем.
— Нет.
— Как — нет?! Тебе их что, жалко? Наших дедов они не жалели!
— Не жалко.
— Тогда что?
— Надоело.
— Как так — надоело?
— Да вот так. Каждый раз одно и то же: угадай, опознай, по полочкам характеристики разложи, уничтожь… Сколько можно уже?
— Столько, сколько нужно! Пока не выучим все, да не вышибем их — сперва с планеты, потом из системы, а после — из Галактики! Пускай в свою туманность Андромеды валят, или откуда там они к нам поналезли!..
— Тогойны — из Конской Головы. Эвримахи — с Плеяд. Онголдоргайды, те пока непонятно… Может, и вовсе извне Галактического Диска…
— Да все равно мне, откуда приперлись онголдоргайды! Нам знать надо, как с ними разобраться. На чем летают, чем сражаются…как их убить.
— Говорю ж — надоело. Убить, убить… За что их убивать-то?
— Серега, ты охренел? Они у нас небо отняли!
— У меня они ничего не отнимали, Колян. Мне они работу дали, и родителям моим давали, а теперь содержание им обеспечивают, лечат да кормят. Нафига мне их убивать?
— Ты, Серега, предатель! Коллаборационист! Позор человечества. Ай!.. Ты чего?!
— Это тебе за позор и за предателя, умник. Чем подстрекать ко всякому, лучше учись, пока сопла драишь да трубопроводы прочищаешь. Смотри, запоминай, используй… Вдруг пригодится? Еще поколение — и вдруг свои корабли строить начнем, а?
— Думаешь, эти позволят?
— Думаю. Особенно если их не убивать. Тебе на смену когда?
— Через полчаса.
— Тогда еще поваляемся… Чувствуешь, одуванчиками пахнет?
— Ага… Еще партейку? Вон еще один шумит, на взлет пошел.
— Давай. Твоя очередь. Да не подглядывай!
— Гы…
У-у-у…
— Терминарондер у-искалепцев. Средний, вспомогательный.
— Молодца-а.. Ладно, чего уж… Добивай.
Виталий Придатко
ЛУКОШКО
Их дети очень похожи на нас – но слишком быстро взрослеют
Антон осторожно наклонялся, аккуратно протягивал руку и вынимал из ароматного, золотящегося в солнечном свете зеленого полога очередную ягоду, шишку, гриб или замысловатый цветок. На мгновение замирал над лукошком — чтобы бережно и безошибочно уложить добычу к прочим трофеям.
Синие огоньки мерцали сейчас на висках, выдавая сосредоточенность, почему-то совмещенную с… вдохновением, подсказал справочник. Юный, ещё не пропитавшийся яростью и агрессивностью анлейд кружил посреди роскошного безумия, еще недавно называвшегося Восточной Оранжереей, совсем не напоминая малыша, замершего под замахом двузубой пики…
У анлейдов всегда война. Помимо всего прочего, они ловки, безупречно владеют холодным оружием и всем прочим видам дискуссий предпочитают те, что завершаются смертью кого-то из оппонентов. Раньше, до инцидента в Тайюпе, мы видели только солдат. Даже в полях, даже на лесосеках, даже в рыбачьих лодках — они всегда носят костяные доспехи и мечи.
Чего ж удивляться, что до Антона мы не видели не то, что детей — даже женщин: в мире вечной вражды мудрее всего сохранять их в укрытиях, недоступных ни по суше, ни с воздуха.
Тем более, что контакта так и не получалось: землян либо обстреливали, либо пытались пленить, либо травили, — и только изредка напрочь игнорировали.
А Тайюп…. Почему-то мы решили, что всадники собрались эскортировать детей.
Так что спасти сумели одного-единственного. Из всех слов ребёнок хоть как-то отреагировал на «Антон»: обнял ручонками, тесно прижался и замер, зажмурившись. Чёрт возьми, это был первый анлейд, который не жаждал крови землян, едва увидав. Психологи полагали, что в этом выражалась благодарность за спасение, но мы-то, полевые волки, отлично знали, что анлейдам подобные сантименты чужды. Просто-напросто мальчишка ещё не вырос, не созрел, не успел усвоить затейливого и сложного кодекса чести. Вот в чем был шанс — объяснить ему, что мы не враги, не дать закоснеть в свирепой ревности вожака прайда. Воспитать человека. Развить. Проложить мост между нами и ордой гигантских четвероруких берсерков. Живой мост.
— Ещё немножко, — мотнул головой Антон в ответ на оклик, — нужно успеть подготовить вам подарок.
