Стихи Мартиэль
Баллада о космических убийцах
Когда ваш локатор парсеков за тридцать
Увидит, что кто-то вам целится в зад,
Не падайте духом, ведь это убийцы,
Космических файтеров славный отряд.
Сначала вам всадят по полной программе
Ионным тараном в подставленный тыл,
А после пойдут автогеном поганым
Обшивку уделывать эти скоты.
И это зверье сковырнет, как болячку,
Неделю назад лишь починенный люк.
И ваша совсем еще новая тачка
Толпою маньяков наполнится вдруг.
Осклабятся члены разнузданной банды
И, следуя знаку, что даст им главарь,
О светлые головы вашей команды
Начнут корабельный ломать инвентарь.
На камбузе кока посадят в кастрюлю,
И будет он булькать в подливке мясной.
А робот-уборщик нарвется на пулю
И будет гоняться за вами с метлой.
Размазан по стенке бедняга механик,
На кучке зубов прикорнул капитан.
А в рубке командной сидит атаман их
Веганским ликером блюя на экран.
Главарь от ликера совсем косоглазый
Велит с колымаги валить до поры.
И ухнет она, как на дно унитаза,
В разверстую варежку черной дыры.
А где-то стадами проносится мимо
В своих суперкрейсерах славный патруль…
Но все же по-прежнему недостижимы
Маньяки-убийцы, как кельвинский нуль.
Елена Щетинина ТРЕТИЙ И ЧЕТВЕРТЫЙ
Всё будет прекрасно, потому что сказки, в которые мы верим, ещё живут на земле…
— Нам очень сложно это читать, — входя в кают-компанию, сказал Р’Лан, по обыкновению окруженный голограммами. Денис взглянул на ллеу и на мгновение прикрыл глаза. В самих ллеу — теплокровных прямоходящих ящерообразных чуть выше человеческого роста — не было ничего особо неприятного человеческому восприятию. Однако эти призрачные двойники/тройники/четверники-голограммы, создаваемые небольшим прибором на поясе, который всегда носил каждый ллеу, по какой-либо причине оказывавшийся единственным представителем своего рода в радиусе хотя бы пары сотен метров… они… как бы это правильно сказать… нервировали… — Мы не можем выключить аппарат, — поняв причину гримасы, извинился Р’Лан. — Нет-нет-нет, всё в порядке, — искренне запротестовал Денис. — Все в порядке. Я же рассказывал, что это просто… ммм…чуть непривычно для нас — и всё. — Да, мы помним, — кивнул ллеу. Голограммы так же синхронно закивали. Денис еле удержался, чтобы снова не зажмуриться. Ллеу были весьма непривычными для человеческого понимания существами. Нет-нет, не в физическом смысле, к внешнему облику всегда можно привыкнуть, что и происходило достаточно быстро — спасибо, правда, тому, что и сами ллеу были более-менее антропоморфны. Гораздо сложнее дело обстояло с образом мышления ящеров и их социальной структурой. Учёные называли это достаточно мудрёными словами и приводили в пример то пчёл, то муравьев — но суть была примерно одна: ллеу не мыслили себя вне коллектива. У них не существовало индивидуума, индивидуальности — и, как следствие, всего того, что эти моменты влекли за собой — то есть именно того, что и свойственно каждому человеку, от ребёнка до старика. На внешнем уровне это выражалось в том, что ллеу всегда говорили о себе во множественном числе и там, где не могли появиться кучкой, использовали суррогат в виде немых и абстрактных голограмм. А что было на более глубинном уровне…с этим не смогла бы разобраться и целая армия психологов, даже с клонированным доктором Фрейдом во главе. Но, в общем-то, это всё не мешало людям и ллеу работать вместе — пусть и не в очень тесном контакте. Или вот даже, как сейчас, лететь вместе до пункта назначения на одном челноке-беспилотнике. — Так почему сложно? — поинтересовался человек. — Плохой перевод? — Не думаем, — покачал головой Р’Лан. Голограммы повторили его движение. Денис отметил для себя, что они чуть запаздывали. Наверное, необходимо время для того, чтобы считать действие носителя и затем отзеркалить его с некоторыми вариациями в трёх лицах…то есть мордах…то есть…ну да ладно, в общем. — А тогда почему? — они летели уже три дня и от скуки стали обмениваться литературными текстами — они сошлись на этой формулировке — своих цивилизаций. Что-то нашлось на планшетнике Дениса, что-то оказалось на комкопе Р’Лана — в общем, было как убить собственно и не сопротивляющееся этому убийству время. — Нам очень сложно… — ллеу