Содержание

Поддержать автора

Свежие комментарии

Март 2024
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
« Окт    
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

Галереи

  • Международный литературный клуб «Astra Nova»

    Астра Нова № 1/2016 (006)
    альманах фантастики

    Максим Тихомиров ПОЕЗДА ДИАКОЛЫ

    Ведя состав меж миров, знаешь ли ты, кто сложил оригами твоей судьбы?
     

    1. Оригамист

    Из соседней системы пришёл запрос на переход, и оригамист Диаколы очнулся от цветного сна, полного волнующейся зелени и перестука колес. Ощупав пространство своими странными органами чувств, он выделил нужный сектор на периферии, убедился в мирных намерениях тех, кто стучал в многомерность ворот его системы и приготовился к приёму гостей. Пространство встопорщилось, вздыбилось, пошло волнами складок, смялось по незримым линиям струн — горы-долины, долины-горы, — которые сошлись в одной координате на самой границе системы, и там сложилось в журавлика-оригами. Журавлик приблизился к солнцу и оказался межзвёздным лайнером, который расправил пилоны энергосборников, жадно впитывая излучение светила перед новым прыжком сквозь ничто. Бездонные утробы накопителей были заполнены ещё до пересечения орбит газовых гигантов системы — но лайнер продолжал свой путь и вскоре достиг внутренних планет. На орбите четвёртой от солнца он высеял десяток малых кораблей, немедленно устремившихся к ближайшему шароцвету, откуда им навстречу уже мчался рой мелких судёнышек, контейнеров и вольных торговцев-пустотников верхом на газовых ракетах. Шароцвет гостеприимно распахнул устьица шлюзов навстречу прибывшим и поглотил их всех. Лайнер принял на борт пассажиров и груз, отмахнулся от пляшущих вокруг торговцев ленивыми шлепками силовых полей и продолжил свой путь сквозь систему, пересекая её по плоскости эклиптики. Очутившись среди ледяных планетоидов внешнего края, корабль послал запрос на переход. Несколько мгновений спустя было получено разрешение, и накопители корабля отдали собранные гигаджоули энергии пустоте. Развернувшись в плоскостную выкройку самого себя, лайнер перестал существовать в занимаемой им мгновением раньше координате. В одной из ближайших звёздных систем пробудилось могущественное сознание и принялось деловито сминать ткань пространства в журавлика-оригами. Горы — долины, долины — горы… Ритм привычных манипуляций дружественного разума убаюкал оригамиста Диаколы, и, внеся в свою бездонную копилку полученную за переход плату, он провалился в сон, полный волнующихся колес и перестука зелени. До следующего корабля.  