По-прежнему ловко он складывал урожай в лукошко, старательно выкладывая узор. Я подошёл ближе и вдруг разглядел, насколько он осунулся за последние дни.
— Я взрослею, Игорь, — тихо сказал он, не поворачивая головы, — вот и всё. Боюсь, что времени просто нет… я не успею рассказать вам, как переноситься под пространством, не успею научить…
Антон остановился, схватился за горло. Выронил корзинку, проводив её отчаянным взглядом, полным боли.
Я бросился к пареньку, не зная, чего боюсь больше: что он умрёт, или что останется жить. Или — просто боясь его. Совсем не несмышленого младенца, а…
— Я вз… рос… — выдохнул он, и свет разума погас в серебристых глазах.
Знаете, неправда, что землянин не может заметить удара взрослого анлейда.
Только — отразить.
Лариса Тихонова
СТЮАРД
Кормление хищных птичек – опасное занятие, особенно если птички разумны
Иван готовил обед. Не себе, старался для работодателей. Он уже отварил рис и усердно перемешивал его с сырым яйцом, когда на кухне появился Вик.
— Скоро?
— А ты скоро?
— Как раз нет. Зашёл сказать — у «Пеликана» опять серьёзная поломка, придётся кормить по старинке. До чего надоело, так бы и плюнул!
— Возьми и плюнь. Только вот сюда, не пропадать же добру.
Вик пожал плечами, набрал побольше слюны и плюнул в большую блестящую кастрюлю прямо на рис. Иван одобрительно подмигнул, поднял вверх оттопыренный большой палец и плюнул за компанию. И только потом полез в кухонный шкафчик за пепсином — одной слюны в качестве фермента было маловато.
Последними в кастрюлю полетели жирные фиолетовые черви — и изысканный лебедианский обед был готов. Осталось только сервировать и подать, если бы не сломанный «Пеликан».
Больше всего на свете Иван ненавидел изображать зоб, но контракт есть контракт. Кормёжка экипажа тоже входила в обязанности стюарда, и угрюмый Иван отправился в подсобку за спецкостюмом.
— Побольше, побольше вниз вспененного белья, — совался под руку с прописными истинами Вик. — У этих лебедиан никакой культуры приёма пищи! Защиплют всего, заклюют, кто бы знал, что в наше время так опасно быть орнитологом!
— Я БЫЛ орнитологом до устройства на этот проклятый корабль. Мечтал, дурак, поучаствовать в большой космической экспедиции, посетить множество планет, и лишь после старта выяснилось — им нужен подсобник на кухню!
— По-моему, эти птички человечество просто презирают, — печально отозвался Вик, — Мы для них недоразвитые. Прыжковые двигатели не изобрели, на своих тихоходах добрались только-только до Урана, а они давным-давно порхают между звёзд… О, тебе пора! Уже вопят, жратву требуют!
Приёмник внутренней связи разразился серией щёлкающих, донельзя раздражённых звуков. Иван торопливо загрузил в костюм-зоб содержимое кастрюли, опустил на лицо забрало и отправился в столовую.
Когда он вернулся — основательно помятый и забрызганный шлепками разлетающейся во время кормёжки пищи, — Вик спокойно доедал бутерброд.
— Умнейшая цивилизация, а ведут себя хуже желторотых птенцов, — пожаловался Иван. — Толкаются, лезут по головам, будто последнюю в своей жизни кормосмесь доедают! Меня, как инопланетянина, нисколько не стесняются!
— Кого и когда интересовало мнение обслуги? — поумничал Вик, благодушно потягивая чаёк. — А ты чего в таком виде на кухню? Лучше бы сразу в душ…
— Поговори мне ещё! — вдруг обозлился Иван. — Распустился, уже делает замечания хозяину! Подъём, и пока моюсь, быстро сваргань бутерброд… нет, три!
— Слушаюсь, — подпустив в голос почтительности, отозвался его личный андроид серии ВИК, а когда человек вышел, вдруг широко улыбнулся.
Во-первых — завтра он скажет хозяину, будто бы «Пеликан» опять сломался.
Во-вторых — именно биологические андроиды станут следующими покорителями Космоса, потому что благодаря ловкости рук и наблюдательности Вика, который, в отличие от своего хозяина, не терял времени даром, у них теперь есть чертежи прыжкового двигателя.
Анна Райнова
НАЙТИ ГЕЮ
Что человеку хорошо, инопланетянину – смерть
— Рой, проснись, пора сменить Макса.
Вынырнув из забытья, он сел и зябко поёжился:
— Как обстановка?