задумался, подбирая слова. — Нам очень сложно, когда думает один. — Да, но это наше мышление, — кивнул Денис. — Точно так же думают люди. Так думает каждый человек. «Я» — а не «мы». — И никогда-никогда не бывает «мы»? Теперь настала очередь Дениса задуматься. — Нет, ну почему же… Такие прецеденты бывали, и не раз… и до сих пор бывают. — Например? — спросил Р’Лан, поудобнее усаживаясь в кресле. Кстати, а почему у ллеу нет хвостов? Ведь тогда бы их образ ящеров был бы целиком укомплектован… — мелькнуло в голове у Дениса. — Нуууу… — протянул Денис, отмахнувшись от попытки мысленно приладить Р’Лану хвост. — Например… например… Вот, например, цари нередко писали в указах что-то вроде «Мы, Николай Второй»… — И? — заинтересованно наклонился вперед ллеу. Вкупе с голограммами над Денисом нависло сразу четыре ящера. — И ничего, — развел руками тот. — Это просто… это… это так было принято. Этикет, в общем. — Хм… — задумался ллеу. — Но это немного не то, что у нас. — Я знаю, — кивнул Денис. — Я рассказал это для того, чтобы пояснить, что у нас тоже есть «мы». — Ваше «мы» не «тоже есть», — покачал головой Р’Лан. — Это совершенно иное «мы». Поэтому нельзя сказать, что оно «тоже есть». Можно, наверное, сформулировать, как «есть» — но «тоже» не совсем корректно, так как… — Хорошо, хорошо, хорошо… — миролюбиво поднял руки вверх Денис. — Сдаюсь. Я не мастер в лингвистике, ты же знаешь. — «Вы», — поправил ллеу. — Знаем. — Да, да, да, извини…те… — смутился Денис. — Никак не могу привыкнуть. — Всё в порядке, — беззлобно кивнул ллеу. — Даже ваши дипломаты долго не могли сориентироваться, что ваше «Вы» уважительное и наше «мы» обычное — совершенно разные вещи. — Ну а вообще, как книга? — спросил Денис, чтобы сменить и одновременно поддержать тему. — Книга? — удивленно поднял планшет ллеу. — Книгой мы называем не только материальный предмет, — пояснил Денис, — но и текст, сюжет…историю, в общем. Такой…несколько архаический момент. — Ааааа… — протянул Р’Лан и тут же хитро прищурился: — «Мы»? — Да, «мы», — усмехнулся Денис. — Ну так как? — Сложно. — Ну да, да, да… я помню…речь от первого лица, да. — Не только, — ллеу постучал когтями друг о друга — жест, аналогичный человеческому пощелкиванию пальцами. — Не только…Ваш индивидуализм, конечно, является краеугольным камнем невозможности абсолютного понимания текста… Денис тихонько вздохнул — ллеу были прирождёнными лингвистами, только вот то и дело сбивались на сухую терминологию. Видимо, ещё одно следствие их психологии — невозможно обезличенному существу говорить лично. — …однако мы можем абстрагироваться от него и принять как данность, — невозмутимо продолжил Р’Лан. — Но кроме этого существует и некоторое количество других вещей, которые затрудняют… — Мммм? — отозвался Денис, так и не сориентировавшись — то ли ему это интересно, то ли он продолжает слушать из вежливости — хех, «краеугольного камня» любой дипломатии. — Например, банальное незнание фактов вашей истории… — А, Великая Отечественная, — кивнул Денис. — Это что? — Это война…ну, про которую там рассказывается… — Если мы не ошиблись, там упоминается две войны, — задумчиво повернулся к голограммам ллеу. — А, точно, — сделал неопределённый жест Денис. — Но та, так… как бы это сказать… менее известна у нас, что ли… — А у вас войны делятся на более известные и менее известные? — удивился ллеу. — Ну разумеется, — не меньшим удивлением парировал человек. — Само собой. Во-первых, это зависит от того, в твоей стране она была — или нет. Это раз. Во-вторых… — Хммм… — задумчиво и протяжно произнес Р’Лан. — Но для нас нет разницы, в какой из точек планеты произошла катастрофа. Это является общим для всех ллеу. — Не забывай… — предупредил Денис, и, увидев, как непроизвольно поморщился ящер, спохватился: — Не забывайте, у нас разное восприятие. — Да понятно, понятно, — махнул лапой ллеу. — Точнее, нет, не понятно — а известно. Понять я этого всё равно не могу. Но вот смотрите… — Смотри, — улыбнулся Денис. — Да, смотри, — ллеу неуклюже растянул тонкие губы, подражая человеческой улыбке, а потом часто-часто заморгал тяжёлыми веками — собственно, улыбаясь по-своему. — Такая мелочь — и в то же время такая важная… — Да нет, — махнул