    2. Джонатан

    Путешествие получилось сумбурным. Не успел Джонатан отойти от выворачивающей наизнанку встряски перехода, как — раз, два, три! — и система пронеслась мимо него за обзорными панелями корабельного салона, подмигнув ему озорным светлячком солнца, мигом выросшего в золотистый шар. Планеты-гиганты мимолетно состроили ему глазки вечных атмосферных вихрей, подразнили многоцветными плоскостями колец — и вуаля! Поезд прибыл, дамы и господа, освободите, пожалуйста, вагоны!.. Вместе с остальными пассажирами, летевшими до Диаколы, Джонатан проплыл к посадочной палубе и занял место в хрупком пузырьке шлюпки. Перистальтика шлюзового яйцеклада метким толчком послала шлюпку навстречу невидимой туше орбитали. Замерев в середине великого Ничто, словно муха в патоке, несмотря на головокружительную скорость собственного полета, Джонатан в какой-то момент обнаружил у себя над головой изумрудный с пробелью облаков диск древомира Диакола. Ажурный, просвечивающий насквозь в отражённом ликом планеты свете, сфероид шароцвета заслонил обзор и принял гостей сквозь влажно блестящую смазкой щель устьица в свои внутренности. Джонатан нетерпеливо выпорхнул из раскрывшейся шлюпки и, опережая прочих пассажиров, первым оказался у регистрационной стойки транзитного зала. Женщина-або, с огромными лемурьими глазами на мохнатой мордашке, оскалилась ему навстречу, и Джонатан не сразу понял, что это местное подражание человеческой улыбке. Что было сил он заулыбался в ответ, и усердие его было вознаграждено — совсем скоро он уже порхал взад и вперёд по обзорной галерее одного из ярусов шароцвета в ожидании планетарного челнока. Здесь и там среди звёзд видимого с галереи сектора небесной сферы парили подсвеченные светом солнца и планеты шароцветы самых разных форм и очертаний. Джонатан помнил их наизусть, безошибочно узнавая по силуэтам. Как и всё, связанное с Диаколой, шароцветы были объектом его пристального интереса. Несмотря на то что это было первым посещением системы, Джонатан мог со уверенностью и без ложной скромности утверждать, что является одним из наиболее компетентных экспертов по Диаколе во всех её проявлениях. Мимо проплывали громоздкие многогранники ульев, ажурные фермы воспиясель и ощетинившиеся радиальными шипами старт-катапульт спороносцы, напоминающие многократно увеличенных радиолярий сгинувшей в веках Земли. Пространство вокруг них кишело хаосом жизни — на отчаянно парящих хвостах реактивных струй, размахивая жгутиками и вцепляясь друг в друга крючьями и присосками, в поисках попутного паразитного трансфера во всех направлениях носились обсеменники и прилипальцы, проникапельки и засеятели, громовержки и ползунцы. Древомолодь наполняла пространство суетой, для беглого взгляда лишённой всякого смысла. Но Джонатан знал, что бестолковое кишение этих бесчисленных полурастений-полумашин-полуживотных подчинено четко опредёленной, пусть и совершенно нечеловеческой логике. Если запастись терпением, спустя некоторое время можно было даже научиться видеть систему в мельтешении причудливых тел. Однако терпением Джонатан явно был обделён ещё при рождении — впрочем, самому себе он объяснял собственную неусидчивость и нетерпеливость хронической нехваткой времени на всё, заслуживающее его внимания под этими звёздами. Разумеется, он разберётся во всём, пусть и не сразу. Диакола манила его своими тайнами, но помимо них было то, ради чего Джонатан покинул уютный кабинет в трети звёздного рукава отсюда и пустился в странствие сквозь бездну светолет. Причина, по которой кабинетный ученый оставил свою уютную норку близ сердца галактического диска, носила имя Эльжбета. Его возлюбленная, вдруг без объяснения причин ускользнувшая из его объятий перед самой помолвкой! Поиски следов её бегства привели Джонатана сюда, на Диаколу. Ах, Диакола, Диакола!.. Мир умопомрачительного Древа и, конечно же, знаменитых на всю Галактику поездов. М-м-м, что за удовольствием будет узреть воочию все те чудеса, о которых прежде удавалось лишь читать! Но всё это будет позже — а пока… Эльжбета, Эльжбета! Вот по какой причине Джонатан был столь несдержан в своём нетерпении; вот почему он с выражением отчаянной решимости сновал живой торпедой взад и вперёд по кольцу прогулочной галереи вращающегося над Диаколой шароцвета, распугивая праздных туристов и внося смятение в жизнь орбитального жулья всех мастей. Вот почему он пришёл в ещё большее, на грани помешательства, возбуждение, когда на горизонте над кромкой атмосферы медленно поворачивающейся далеко внизу планеты воздвигся колоссальный облачный столб. Белоснежный, одетый в сеть атмосферных разрядов и перечёркнутый здесь и там пылающими зигзагами молний, он вырастал над горизонтом всё выше и выше, неуклонно приближаясь. Вскоре колонна клубящихся облаков закрыла полнеба. В её толще угадывалось некое движение, подчинённое странному ритму неслышной, но несомненно величественной мелодии, которую пело Древо в своем вековечном сне. Облачный столп возносился в небо и пронзал его, таща за собой на низкую орбиту прихваченную атмосферу, окутывающую его едва заметным в преломлённых лучах солнца ореолом. Корона иссушенных пустотой ветвей венчала облачный вихрь. К ветвям слетались сонмы мелких обитателей припланетья, танцуя вокруг и то и дело совершая посадку на поверхность колоссальных сучьев. Шароцветы вели задумчивый хоровод чуть поодаль, и между ними и циклопической колонной кишмя кишели транспорты сообщения, совсем крошечные в сравнении с окружающими их гигантами. Шароцвет, в котором Джонатан в восхищении завис у прозрачной стены прогулочной галереи, в благоговейном восторге созерцая наконец одно из чудес населённой вселенной, неуклонно приближался к распахнутой ему навстречу условной ладони, обрамленной циклопическими пальцами, изломанных гравитацией, вакуумом и метеоритными бомбардировками. Древомир Диакола приветствовал Джонатана, протягивая ему навстречу одну из своих экваториальных орбитальных ветвей. Совсем скоро челнок перенёс Джонатана с шароцвета на орбитальный терминал Портограда, где он купил билет в один конец на легендарную «Алую стрелу». А потом начал свой долгий, долгий спуск с орбиты. Где-то там, внизу, его ждала встреча с Эльжбетой. Сердце Джонатана замирало в радостном предвкушении.  