— Хуже некуда, — Лея подала ему кофе и, опустившись в кресло рядом с койкой, привычным жестом убрала со лба тёмную прядь. В воспалённых от усталости глазах читалась растерянность. Много лет назад с тем же выражением на тонком лице она слушала его лживые оправдания. Долго слушала, потом ушла. Уехала подальше. Кто мог подумать, что судьба сведёт их на Гее в роли начальницы и подчинённого. Главврача и координатора мед центра. Хороший тандем получился, много лучше, чем когда они пытались изображать семью.
— Пока ты спал, живых не привозили. Ребята прочёсывают дома.
Он тяжело вздохнул, вспомнив, какие грандиозные планы строило человечество, найдя в глубинах космоса сестру-близнеца Земли. Гею населяли разношерстные племена, отстающие от нас в развитии на тысячи лет, но весьма восприимчивые к обучению. Старшие братья по разуму принялись щедро делиться знанием. Вскоре на океанском берегу единственного материка планеты вырос город, благоустроенный по последнему слову земной техники.
Первые сообщения о найденных без сознания на улице аборигенах не вызвали тревоги. Никто не сомневался — современная медицина совладает с любым недугом.
— Отклонений от нормы обнаружить не удалось. Вот только обменные процессы в теле замедляются, будто они замерзают, — заключила Лея, всесторонне обследовав первых больных. — На медикаменты реакции нет. Ума не приложу, что с этим делать.
Тогда он ещё верил, что Лея — первоклассный врач, обязательно найдёт выход.
Неделю за стенами города ширился погребальный ров. Людей не хватало даже на то, чтобы вовремя убирать трупы. Землян на Гее всего две тысячи, включая сотню андроидов.
Дверь смотровой отъехала в сторону — через порог шагнул встревоженный Макс:
— Я тут на обратном пути заглянул к Двейцам, — с порога начал он. — Пляшут после удачной охоты, как ни в чём не бывало.
Воинственные Двейцы не пожелали селиться в городе. Волшебные дары и обещания безбедной жизни не заставили сурового вождя покинуть родные леса. В жуткой, смертельной суете последних дней о них забыли.
— Молодчина, Макс. Нужна твоя помощь, потом отоспишься, — сорвалась с места Лея.
***
Мы с Максом заканчивали грузить на борт гравилёта разбросанные в траве носилки, когда последние выжившие, благодарно распрощавшись, растворились в лесу. Я оглянулся, почувствовав на себе пристальный взгляд. Лея сидела, прижавшись спиной к стволу раскидистого дерева:
— Тридцать семь тысяч восемьсот два человека. Их убили мы, — произнесла, едва я приблизился.
— Два года прошло. Кто мог подумать, что искусственная среда обитания окажется для них смертельной ловушкой. Про энергообмен с деревьями и про то, что наши подопечные разряжаются со временем, как батарейки, между прочим, ты догадалась.
— Поздно, — отрезала Лея. — Такой простой ответ. Как мы не понимали, что цивилизацию нельзя за уши притащить в счастливое завтра. Дарители… Я составлю отчёт. Думаю, нам пора убираться отсюда.
Я кивнул, подал ей руку и на мгновенье сжал холодную, как лёд ладонь. Захотелось обнять её, как прежде, прижать к себе и никуда не отпускать.
— Не надо, — взглядом остановила мой внезапный порыв Лея. — Оба потом пожалеем.
Ольга Сафонова
РАЗУМНЫЙ ОБМЕН
Когда время дороже денег
Запыхавшись, он подошёл к обменнику. Последнему в городе. В этот раз должно повезти, иначе всё пропало.
— Покупаете? Продаёте?
— Покупаю. Тридцать пять, — выдохнул старик и замер, пытаясь внушить кассирше ответ.
— Напишите здесь цель обмена, — она протянула стопку бланков, — и тридцать пять месяцев чётко, буквами.
— Мне нужно тридцать пять лет.
— Лет? — кассирша оторвала взгляд от бумаг. — Дедушка, такую сумму минимум за неделю заказывать надо.
— Да, спасибо, простите, — старик, потупившись, направился к выходу, и чуть не врезался в следующего клиента, худенького паренька с огромным портфелем. Тот обменял семь лет и солидным педагогом отправился принимать экзамен у старшеклассников. К старику вернулась надежда.
— Можно, я тут подожду? Ещё несколько продавцов — и мне хватит.