рукой Денис. — Не настолько важная, как для вас. Если вы говорите мне «смотрите» — это очень вежливо, официально, а если «смотри», то это более дружески, что ли. — Дружески? — Так… — опешил Денис. — У вас, что, нет такого понятия как «дружба»? Ллеу пожевал нижнюю губу — типично человеческий жест. Интересно, он их, исконный — или же Р’Лан подхватил его на какой-то из человеческих баз? — Не думаю, — наконец покачал головой ящер. — Сам принцип слитых индивидуальностей исключает возможность рассматривать некое единение индивидуальностей как особую категорию, которую вы именуете дружбой. Денис развёл руками. — Ну тогда ясно, почему вам непонятна эта книга. Но может хотя бы…любовь? Ллеу снова покачал головой. — Тоже проблема в индивидуальностях? — догадался Денис. Р’Лан кивнул. Денис вздохнул. — Но тогда я никак не смогу объяснить. Это слишком… слишком человеческая книга. — Но нам нужно научиться понимать людей, — возразил Р’Лан. — И не только дипломатам — но и простым ллеу, тем, кто будет работать вместе с вами. Или хотя бы рядом. — Я не смогу, понимаете, не смогу, — покачал головой Денис. — Я всего лишь капитан облегчённых разведчиков — не психолог, не учёный… я даже изъясняться красиво не умею. — А мы — капитан буровых истребителей, — прикрыл глаза в своей улыбке ллеу. — Так что, возможно, это даже к лучшему, что тут нет психологов и учёных. Давайте, попробуйте. Денис снова вздохнул. — Но как? — Ну хотя бы… хотя бы… — ллеу поднял планшетник. — Хотя бы на этой книге?***
Еще через три дня они добрались до покрытого льдами и снегом астероида ДГ-16, на котором находились их базы. Там они достаточно сухо простились — ибо так и не успели — а может, и не очень хотели? — а может, просто не смогли? — или не сумели? — или это было просто невозможно по причине их такого разного мышления? — подружиться и достаточно легко расстались, каждый окружённый своими сородичами. Денис ещё несколько раз оглядывался и видел, как исчезли голограммы, когда ллеу оказался среди своих. И долго-долго потом, на пути к базе, пытался представить — как это, когда ты никогда не бываешь один?***
Спустя сутки на базе ллеу в шатре старейшины надрывался передатчик. Ещё полчаса назад майор базы землян был корректен и даже вежлив — но сейчас вежливость и дипломатия полетели ко всем чертям, и он не выбирал слова, выражения и интонации, наговорив уже на пару-тройку хорошеньких галактических войн. Ллеу же были вежливы — но непреклонны. — Вы должны нас понять, — медленно сказал старейшина. — Мы не хотели бы быть причиной межпланетного конфликта. — Какой конфликт? — прохрипел уже сорвавший голос человек. — Обыкновенный, — пожал угловатыми плечами ящер, словно собеседник мог его увидеть. — Мы не найдём вашего человека, что послужит предлогом для мыслей о том, что мы его и не хотели-то искать, что в свою очередь послужит основой для… — Но вы его и так не хотите искать! — взревел майор. — Да, — кивнул ллеу. — И честно вам говорим об этом, а также выдвигаем разумные доводы, чтобы вы поняли, что это не исключительно личностные элементы, а всего лишь здравое и логическое рассуждение. — Чёртовы ящерицы, — прошипел передатчик. — Мы не обратим внимание и на данную попытку оскорбить нас, — спокойно ответил ллеу. — Принимая во внимание вашу родовую специфику взаимоотношений в коллективе, мы понимаем, насколько наш отказ вам неприятен. Но мы бы попросили вас учесть, что наша специфика отличается от вашей. И, обращаясь за помощью к нам, вам необходимо учитывать, что вы начинаете играть на нашем этико-моральном поле. Рация промолчала. — Надеюсь, вы войдёте в наше положение, — сказал старейшина. — Кто бы вошёл в наше… — пробурчал майор, но его тут же перебил женский голос: — Прошу прощения, с кем я имею честь беседовать? — Третий ингердард пятой кальзы P'Лоо, — отчеканил ящер. — Третий ингер… — растерянно протянула женщина, но ей тут же зашептали невидимые помощники: «Полковник, полковник». — Полковник P'Лоо, с вами теперь разговаривает майор Ольховская. — Нам очень приятно, — туманно ответил ллеу. — Мне бы хотелось попробовать переубедить вас… — Попробуйте, — покорно согласился старейшина.***