    3. Смотритель

    Гикси обитал на безымянном полустанке в двух ветвях пути к закату от узловой станции Лекорейси. Его жилищем был старинный товарный вагон, много лет назад уснувший в дупле-тупике. На крыше вагона за долгие годы покоя из семян Дерева вырос настоящий лес молодых побегов. Лианы спускались по заскорузлым от времени стенам вагона узловатой паутиной, а оплетавшие их вьюнки-лазучки цвели круглый год, заглушая запах старой колесной смазки изысканной смесью ароматов лиловых и алых цветов. Пернатые ящерки вили гнезда в путанице скрывающих вагон ветвей, и по утрам Гикси просыпался от их скрипучих песен и деловитой возни среди листвы. В то утро его разбудила тишина. Это было необычно. Гикси некоторое время прислушивался, не веря своим ушам, но не услышал ни чириканья ящерок, ни птичьего посвиста, ни стрекота голенастых жуков-листовертов. Полустанок, всегда полный жизни, не замирающей даже в ночные полусутки, сейчас затаился, не смея издать ни звука. Что-то напугало его обитателей. Привычно оборвав присосавшиеся за ночь к коже нити воздушных корней, Гикси выпутался из гамака, срастившего на ночь плетёные створки, и соскользнул по лестничной лиане. Пробивающийся сквозь цветные панели окон солнечный свет пятнал радужными бликами древесный узор под ногами. Пыльца древоцветов, сплошь покрывающих внутренность вагона от пола до потолка живым занавесом, лениво кружилась в косых световых столбах. Лепестки дверных створок, едва слышно скрипнув, выпустили его наружу, в приглушённый кроной Древа зеленоватый полусвет утра. Ветвь дышала, выпуская сквозь миллионы распахнутых навстречу солнцу дыхалец облачка водяного пара. Покрывающая Гикси от макушки до кончика хвоста шерсть мигом покрылась перламутровым бисером мириад крошечных капель. Орхидеи на стенах вагона жадно впитывали влагу распахнутыми зевами цветков и дрожащими в нетерпении воздушными корнями. У самых ног Гикси юрко прошмыгнула и спряталась под вагоном стремительная древесная змейка изумрудного цвета. Проводив её недоумённым взглядом, смотритель наконец огляделся. Двое в нелепых, ниспадающих до пят дождевиках стояли прямо в колее пути и терпеливо ждали, когда он обратит на них внимание. В первый момент Гикси растерялся. На полустанках не бывает гостей. Поезд из Лекорейси проходит без остановки поздно вечером, на следующем разъезде переходит на другую ветвь и уже по ней кружным путем возвращается в город. Редкие грузы для смотрителя полузаброшенного полустанка — провиант, инструменты, хозяйственные мелочи согласно предоставленному списку-заявке — привозили из Лекорейси на самоходной дрезине путевые обходчики раз в три десятка дней. Гикси не помнил, чтобы однажды заведённый порядок нарушался. Сегодня был пятнадцатый день с прошлого визита обходчиков. Взяться незваным гостям было решительно неоткуда. Но они стояли в десятке шагов от Гикси и молча разглядывали его гибкую фигуру из-под глубоких капюшонов своих плащей. — Приветствуем тебя, смотритель, — сказал тот, что был пониже. Он странно выговаривал слова Общей речи, и голос его был лишен интонаций. Чужаки, понял Гикси. Но откуда здесь взяться чужакам? Пришельцев с небес ему приходилось встречать и раньше. Давным-давно, когда он был юн и непоседлив, скитания мятущейся души заносили его в густонасёленные части Древа. Год он провел в Портограде у самой верхушки одного из Высоких Стволов экваториальной зоны, поддавшись его соблазнам и с головой погрузившись в трясину его пороков. Сейчас, многие годы спустя, Гикси вспоминал то время со смесью восторга и содрогания. Круглосуточная суета никогда не спящего города, населённого удивительными существами доброго десятка рас, часть из которых никогда не принадлежали этому миру, зачаровывала и пугала его. Перебиваясь случайной работой, он, подобно пористому листу чистодрева, впитывал впечатления от мимолётных встреч с чужаками, так непохожими на него самого и его сородичей. Позже, когда поиски уединения и покоя привели уставшего от мирской суеты Гикси на отдаленную Ветвь с размеренным течением неспешной жизни, воспоминания об этих встречах наполняли его сны образами таинственных незнакомцев, цели которых оставались неясными, но манили ощущением чуда, заставляя спящий разум работать в поисках причин их странных поступков. Сейчас ему предоставилась возможность вновь попытаться постичь движущие чужаками мотивы наяву. От этого Гикси робел до дрожи в коленках. Нет, пришельцы не были страшными. Они даже не выглядели жуткими, хотя Гикси и благодарил мысленно Крону и Корни за то, что чужие явились ему закутанными в бесформенные хламиды плащей. В Порту он навидался всевозможных, порой самых причудливых тел, один взгляд на которые будил в животной части его естества совершенно первобытное отвращение и агрессию, скрывать и контролировать такую реакцию ему удалось научиться далеко не сразу. Теперь, годы спустя, этот навык следовало извлечь из глубин памяти, куда он давным-давно отправился ввиду своей невостребованности. Округ Лекорейси казался последним на Древе местом, куда чужакам пришло бы в головы заглянуть. Но вот они здесь, а он перед ними, и помочь ему решительно некому. Гикси вздохнул и поправил кое-как напяленные ремни форменной перевязи. — Доброго дня и вам, — сказал он. — Что привело вас в этот забытый уголок, добрые господа? И могу ли я быть вам чем-нибудь полезен? Чужаки не шелохнулись, но у Гикси возникла необяснимая уверенность в том, что они каким-то образом обменялись взглядами. — Нам нужен ваш вагон, смотритель, — сказал тот, что повыше. Гикси ещё успел заметить неясное, но несомненно угрожающее движение низкого чужака. Потом мир вдруг стал мешаниной красок и звуков и удушил смотрителя зелёным ароматом абсолютной тишины. И Гикси вновь увидел сны, которых не видел уже много лет — с того самого года у подножия Портограда, когда после тяжёлых дней, полных забот о пище насущной, ночи он проводил в притонах Сновидцев у самых корней Великого Древа… Сны эти наполнял посвист гудков локомотива, шелест листвы и плавное покачивание вагона в неровностях колеи.  