— Как хотите, но вы тут до вечера просидеть можете. Удобнее бронировать заранее и тогда…
— Мне сейчас нужно! — закричал он и, поймав испуганный взгляд кассирши, продолжил спокойней. — Может быть, это моя последняя поклонница, вот вы меня даже не узнали… Я — Антуан Рамирес, всемирно известный укротитель гигантских кифсентопов.
— Укротитель? — рассмеялась кассирша. — Я бы поверила, если бы дрессировку разумных существ не запретили давным-давно.
— Вы правы, — вздохнул Антуан, — тогда я всё потерял, даже последнего зверя украла чокнутая фанатка.
— Та самая, последняя?
— Нет, то давно было. А вчера на моём сайте оставила комментарий удивительная женщина, красивая, утончённая и столько знает о повадках кифсентопов! Я ответил, мы договорились встретиться и вот только тогда я вспомнил — у меня же там ретушированное фото сорокалетней давности!
***
Людмила неохотно сняла новую кофточку из прозрачного тарвала, благоухающую тюльпанами сорта «богиня ночи»:
— Что на этот раз не так? — поинтересовалась она у гигантской зелёной рептилии, свернувшейся в клубок на потолке.
— Слишком вызывающе. Надень вон ту хлопчатую.
— Ни за что!
— Не наденешь, заявлю о твоём обмене в подпольном времямате.
— Никто не пострадал, — надула губки Людмила, — а для меня это вопрос жизни и смерти!
— Десять подростков получили твои годы и сейчас пьют алкоголь или курят!
Ворча под нос о запрете дрессировки разумных существ, женщина переоделась.
— Умница! Теперь можешь идти на свидание, — кифсентоп ловко одним из щупалец засунул ей в рот конфету, а другим почесал за ухом.
Александр Лычев
СКВОЗЬ НЕБО
Нелегко приходится первым космонавтам там, где небо – твердое.
Латимер был готов к смерти в любой момент. Он знал, что это будет опасно. Прорыв сквозь небесную твердь — риск при любых обстоятельствах: никто не знает, что там — за многокилометровой толщей небесного свода.
— Эхолокация показывает, что над небом, скорее всего, просто пустое пространство, — объяснял ему в своё время наставник, почесывая лоб. — Возможно, газовая среда, а возможно — и полная пустота.
— Но что такое «пустота»? Разве это возможно??? — поразился тогда Латимер.
— Расчёт показывает, что не исключено… Особая форма континуума, когда в пространстве находятся лишь отдельные молекулы, а длина их свободного пробега измеряется метрами.
Звучало невероятно. Конечно, только безмозглые рыбы не замечают воды, в которой плавают. Но ПУСТОТА… — это невообразимо и для разумного существа!
Да, прорваться сквозь небо — задача сложная. Чтобы проплавить преграду такой толщины, нужно огромное количество энергии. А ставить мощную бурильную установку в перевёрнутом, фактически подвешенном к небу положении, задача не из простых. Такой проект потребовал бы совокупных усилий всей планеты!
К счастью, есть и другой путь. Иногда, раз в цикл, это происходит: небесный свод трескается — тут, на Южном полюсе, где он тоньше всего. И тогда часть поднебесного вещества вырывается на внешнюю поверхность. Если попытаться пройти сквозь щель… скорее всего, этот поток вынесет туда и корабль. Что будет дальше — неясно. Скорее всего, его отбросит в сторону, и сверхпрочная капсула Латимера в итоге покатится по поверхности — и где-то там остановится. Латимеру вовсе не нужно геройствовать: достаточно измерить основные параметры среды — и домой. Для этого надо будет сбросить поплавки и включить реактор на медленный разгон. Разогревшееся дно аппарата будет проплавлять вещество под собой, и, в конце концов, он вернётся в поднебесный мир.
…Да! Восходящий поток подхватил корабль! Если расчёты верны — аппарат не разобьёт о край трещины в небесном своде. А от всех остальных опасностей он защищён! Даже пустота за бортом его не затронет. Да и задача Латимера проста: туда — и обратно…
…Датчики показывают, что забортная вода начала кипеть… Это объясняет, почему эхолокация так плохо работает. Но что же будет, если вода… испарится вовсе?
Латимер задумался, потом бросил это — уж слишком сильно трясло. Какая разница? Газ, не говоря уже о пустоте, менее плотен, чем жидкость и твёрдое вещество. Значит, подниматься аппарат перестанет и остановится где-то на внешней поверхности небесного свода, не так ли?..