Денис мрачно смотрел на огромную тушу, с хрипом выталкивающую воздух из лёгких. Надо же было такому случиться, что тарлан умудрился поскользнуться — или попасть в какую-то яму под снегом — и сломать — или же сильно вывихнуть себе лапу. Денис плохо знал, как в таких случаях поступают с тарланами — а точнее, не знал вообще — но старая фраза «загнанных лошадей пристреливают» и сцена из «Анны Карениной» неумолимо всплывали в его памяти. Всё осложнялось ещё и тем, что было более чем полсотни градусов ниже нуля по Цельсию — а до ближайшей базы полсотни же километров. К тому же наступала ночь, температура грозила упасть ещё градусов на тридцать, и не было и мысли о том, чтобы самостоятельно добираться до ближайшего жилья. Денис ещё раз обошел тарлана кругом. Нечто вроде бегемота на мосластых тонких ногах, покрытого длинной грубой шерстью — как вообще можно было подумать о том, чтобы такое животное использовать в качестве средства передвижения? Понятно, конечно, что это автохтон, но они же явно не предполагали того, что на них сверху ещё кто-то будет сидеть. А уж тем более, что этот кто-то будет гнать их куда-то против воли. — Чёрт, — попытался сплюнуть Денис, но плевок превратился в льдинку и, упав, пробил червоточинку в рыхлом снегу. На ум пришли рассказы Джека Лондона. Пилот поежился — как он помнил, в тех рассказах подобная ситуация обычно заканчивалась плачевно. В общем-то, ничьей вины в происходящем не было. Обычная стандартная ситуация — «тревога, тревога, гипс снимают, клиент уезжает!». Кто-то не успел что-то сделать — и кому-то поручили срочно успеть разрулить. Учитывая, что первым «кто-то» Денис никогда не был — ему выпала роль «кого-то» второго. Собственно и требовалось-то всего — добраться до соседней базы, что в паре сотен километров, и сообщить о том, что тамошний радист уже три дня как несёт несусветную чушь, и надо бы проверить код-процессор, пока не приехало начальство и все десять земных баз не облажались единым и стройным махом. Снегоходы все были заняты — собственно, их и так было немного — так что к его услугам предоставили ленивого и вечно что-то жующего — что тут можно было достать жевательного под вечной же мерзлотой?! — тарлана. И вот надо бы Денису ещё тогда, когда он скептически разглядывал эту слоноподобную тушу, к которой словно по какой-то дурацкой ошибке — или по не менее дурацкой шутке — приделали оленьи ноги — надо бы ему ещё тогда было отказаться и подождать глайдер. Так ведь нет! Тарлан дёрнулся и попытался встать. Надо рассуждать логично. Итак, животное сейчас недееспособно. Это раз. Надвигается ночь. Это два. На ледяном щите при ночной температуре животное станет окончательно и бесповоротно недееспособным. Это три. И как четыре — так же унедееспособится и сам Денис. Если, конечно, не позаботится о себе. И причём, прямо сейчас. Ну что ж… Денис глубоко вздохнул, приставил пистолет чуть повыше левого уха тарлана и спустил курок. Животное мелко задёргалось и стихло.***
Через час майор Ольховская в полной мере прониклась пословицей «Скорее ветерок подвинет скалу, чем изменится мнение ллеу». Старейшина был непреклонен — и, что самое неприятное, находил совершенно чёткие и логические доводы в свою пользу. — Хорошо… хорошо…хорошо… — наконец сдалась она. — Я поняла…мы поняли… Извините, что побеспокоили… извините… Мы просто думали, что хотя бы во имя дружбы…возможной дружбы…извините. Послышалось что-то, очень похожее на сдавленные рыдания, и передача прервалась. — Людей так сложно понять… — сказал старейшина. — И при этом они так и не могут понять, что нас понять не легче. Не понимаем такого непонимания простейших понятий. Все остальные ллеу базы, присутствующие при этом, застыли внимательным кругом. — Они не могут понять… — P'Лоо задумался, подбирая слова. Он не был хорошим — по меркам не только ллеу, но и людей — лингвистом, но чуял, что совершил некоторый перебор со словами, однокоренными к «пониманию». — Они не могут проникнуться… — это слово было более близким по смыслу тому, что хотел сказать ллеу. — …не могут проникнуться тем, что их ценности не только отличны от наших ценностей, но и совершенно не коррелируют с нашим образом мыслей. — Разве ценности могут быть отличны? — раздался задумчивый голос из круга. Старейшина