    4. Оригамист

    Новый вызов нарушил течение цветной дремы оригамиста Диаколы, и тому пришлось возвращаться в явь, чтобы исполнить свою работу. Большой флот запрашивал разрешение на переход с той стороны барьера, разделявшего планетные системы не хуже реального расстояния в нормальном пространстве. Это было странно и необычно. В этой части звёздного рукава уже дано не было необходимости в совместных путешествиях нескольких кораблей ни внутри планетных систем, ни между ними. И вот — четыре с лишним десятка кораблей сразу, запрос на транзит сквозь систему Диаколы, не вызывающий подозрений информационный пакет, подготовленная плата за переход в виде энергии, способной ненадолго зажечь маленькое солнце. Все условия соблюдены, и нет причины для отказа. Однако что-то было не так, и оригамист чувствовал это. Оригамист любил загадки. Он все ещё боролся с сильным искушением пропустить флот сквозь барьер и посмотреть, как будут развиваться события далее, когда его сознания коснулся вызов равного. Оружие, просигналил оригамист системы Порранкса, на внешней границе которой парил сейчас в ожидании перехода странный флот. У них оружие. Сами корабли — оружие. Прощупай их. Оригамист Диаколы был заинтригован. Его не интересовало, чем руководствовался его коллега с Порранкса, впуская к себе столь опасную компанию, конечная цель которой в инфопакете, предоставленном вместе с запросом, указана не была. Ему было интересно, что предпримет флот, оказавшись в его системе, если он соблаговолит его туда впустить. Просканировав сознания экипажей кораблей, оригамист обнаружил возведенные невесть кем рубежи ментальной блокады у тех из них, кто мог бы пролить свет на интересующие его вопросы. Потом его разум наткнулся на слабое эхо полустёртого воспоминания в сознании одного из флотских офицеров очень и очень невысокого ранга — настолько невысокого, что уже само его присутствие на борту флагманского корабля эскадры на весь окрестный космос кричало о принадлежности офицера к очень и очень секретным службам. Его память хранила отзвук знания о том, что успех флоту в достижении неведомой цели гарантирован независимо от решения, которое примет оригамист. И гарантии успеха миссии флота находились сейчас внутри подчинённого оригамисту пространства. Лазутчики, подумал оригамист со всё возрастающим возбуждением. Как интересно! В скучном течении жизни оригамиста появился смысл. Он послал флоту сообщение о технических неполадках и раскинул щупальца своего сознания по всей системе в поисках всего странного и необъяснимого, что только можно найти в ней. Когда он нащупал искомое, метасущность оригамиста испытала эмоцию, в человеческом эквиваленте сходную с чувством глубокого удовлетворения. С возникшим чуть позже чувством, сходным с человеческой обескураженностью, он обнаружил в своей системе присутствие представителя третьей силы, пока не заявившей о себе, но несомненно ожидающей своего выхода на игровую доску. Игра, не успев начаться, делалась всё увлекательнее, и сверхмогучая надсущность, каковой являлся оригамист, не боялась проиграть в ней. Даже проигрыш интереснее скуки, считал оригамист. Но настроен он был всё-таки на победу. Ведь так сложно простить себе проигрыш, будучи равным по силе богам.  

    5. Джонатан

    Сквозь прозрачные стенки капсулы орбитального лифта, с головокружительной скоростью несущейся вдоль ствола чудовищной Ветви в направлении Портограда у её основания, Джонатан любовался разворачивающимися перед ним пейзажами древомира Диакола. Великое Древо покрывало всю поверхность Диаколы целиком, без остатка. Чудовищное плетение циклопических Ветвей, распадающихся на порядки всё более и более истончающихся побегов, давно укрыло под собой континенты и океаны, спрятало под своим зелёным пологом долины и горы, сформировав новые, полные растительной жизни хребты из вздымающихся к небесам Ветвей и долины плотно сросшихся между собой горизонтальных стволов. Древо запустило ненасытные хоботы корней в самые недра, выпивая из планетной тверди необходимые ему элементы, и протянуло щупальца Портоградов в открытый космос, чтобы оттуда получать те ресурсы, которыми изначально была небогата материнская планета, или которые уже истощились за время, в течение которого Древо превратилось из Первого ствола на субэкваториальном континенте в распространившуюся на всю планету сеть Ветвей, Корней и Стволов, многие, многие тысячи лет назад слившихся с приютившей его планетой в единое целое, образовав Древомир. Необозримое волнующееся море листвы, формирующей единую Крону Великого Древа, было нескончаемым источником энергии и огромными легкими, насыщающими атмосферу кислородом. Сосуды гигантских Ветвей стали единой транспортной сетью, способной доставлять любые грузы в любую точку планеты. Трубопроводы и туннели метро, резервуары и хранилища, многомиллиардные Древограды умеренного пояса… И поезда, поезда! Живые Поезда Диаколы, мчащиеся по бескрайней паутине путей по всем ярусам и Ветвям Древомира от Корней до самой Кроны, привлекали на планету путешественников со всей Галактики. В эпоху, когда путешествия между звёзд стали совершенно обычным и весьма скучным в плане яркости впечатлений делом, многодневные поездки на поездах по постоянно меняющемуся ландшафту Древомира приобрели в одночасье небывалую популярность среди уставших от царящего повсюду порядка и изобилия граждан всех без исключения обитаемой вселенной. Когда войны канули в лету с воцарением единых внутрисистемных государств и строгим контролем за межзвёздными переходами, осуществляемыми неподкупными оригамистами каждой из населённых систем, именно межзвёздный туризм сделался практически единственным стимулом для переселения и миграций больших человеческих групп. Каждый из населённых миров стремился стать обладателем как можно большего числа достопримечательностей, способных своей уникальностью привлечь в системы туристов и приносимые ими в качестве платы за переход потоки энергии. На Юргентоне это были Поющие Горы, на Эталоне — Небесные Рифы с сонмом их разномастных обитателей, стремительные Цветные Ледники на Снегаурусе, Дрейфующие Острова на Плеске… Древоград Диакола славился прежде всего своими Поездами. Именно на «Алую Стрелу», самый знаменитый в Галактике транспланетарный экспресс, и купил билет Джонатан, выложив за него совершенно безумную сумму, но ничуть не жалея об этом. Во время своего путешествия он не раз задавал вопрос — а был бы он столь же настойчив в своем преследовании сбежавшей невесты, вздумай она отправиться в какой-то другой населённый мир, где не было поездов? Ответа он не находил — а возможно, просто не хотел самому себе признаваться в собственной одержимости, помня, что в каждом мужчине до самой смерти жив мальчишка, а каждый мальчишка от поездов без ума. Джонатан кивал своим мыслям, стараясь не замечать, что воспоминания об их романе с Эльжбетой стремительно теряют яркость по мере того, как Диакола открывает ему всё новые и новые свои чудеса. Он помнит, зачем он здесь, говорил Джонатан себе, и это главное. Главное, конечно же, во что бы то ни стало отыскать среди миллиардов обитателей Древомира Эльжбету, единственную и неповторимую, а всё остальное не так уж и важно… От этих мыслей его сей же миг отвлекли гигантские гейзеры водяного пара, которые исторгали выводные жерла газовых магистралей, тут и там открывающиеся на поверхность Орбитальной Ветви сквозь грубую до каменной плотности чешую коры. Струи водяного пара формировали плотный облачный полог вокруг гигантского столба Ветви орбитального лифта, позволяя населяющим и обслуживающим её представителям десятка разумных рас обходиться без высотных костюмов и дыхательных масок. Диакола была популярным среди туристов, а оттого богатым миром, а посему могла позволить себе тратить заработанные оригамистом тераджоули тем способом, каким только заблагорассудится — например, бездумно испаряя атмосферу в околопланетарное пространство, что могло бы вызвать понятное возмущение у обитателей безвоздушных миров, привыкших экономить каждый галлон кислорода… Могло бы — если бы их тут же не зачаровывали и не увлекали, маня за собой, непостижимые чудеса Древомира, познакомиться с которыми наилучшим образом позволяли именно Поезда. Диакола была планетой чудес, торжеством растительной жизни во всех её проявлениях, единым организмом, управляемым интегрированным надразумом сознаний мириад её обитателей. Диакола зачаровывала своей непостижимостью и звала возвращаться, что многие из числа посетивших её с превеликим удовольствием проделывали вновь и вновь. В предвкушении встречи с чудом Джонатан прибывал на узловую станцию Лекорейси, что на Главной Ветви Первого Ствола, — туда, где ждала его, запустив полным ходом ферментацию углеводов, разводя пары в своей обширной утробе и притопывая в нетерпении коленчатыми поршнями стремительных ног, «Алая Стрела». Самый знаменитый поезд в Галактике. И что удивительного в том, что при виде неё Джонатан позабыл о любимой Эльжбете?  