Именно в этот момент мощнейший фонтан кипящей воды швырнул корабль Латимера в звёздное небо. Его крошечный мир, Энцелад, не способен удержать атмосферу. Водяной пар, вырывающийся из недр его подлёдного океана, покидает этот спутник Сатурна навсегда. Медленно вращаясь в вакууме, аппарат постепенно исчезал в ледяных просторах кольца Е. Ведь именно за счёт выбросов воды с Энцелада оно когда-то и сформировалось…
Елена Щетинина
КУДА ДЕЛСЯ СЕРЕБРЯНОЕ КОПЫТЦЕ?
Папа-косморазведчик всегда найдет возможность по-новому проиллюстрировать сыну старую сказку
— Тут вспрыгнул козёл на крышу и давай по ней серебряным копытцем бить. Как искры, из-под ножки-то камешки посыпались. Красные, голубые, зелёные, бирюзовые — всякие… — в горле у Дениса запершило, и он отхлебнул воды из стоявшего рядом стакана.
Затем перевёл дыхание и продолжил, стараясь читать с выражением — и худо-бедно по ролям.
— Хризолитами называются. Видали? — дойдя до последней фразы, Денис глубоко вздохнул и снова отпил воды.
— Ну вот, сынок, и всё, — сказал он. — А теперь спи. И поцелуй от меня маму.
Он снова вздохнул, остановил запись и подписал звуковой файл «Матвею от папы».
И отрывистым нажатием на клавишу отправил его в путь.
***
От Плутона до Земли сигнал идёт шесть часов. А Матвей каждый вечер ждёт папиных сказок. Наташа говорила, что сын даже не ложится спать, если сигнал отчего-то запаздывает. Приходится тогда уговаривать, придумывать, что папа на очень важном задании, спасает Землю от очередной катастрофы. Судя по её рассказам, таких катастроф за последнюю вахту Дениса произошло уже около десятка.
Эх, Матвей-Матвей, ну так и быть, верь пока, что папа спасает Землю — а не кукует на одинокой базе на Плутоне. Когда-то самой далёкой планете Солнечной системы — а теперь даже и не планете. И пусть эта работа тоже очень важна и нужна — но со спасением Земли, конечно, не сравнится.
Вообще, Денис мог начитать все эти сказки заранее, скопом, перед отлётом — а Наташа уже включала бы их по очереди каждый вечер. Но ему была нужна эта иллюзия диалога с сыном. Ему хотелось думать, что он разговаривает с ним здесь и сейчас — а не где-то и через шесть часов.
И поэтому Денис каждый день выгадывал время так, чтобы рассказать ещё одну сказку — выгадывал так, чтобы она подоспела как раз к вечеру.
***
Через двенадцать часов он поймал файл «Папе от Матвея».
— Папа… — голос у сына был сонным. — А куда делся Серебряное Копытце?
Денис усмехнулся.
Он не зря выбрал именно эту сказку — и именно сегодня.
И всё рассчитал.
До того момента, когда Плутон подойдёт к апогелию., оставалось ещё несколько минут. Скафандр был уже надет, тросы проверены, а камера заряжена.
— Я покажу тебе, сынок, — мягко сказал он, словно Матвей сейчас мог его услышать. — Я покажу…
И вышел на поверхность.
***
На востоке уже садилось солнце. Да, здесь Солнце было всего лишь тусклой точкой — но люди никак не могли избавиться от привычки следить именно за ним.
— Смотри, Матвей! — громко сказал Денис. — Смотри! Вот он, Серебряное Копытце!
И поднял камеру к небу.
Плутон достиг апогелия.
И замерзающая атмосфера стала медленно опускаться на его поверхность.
Красные, голубые, зелёные, бирюзовые — всякие… Небо было покрыто всполохами, искры — как драгоценные камни из-под копыт волшебного олешки — падали то тут, то там. Казалось — протяни руку и можешь набрать драгоценностей в горсть.
Красные, голубые, зелёные, бирюзовые — всякие…
— Смотри, Матвей! — прошептал Денис, словно боясь спугнуть эту красоту. — Я нашёл Серебряное Копытце. Я дарю тебе эту сказку. Разве это хуже спасения Земли?
Литературнохудожественное издание
АСТРА НОВА
альманах фантастики
Главный редактор: Светлана Тулина
Редколлегия: Кирилл Берендеев, Юлия Крюкова,
Евгения Халь, Анна Райнова, Александр Тишинин
Корректоры: Светлана Ушакова
Компьютерная верстка и дизайн Ольга Денисова
Художники: Светлана Тулина, Ольга Маковская
Издательство СевероЗапад, 2015
Издательство Литературный мир, 2015