задумался в ответ. — Это сложный философский вопрос… Мне кажется, что его стоит обсуждать дольше, глубже и в несколько иной обстановке, чем здесь и сейчас. — Да, — согласился тот же голос. — Но дело в том, что этот вопрос был одним из основных в их доводах. Они пытались сказать нам, что если бы мы обратились к ним с такой же просьбой, то они бы нам помогли. — Это голая теория, — покачал головой Р’Лоо. — Более того, теория, направленная на то, чтобы нас переубедить. — Тем не менее, в ней, как и в любой теории, существует скрытая возможность стать аксиомой, — возразил голос. Старейшина прикрыл глаза тяжёлыми веками, покачался несколько секунд туда-обратно и медленно открыл глаза. — Нам кажется… нам кажется… дело тут не в желании обсудить определённый вопрос, — хитро сказал он. — Да, — признался голос. — Тогда…? — Мы знаем его, — сказал высокий молодой ллеу, делая шаг вперёд. Окружающие прислушались к чему-то внутри них и согласно закивали головами. — Да, да, да, мы летели с ним на «Ван Дер Граафе»… — Он хороший человек, — продолжил Р’Лан. — Может быть, он мог бы быть и неплохим ллеу. Окружающие вгляделись во что-то внутри них и снова согласно закивали головами. — Мы пойдём, — сказал Р’Лан. Старейшина долго молчал. Все доводы молодого ллеу он прочувствовал в себе и колебался, стоит ли с ними соглашаться. — Р’Лан, — наконец произнес он. — Вы же работали с людьми не больше любого из нас… но в чём же дело? Ллеу рассеянно постучал когтями. — Это сложно объяснить… — задумчиво сказал он. — Очень сложно… очень… это так просто… и в то же время очень сложно… — Но это… путь для понимания людей? — подсказал Р’Лоо. — О да! — с жаром воскликнул ллеу. — О да! Это краеугольный камень в человеческих ценностях. — Хм… — задумался старейшина. — Тогда вы очень важны для нас — и мы не можем отпустить вас. Р’Лан замер. — Л-логично, — выдавил он. — Только вы смогли хотя бы немного приблизиться к пониманию человеческих ценностей, — продолжил Р’Лоо. — В любом случае для нашей базы это лучше, чем ничего. Р’Лан кивнул. — Таким образом, — логично закончил старейшина. — Мы не можем вами рисковать. Во всяком случае, пока вы не передали свои знания нам. — Но… — попытался запротестовать Р’Лан. — Если я сейчас не пойду, то таким образом всё мое знание человеческих ценностей будет абсолютно ненужно — ведь я совершу поступок, противоречащий им. — Хм… — снова задумался полковник. — Логично. Наступила тишина. — Мы не считаем, что этот поступок верен, — наконец сказал старший ллеу. Р’Лан кивнул. — Мы думаем, что это может лишить нас вас, — продолжил тот. Р’Лан снова кивнул. — Но мы уважаем ваше решение так, как если бы оно было наше, — вздохнул старейшина.***
И привилегия европейских дворян греть ноги в вспоротом животе вассала, и даже та старая сказка про звездные войны, когда героя прячут от холода в брюхе животного… Да, конечно, старый приём — очень неприятный и дюже вонючий — но позвольте, жить-то как-то надо. И очень, надо сказать, хочется жить… Он ещё раз скептически окинул взглядом тушу тарлана. В общем, из неё бы получилась неплохая палатка… вот только… Следующие полчаса он занимался тем самым «вот только». Анатомию тарланов он не знал совершенно — но в данном случае она была ему совершенно ни к чему. Вырезать всё, что вырезается — и закопать в снег неподалеку. Хищников здесь не водилось — по одной простой причине, что здесь также не водилось ничего из того, что могли бы жрать эти самые хищники. Изредка появлявшиеся в данных краях путники наподобие Дениса в расчёт не принимались, так как даже в таких критических случаях мяса с них было мало — и это мясо ещё надо было выгрызть из термокостюма, который, между прочим, весьма сильно сопротивлялся любой попытке извлечь из него человека — даже если это извлечение было, собственно, инициировано самим человеком. Да, надо сказать, воняло… Он, конечно, постарался максимально аккуратно вырезать всю требуху, чтобы ничего не лопнуло и не разлилось — но всё равно, внутри воняло. Хотя в принципе, да, да, да, как там говорилось у классика — «ко всему привыкает человек». Вспомнить бы ещё, у какого классика… Какое-то время Денис размышлял над вопросом — если бы тарлан не сломал