    6. Смотритель

    Гикси пришел в себя и ещё не открывая глаз понял, что его куда-то везут. Деловито ворчала утроба вагона, ароматы брожения щекотали волоски в ноздрях, гулко ухали поршненоги, вращая роговые роторы колес. Звуки были привычным фоном жизни в движущихся поездах — только вот вагон, который Гикси по запаху точно определил как свой, должен был сейчас спать в своем тупичке, как делал это уже много лет. Ан нет! Колесные пары ритмично выстукивали путевую песенку, и вагон качался с боку на бок, вторя изгибам пути. В знакомое плетение звуков порой встраивались гулкие стоны, и тогда вагон судорожно вздрагивал, словно больное животное. Это было неправильным, и Гикси рискнул приоткрыть глаза. Внутренности вагона сказочным образом изменились. Лозы древоцветов безжизненно свешивались с искажённых стен, которые бугрились вздутиями рёбер жёсткости, способными выдерживать немалые нагрузки. Пол устилал ковер облетевшей листвы. Окна изменили свои пропорции, превратившись в едва пропускавшие свет горизонтальные и вертикальные щели. Передняя стенка вагона сильно сдвинулась внутрь, и вместо лёгких лепестков цветодвери расположенный в её центре выход наружу стерёг массивный округлый люк с кольцом задрайки. Крыша в паре мест выгибалась округлыми полупрозрачными сводами, под которыми из пола выросли ограждённые постаменты с рычагами управления. В тенях под сводами скрывались продолговатые конструкции непривычных очертаний, сквозь прорези в куполах выпроставшие наружу хищные жала хоботков. Вагон двигался необычайно быстро. Стук колес в колеях всё более учащался, приближаясь по темпу к раскатам барабанной дроби. Тряска делалась всё сильнее, и Гикси порой казалось, что вагон вот-вот сойдёт с колеи, но этого не происходило, несмотря на ощутимо крутые повороты пути, которые вагон проходил без снижения скорости. Чередование правых и левых поворотов, интервалы между ними, длительность прохождения прямых участков с поправкой на примерную скорость вагона — всё это позволило Гикси представить себе, в какой части Ветви он сейчас находится. Вагон находился на полпути к Лекорейси, причём совершенно безумным образом двигался навстречу поезду, который, судя по сгущающимся снаружи сумеркам, уже вышел с узловой станции и теперь стремительно сокращал оставшееся между ними расстояние. Сам Гикси лицом вниз лежал на полу посреди вагона в ворохе мёртвой листвы. Руки и ноги его были спутаны небрежно намотанной на лодыжки и запястья лианой. Его похитителями явно были всё те же чужаки, хотя ни одного из них внутри вагона сейчас не было, — тот, кто его связывал, легкомысленно оставил на свободе цепкий хвост смотрителя, чего бы никогда не сделал ни один местный — впрочем, любые формы насилия были глубоко чужды обитателям Древомира. Спустя несколько мгновений Гикси был свободен и усиленно растирал онемевшие конечности. Обзор сквозь щели в стенах был ограниченным, и смотрителю удалось рассмотреть лишь быстро проносящиеся мимо смутные массы листвы на меньших ветвях, подсвеченные последними лучами ушедшего за горизонт солнца и отражённым светом наводнявших пространство вокруг Древомира спутников, большая часть которых являлась продолжением Древа в ближнем космосе. Врывающийся в вагон сквозь щелевидные окна ветер топорщил шерсть на теле Гикси, и его шум, наложившись на перестук колес, позволил чужакам застать его врасплох и на этот раз. — Я вижу, что вы пришли в себя, смотритель, — раздалось у него за спиной, и Гикси едва не подпрыгнул от неожиданности. Высокий чужак стоял совсем рядом. Капюшон его плаща был откинут, позволив гриве огненно-рыжих волос рассыпаться по плечам. Ярко-зеленые глаза задумчиво изучали смотрителя. Треугольное лицо имело странно притягательные очертания, что несколько озадачило Гикси, который хоть и не был ксенофобом, но в прошлом всегда отчетливо ощущал чуждость внешнего вида и пропорций пришельцев с других звёзд. Запах, понял он наконец. От пришельца исходил приятный будоражащий аромат, странно располагающий к общению с обладателем столь изысканного запаха. Подсознание Гикси уже записало пришельца в число своих друзей и было готово к сотрудничеству и подчинению, раболепно ожидая распоряжений и команд. Однако разум смотрителя наблюдал за незваным гостем отстраненно, не обращая внимания на совершенно физиологический восторг, наполнивший его тело. — Мое имя Эльжбета, — сказал пришелец приятно глубоким голосом, исходившим, впрочем, не с губ говорившего. Гикси не видел причины не представиться в ответ. — А вы не так уж и просты, мастер, — заметил пришелец. От его пристального взгляда не ускользнула реакция Гикси — и реакция эта, по всему видимо, сильно отличалась от той, которую пришелец ожидал лицезреть. — Впрочем, по тому, как быстро вы очнулись, следовало бы предполагать подобную реакцию. Сновидец, а? Бывший Сновидец?.. — Что происходит? — спросил Гикси, проигнорировав вопрос. За спиной пришельца ему был виден приоткрытый люк в головной части вагона, за которым неожиданно обнаружилось ещё одно помещение. Всё его пространство заполняли светящиеся мягким светом экраны, перед которыми, пристально изучая изображения на них, замер второй пришелец. Часть экранов показывало бешено несущийся навстречу путь. Его параллельные желоба влажно поблескивали в свете головного прожектора выделившейся смазкой — Ветвь готовилась к прохождению поезда из Лекорейси, смачивая своим соком подсохшую за день колею. — Вам ни к чему знать всех подробностей, смотритель, — сказал пришелец. — От вас нам нужно одно. Сотрудничество. — В прошлый раз это было мало похоже на сотрудничество, — оскалился Гикси. Пришелец вежливо улыбнулся ему в ответ. — Не было времени на торги, мастер. Нам нужен был ваш вагон и немного времени на то, чтобы привести его в соответствие с нашими планами. — Должно быть, мне будет сложно постичь ваши цели, — Гикси демонстративно обвёл взглядом преображённый интерьер бывшего вагона. Следовало бы начать называть его локомотивом, пожалуй, подумал он про себя. Но как им удалось это, как?! — Вам совершенно не обязательно знать больше того, что вам знать необходимо. Вы владеете навыками стрелочника? От вашего ответа будет напрямую зависеть, сможете ли вы быть нам полезным. Помедлив, Гикси кивнул. — Вот и хорошо, — удовлетворенно кивнул пришелец. — Скоро вам предоставится случай продемонстрировать нам ваши умения. Не хотелось бы разочароваться в вас, мастер. Мы способны справиться с задачей и сами, но помощь профессионала нам не помешает. Так мы сэкономим время. Вы же будете вознаграждены. Пришелец безбоязненно повернулся к Гикси спиной и шагнул в дверной проем. На пороге он обернулся. — Когда начнется шум, держитесь за что-нибудь покрепче и не высовывайтесь наружу. Дверь закрылась, задрайка крутнулась до упора. И только потом Гикси наконец сообразил, что пришелец был самкой вида двуногих, приходившихся его расе дальними родственниками и населявших вместе с предками Гикси один маленький мир на самой заре Галактической эпохи. В глубокой задумчивости Гикси глядел на закрывшуюся дверь. Шорох в палой листве привлек его внимание. Крошечная ящерка пробиралась по россыпи увядших листьев. Молниеносным движением Гикси сцапал изящное животное, клацнув зубами, откусил ему голову и принялся неторопливо жевать терпкую горечь. Скоро картины недавнего прошлого, свидетелем которому сам он быть не мог, заполнили его разум. Все оказалось даже интереснее, чем он только мог предположить.  

    7. Оригамист

    В ожидании завершения обработки результатов всесистемного поиска, происходившей без участия его сознания, оригамист вновь блаженствовал в пульсирующем в такт перестуку миллионов вагонных колес потоке лиственно-зелёных снов. В какой-то момент он почувствовал прикосновение крошечного сознания одного из своих старых знакомцев к собственному сознанию — ощущение сродни робкому стуку в дверь. Он опознал вопрошающего как одного из Сновидцев, чьи сознания, одурманенные экстрактом мозгового вещества одного из бесчисленных видов ящериц, населяющих Кроны Древомира, вторгались порой в его собственные сны, привнося в них изрядную сумятицу, но неизменно забавляя скучающий большую часть своего бесконечного века надразум. Порой из хаоса их видений случалось вычленить весьма любопытную информацию — как случилось и на этот раз. Оригамист с сожалением вынырнул из умиротворяющего течения снов. Ситуация начинала проясняться. Теперь с изрядной долей уверенности он мог предсказать направление атаки эмиссаров терпеливо ожидающего за границами системы молчаливого флота. Лекорейси. Узловая станция близ самого сердца Древомира. Городок на Ветви Первого Ствола. Оригамист позволил себе насладиться эмоциональным призраком снисходительной улыбки. Что ж… Удар в сердце далеко не всегда даёт ожидаемый результат. Он надеялся, что лазутчики будут немало удивлены — вне зависимости от того, какую именно каверзу они замыслили. Дав вопрошающему ненавязчивый совет, в котором Сновидец столь нуждался, Оригамист с интересом принялся следить за дальнейшим развитием событий.  