ногу, то смог бы он пристрелить того ради… хм… крыши над головой? Скорее всего, долго бы пытался изобразить из себя древнего монгольского кочевника и спрятаться под брюхом, в шерсти — что он, собственно, и пытался сделать некоторое время назад с трупом — но рано или поздно всё-таки ему бы пришлось цинично выбирать — или он или тарлан. И выбор был бы очевиден. Да, конечно, он любит животных и всё прочее — но не ценой же собственной жизни. Только вот… кто гарантирует, что за время этого выбора он бы не получил фатальных простуды или обморожений? Старательно выскребя брюшину от всего, что могло ещё сильнее испортить ему пребывание в ней, он залез внутрь и аккуратно прикрыл разрез лоскутом шкуры. Мда. Капитан облегчённых разведчиков… восемь удачных вылетов… три медали… и прячется в брюхе дохлого животного. Какой позор… какой пассаж… какая ирония… Но жить хочется. Как же хочется жить! Снаружи стало холодать.***
Р’Лан уже выбрался на основную траекторию, на которой затерялся его бывший коллега по кораблю, когда что-то тихонько хрупнуло в районе пояса. Ллеу замер и, боясь даже подумать о том, что произошло, опустил глаза вниз. Из развороченной коробочки торчали маленькие платы и разноцветные провода. Словно выпотрошенное живое существо.. — мелькнуло в голове у Р'Лана. Хрупкий прибор не выдержал низкой температуры, его попросту разорвало. Ллеу коротко пискнул. Руль вырвался из внезапно дернувшихся лап, машину занесло, перевернуло, седока выкинуло в снег — и к счастью, потому что ещё долгих полминуты снегоход кувыркался по жёсткому насту, постепенно превращаясь во что-то малоузнаваемое. Но Р'Лана судьба машины уже совершенно не волновала. Лежа на снегу, он сворачивался во всё более и более тугой клубок, подобный тому, какими юные ллеу появляются на свет — и тихо пищал — как пищат те же юные ллеу. И вовсе не боль была тому причиной. Точнее, не физическая боль. Ллеу не могут быть одни. Ллеу никогда, ни единого мгновения своей жизни не бывает один. И даже потом, в смерти, его прах смешивается в Хранилище с прахом всех тех тысяч ллеу, что жили до него — а потом и с теми тысячами, что жили после — но никогда, никогда, никогда, ни один ллеу не бывает один. В их народе ходят истории о том, как ллеу терялись, пропадали, оказывались вдруг в оглушающем, ослепляющем, убивающем одиночестве. Если их успевали найти — то это были потерявшие рассудок жалкие существа. Если же приходили слишком поздно — то к праху сотен предков добавлялась ещё одна горсточка. Ллеу не может быть один.***
Он проснулся резко, словно подброшенный подземным толчком. Он никак не мог запомнить, отчего происходит такое — то ли судорожное движение во сне, то ли какое-то влияние извне, а может и что-то третье, о котором ему не рассказывали. Но сейчас его озаботило совершенно другое. Холодно. Холодно, холодно, холодно. Ветер бьёт о тушу, в которой он лежит, скорчившись, как эмбрион-переросток, и словно каким-то непонятным, немыслимым способом пробирается внутрь, дотягивается до него своими холодными пальцами, проникает под кожу и уже гуляет там, внутри него, вымораживая и выхолаживая всё, до чего может дотянуться. Холодно, холодно, холодно. Холодно. А ещё хочется есть. По отдельности это было бы терпимо — но вот вместе превращается в гремучую и совершенно смертельную смесь. Необходимо — жизненно необходимо и так же жизненно важно — обогреться и поесть. Иначе через несколько часов здесь будет уже два трупа. Труп, нафаршированный трупом — мысленно хихикнул Денис. И тут же оборвал себя — так, сейчас не до чёрного юмора. Пусть тот и не дает упасть духом — но так же и отвлекает мозг от более важных мыслей. А конкретно — что сейчас делать. Точнее, нет, что делать, было ясно — обогреться и поесть. Но как обогреться и что поесть? Он пошарил по карманам. Да, НЗ-запас активного топлива у него есть, зажигалка по умолчанию встраивается в краги перчаток. А как быть с едой? А никак… — ответил голос у него в голове. Ты сидишь на еде, под едой и в еде. А ещё часть еды у тебя прикопана в снегу. Поэтому просто-таки и не могу тебе даже и посоветовать, как же быть с едой? Да, конечно, был определённый риск, связанный с тем, что мясо — а, точнее, требуха — могла