    8. Джонатан

    Роскошь внутренней отделки легендарного экспресса превосходила все ожидания Джонатана. В совершеннейшем восхищении он прогуливался по проходам состава «Алой Стрелы», бездумно касаясь панелей из драгоценнейшего живодрева с постоянно меняющимся узором линий, улыбаясь разноцветной суете птиц, насекомых и ящерок в увитых вьюнками и орхидеями шпалерах, утопая по щиколотку в щекочущем ковре эльм-травы, отмечающей каждый его шаг разбегающимися концентрическими волнами света. Когда кондуктор призвал пассажиров занять места согласно приобретенным билетам, Джонатан вернулся в свое купе и расположился на живом диване у окна. Диван выгнул широкую спину так, чтобы пассажир не почувствовал ни малейшего неудобства, даже если решит просидеть, не меняя позы, весь остаток дня, и замурлыкал, словно огромный кот, наполняя душу Джонатана умиротворением и покоем. Провожающие на полированном паркете перрона махали руками, носильщики катили опустевшие багажные тележки, станционный смотритель в традиционной фуражке с блестящей кокардой и туго натянутой на немалом животике форменной шинели с локомотивами в петлицах провожал отправляющийся поезд с крайне важным видом — что выглядело довольно забавно, учитывая то, что из-под козырька фуражки выглядывали два огромных, словно плошки, лемурьих глаза, а длинный цепкий хвост так и норовил обвиться вокруг затянутых в форменные брюки ног. Локомотив дал протяжный гудок, и вагон вздрогнул с нарочито громким лязганьем сцепки. Хозяева Диаколы заботились о том, чтобы путешественники от поездки на поездах получали за свои джоули максимум впечатлений. В подтверждение этой мысли молчаливый стюард минуту спустя предложил Джонатану горячий чай в прозрачном граненом стакане и сахар вприкуску, которые тот с радостью принял. «Алая Стрела», постепенно набирая ход, катила прямо по выросшему вокруг путей, ставших его главной улицей, городу. Лекорейси так и не разросся в мегаполис. Отчасти об этом позаботились ревнители истории, пожелавшие сохранить первый город на Древе в первозданном виде, отчасти — то, что по мере быстрого роста Древа городок не менее быстро утратил своё стратегическое значение, уступив первенство выросшим на Ветвях верхних ярусов Древоградам. Джонатан умилялся миниатюрным, в один-два этажа, древодомам, представлявшим собой округлые выросты коры Ветви, в круглых окнах которых уютно горели зажженные по случаю сгустившихся сумерек огоньки биохимических ламп. На окраине города разогнавшийся было экспресс вдруг резко замедлил ход, а потом и вовсе остановился. По проходам пробежали стюарды с крайне озабоченным выражением мохнатых мордочек. Чуть позже следом за ними в направлении головы состава прошли полицейские из транспортной бригады, сжимая в лапках некие предметы неприятных очертаний. Что-то в поездке явно шло не так, как живописал это рекламный буклет. Когда со стороны локомотива внезапно раздались крики и грохот, Джонатан оторвался от созерцания звёзд в просветах между арками циклопических ветвей и мерно колышущейся в потоках воздуха листвы за окном и вскочил со своего уютного ложа. Его наполнила необъяснимая тревога, заставляя мышцы пружинисто напрячься, а кулаки сжаться. Такая реакция несказанно удивила его самого. Ещё больше он удивился, когда его тело четко развернулось на каблуках и решительно направилось к выходу. Кабинетный учёный в его голове, робкий, восторженный, увлечённый в странствие за тридевять земель от дома зовом влюбленного сердца и естествоиспытательским интересом, с всё нарастающим изумлением следил за тем, как его собственные ноги всё быстрее несут его сначала в проход вагона, а потом сквозь распахнутую ударом туристического ботинка дверь — наружу. Приземлившись на твёрдое дерево ложа путей, Джонатан кувырком ушел с потенциальной линии огня — «Огня?! Какого ещё огня?!» — вопил при этом ученый внутри него — и залёг в колее за колесной парой своего вагона, напряженно всматриваясь в разрезанный лучами прожекторов мрак. Глазам его открылось поистине знаменательная картина. Знаменитый локомотив «Алой Стрелы», самый быстрый и самый известный локомотив Галактики, выглядел сейчас очень плачевно. Утратив былую мощь линий и стремительность обводов, он весь обмяк и оплыл в объятиях очень странного сооружения на колесном ходу, стоящего сей момент в той же колее, что и экспресс, и препятствующего его дальнейшему движению. Больше всего встречный состав напоминал однажды виденное Джонатаном в архивах Смутных Времен изображение железнодорожного состава, который не вышедшие ещё в то время за пределы атмосферы люди использовали в планетарных войнах Древней Земли много тысячелетий назад. Орудийные башни, спонсоны с пушками, закованные в броню вагоны произвели на Джонатана, большого любителя старины, неизгладимое впечатление. Сейчас он видел такой поезд воочию — вот разве что материалом, из которого он был построен, являлось дерево. И этот поезд, облепив локомотив и головные вагоны «Алой Стрелы» паутиной хищных щупалец и трубопроводов, делал с экспрессом что-то явно противоестественное, парализовав его и заставив… изменяться?! Джонатан не верил своим глазам. Состав начал трансформироваться, меняя очертания, обрастая странными выступами, почками, побегами, которые, сплетаясь, меняли контуры вагонов, заставляя их срастаться друг с другом — и с поездом-хищником, уже поглотившим и встроившим в себя самый известный в Галактике локомотив. С визгом и воплями мимо него промчалась обезумевшая от ужаса толпа пассажиров. Следом, стараясь не терять достоинства, следовали стюарды и полицейские. Скоро Джонатан остался наедине с чавканьем и сосущими влажными звуками, доносящимися до него от головы поезда. Джонатан поднялся с тёплого дерева путей и зашагал им навстречу. Учёный в его голове давно уже умолк и растворился в совершенно иной, поднимающейся из подсознания и всё более осознающей себя личности. Когда в безобразно вздутом боку поезда-агрессора распахнулся люк и в пятне света на пути спрыгнула стройная рыжеволосая фигурка, тот, кто ещё недавно был Джонатаном, воскликнул: — Эльжбета! И, увернувшись от вспоровшего воздух в считаных дюймах от него энергетического луча, рванул из-за пазухи огромный чёрный пистолет.  