оказаться ядовитой. Это было риском даже в условиях плотно укомплектованной всеми медикаментами базы — и совершенно фатальным здесь, в заснеженном нигде и никогда. Но если пища могла оказаться ядовитой — а могла и нет, то в случае голода исход был ясен и однозначен. Без пищи Денис начнёт замерзать уже через час, а часа через четыре встанет на прямой и неумолимый смертный путь. Он прикинул варианты и провёл примерные аналоги с известными ему земными животными. Да, конечно, никто не гарантирует схожий метаболизм и тем более, никто не получится за такую скользкую вещь, как усвояемость вообще — но выбора, как он уже понял, не было. Так что он, закрыв лицо очками и задыхаясь от ветра, пополз к закопанной требухе. Там решительно отмел всё, более-менее напоминающее кишки, желудок, мочевые и прочие пузыри — и вытащил явное сердце. Есть в этом что-то сюрреалистичное, достойное кисти старых мастеров, как Ле Бойе, Грачевский или Дали… мда. Сидеть в туше гигантского животного и жарить там его же мясо… мда… Но самое сюрреалистичное в этом мире — это сама жизнь.***
Р’Лан тихонько пищал. Чёрная пустота навалилась на его сознание и стала медленно поглощать и засасывать. Р’Лан был боец, лучший на курсе — но что можно поделать против врага, с которым не знаешь, как бороться? Что можно поделать против врага, которым, по сути, являешься ты сам? Одиночество, одиночество, одиночество… Никого нет рядом. Никого нет в тебе. Никого, никого, никого… Словно от тебя отрезали кусок… даже нет, нет, нет… словно ты сам — кусок бывшего себя. Кусок даже не отрезанный, нет — вырванный, выгрызенный, безжалостно и жестоко, и выкинутый прочь, как можно дальше, без надежды на нахождение, без надежды на приживание. Без надежды ни на что… И тебе остаётся только гнить, замерзать, иссыхать, вянуть — любой вариант на твой выбор. Любой вариант. Только вот исход — один. Р’Лан ворочался в снегу и, краешком сознания понимая весь ужас происходящего, не мог выбрать, что же будет лучше — сойти с ума, прежде чем замёрзнуть — или же замёрзнуть прежде, чем сойти с ума. И тут… — Помню просторный грязный двор и низкие домики, обнесённые забором. Двор стоял у самой реки, и по вёснам, когда спадала полая вода, он был усеян щепой и ракушками, а иногда и другими, куда более интересными вещами — раздался тихий голос. Р’Лан открыл глаза и резко сел. Перед ним стоял человек, кажется — ллеу не очень хорошо разбирался в человеческих возрастах, но кажется, это был молодой парень, невысокий и черноволосый. — К-кто вы… — выдавил ящер. Парень улыбнулся и одновременно мелко-мелко заморгал.***
Итак, мрачно размышлял Денис. Разумеется, надежда умирает последней и всё такое. Это чудесно и великолепно. С одной только поправкой — она нередко умирает на мгновение позже смерти самого носителя надежды. А такой расклад ему совсем не улыбался. Однако нужно быть реалистом. Он на ледяном щите. Рации нет — вопрос, почему рации нет, спишем на собственную непростительную халатность. Еды ограниченное количество — и с каждым разом принятие еды уменьшает кров. Кров… ну вот только что кров ещё некоторое время — помним о еде, да? — может послужить, а потом уже и с ним начнутся проблемы. Самостоятельно он никуда не доберётся — будь то путь назад, вперёд или в какую угодно сторону. Остается только сидеть и ждать. Смотрим чуть выше на пункты еды и крова. Сидеть и ждать остаётся совсем немного. Может, даже день. А то и меньше. Холод — коварная штука. Чёрт. Он закрыл глаза.***
— Что означает «бороться и искать, найти и не сдаваться»? — спросил его тогда, кажется, целую вечность назад, Р'Лан. — Эмн… — растерялся Денис. — В смысле? Ллеу задумался. — В прямом. Теперь настаёт черед Дениса задуматься. — Это… это строчка из стихотворения. — Стихотворения? — переспрашивает ллеу. — Да, это… это… — Денис щелкает пальцами, пытаясь пояснить наиболее понятными ящеру словами и при этом не сильно вдаваясь в подробности, о которых он сам не имеет никакого понятия. — Это такой… такой тип книг. — Ааааа… — тянет ллеу, и по интонации Денис догадывается, что тот ничего не понял. — Я потом покажу, — обещает он. Р'Лан согласно кивает. — Ну так что это за строчка? — напоминает ллеу. — Ах, да… это строчка из стихотворения «Улисс»… — Ул'лис? — интересуется, видимо, услышав что-то знакомое по звучанию, Р'Лан. Денис было открывает рот, чтобы сделать краткий обзор гомеровской поэмы, но тут же осекается: — Так… думаю, что в этом случае мы уползём так далеко, что про первый вопрос придётся забыть… — Логично, — кивает ллеу. — Ну так что тогда означает «Бороться и искать, найти и не сдаваться»?***