    9. Смотритель

    Сидя на тонкой ветви высоко над миром, Гикси улыбался, позволяя вечному ветру уносить прочь остатки сновидческого наваждения, которое он надеялся не испытать больше никогда в жизни. Чуть поодаль возносился на немыслимую высоту облачный столб орбитальной Ветви, призрачно сияющий в свете лун и мириад искусственных светлячков, рассеянных Древомиром в пустоте космоса в неистовом стремлении расселить жизнь так далеко за пределами Диаколы, как это только возможно. Внизу серебрились горы и долины Великого Древа, по которым бесчисленными цепочками огней ползли во всех направлениях живые поезда. Съеденный им совсем недавно мозг ящерки насытил его сознание информацией о злокозненном замысле чужаков, вознамерившихся поработить или просто уничтожить управляющий Древомиром сверхразум. Провезенный ими на поверхность планеты модифицированный генетический материал позволял изменять нужным врагу образом живые формы Диаколы — так, как был изменен древний товарный вагон, долгие годы служивший домом бывшему Сновидцу, отошедшему от дел и скрывшегося в пустыни крохотного полустанка в надежде, что проклятие слияния с всесведущим разумом не коснётся его больше никогда в жизни. Гикси почувствовал, как за его спиной возник тот, кто за неимением собственного имени отзывался на имя Джонатан. Оборачиваться смотрителю было невмоготу. Он страшно устал. — Бальзавр, — сказали у него за спиной. — Все-таки это был бальзавр. Тот, что пониже. Это их флот сейчас уходит прочь от барьера. Мы предполагали это. Гикси кивнул. Он понятия не имел, кто такие бальзавры и что их военному флоту было нужно в мирной системе Диаколы, а теперь, когда всё закончилось, не имел и намерения всё это выяснять — так же, как и то, какой режим какого из обитаемых миров представляет спасший ситуацию чужак у него за спиной. С него было довольно и того, свидетелем чему он стал. Теперь до конца жизни он может за кружку пива и порцию жаркого рассказывать жуткие истории о том, как превращённый техномагией врагов вагон напал на ночной поезд из Лекорейси, обратив в бегство его пассажиров и экипаж, и нарастил свое тело его изменёнными вагонами. Как превратился в сущего монстра знаменитый экспресс «Алая Стрела» и попытался прорваться во внутренние туннели Ветви, проломив огромную дыру в путях. Как появившийся из ниоткуда в последний момент «Джонатан» прострелил по огромной дыре в груди каждого из врагов и подчинил себе взбесившийся состав, впрыснув ему нейтрализатор, отчего бывшая гордость Древомира, самый известный поезд Галактики, рассыпался в чёрную пыль, которую унёс прочь поднявшийся к ночи ветер… — Что им было нужно? — спросили за спиной. — Хотели впрыснуть мутаген в транспортную систему? Или пробиться к самому Первому Стволу? Как они хотели нейтрализовать вашего оригамиста… или как вы называете меж собой разум вашего мира? Гикси вяло пожал покатыми плечами, и чужак отстал от него. Можно попытаться убить целый мир, отравить его, заставить его чахнуть и страдать долгие, долгие годы — но невозможно уничтожить или искалечить того, чей разум состоит из сновидений миллиардов населяющих его существ, разумных и нет, живых и не вполне, чьи мысли текут в такт перестуку миллионов вагонных колес, чьи резервные копии парят в пустоте за пределами сросшейся с Древом планеты… А имя… Не все ли равно, как именовать того, кто, живя в снах, наяву управляет всем миром?  

    10. Оригамист

    Погружаясь в плавное течение сна из волнения перестука и зелени колес, оригамист Диаколы уловил мысль своего маленького Сновидца и коснулся его усталого сознания ментальным щупальцем поощрения. — Чему ты всё улыбаешься и улыбаешься? — беззлобно проворчали за спиной. Но Гикси так и не ответил. Он просто был счастлив — здесь и сейчас.  
    19 сентября 2016
    Последняя редакция: 12 октября 2016