— Мечты исполняются, и часто оказывается реальностью то, что в воображении представлялось наивной сказкой… — тихо говорит парень, шагая рядом. — Что такое сказки? — спрашивает ллеу. Снегоход был совершенно разбит, так что пришлось идти пешком, то и дело поскальзываясь на неверном и коварном насте. Парень идёт рядом, и ллеу так и не может разобрать черты его лица. Иногда ему кажется, что тот похож на Дениса, иногда — на генерала, которого часто показывали по видеофону, а ещё иногда — видится, что у парня не человеческое лицо, а такое знакомое, ллееное. Но каждый раз, как Р'Лан пытается приглядеться, его спутник начинает таять в воздухе, словно относимый резким ветром — и тогда ллеу скорее отворачивается, чтобы не потерять его. Чтобы не остаться одному.***
— Бороться, — говорит Денис. — Бороться… это значит… значит биться. — Бьются на войне, — резонно отвечает ллеу. — То есть, эта фраза неприменима в невоенное время? — Как раз нет, — качает головой Денис. — Как раз наоборот… именно в мирное время она чуть ли даже не более важна. — Но почему? Почему, если бьются только на войне? — Отнюдь… Биться можно и в мирное время. И даже нужно. — Но с кем? Неужели… неужели создавать себе врагов? — О нет… — смеётся Денис, но тут же осекается, увидев, как серьёзен ллеу. — Вовсе нет. — А с кем тогда? — С собой. С обстоятельствами. С судьбой. Со всем тем большим и малым, что всё время встречается на пути в обычной жизни. Неужели у вас такого нет? Ллеу не отвечает.***
— …что всю жизнь всегда бывало так: всё хорошо — и вдруг крутой поворот, и начинаются «бочки» и «иммельманы». — Да уж… — смеётся Р’Лан. — Совершенно точно. Как-то раз мы решили пойти в дерверакс, так вот там… Он рассказывает этому неизвестному парню свою жизнь — а тот слушает, слушает, слушает, кивает головой, и снова слушает — как будто он сам был ллеу, как будто сам ходил в дервераксы, пил гресст, воевал с драбами… как будто он сам был Р'Ланом.***
— А искать? — спрашивает ллеу. — Ищут же только потерянное. Значит, сначала надо что-то потерять? — Нет, — качает головой Денис. — Иногда просто ищут. Да, и потерянное тоже… но так же ищут… просто ищут… то, что никогда не видели… просто знают, что оно есть. — А если это знание ошибочно? — резонно спрашивает ллеу. — Иногда дело не в находке, а в поиске, — отвечает Денис.***
— «Вперёд» — называется его корабль. «Вперёд», — говорит он и действительно стремится вперёд. Нансен об Амундсене…» — толкает его под локоть парень. — Вперёд! — выкрикивает Р’Лан. И с этим выкриком бросает вперёд свое сильное, гибкое молодое тело и преодолевает ещё пару метров. — Вперёд! — кричит ллеу во всю мощь своих лёгких, перекрикивая ветер. — Вперёд! И не оглядывается назад, зная самое главное — тот парень идёт рядом с ним. Тоже идёт вперёд. Вперёд — рядом с ним. Рядом с ним. С ним. С ним?***
— Но найти? — спрашивает ллеу. — Тут так же говорится и о найти? — Находят не только что-то. Находят ещё и себя.***
— И вот огромное, великолепное чувство охватило меня. Жить! — раздаётся из-за плеча. — Жить! — повторяет ллеу. Жить! Жить каждой минутой! Каждым мгновением! Жить даже сейчас, в этом холоде и ветре, в снегу и морозе — просто жить! Неважно как — главное что. Главное — просто жить.***
— И не сдаваться… — задумчиво произносит ящер. — Это… — пытается пояснить Денис. — Не надо, я понимаю, — мягко останавливает его ллеу.***
— Я просто видела, что за тем миром мыслей и чувств, который я знала прежде, в нём появился ещё целый мир, о котором я не имела никакого понятия, — вдруг тихо говорит девушка, которая всё это время шла рядом с ними, и которую всё это время чувствовал, но никак не мог увидеть Р’Лан. И тут ллеу задыхается. Нет, не от недостатка кислорода, сильного рывка ветра или еще чего — нет. Он задыхается от того самого мира мыслей и чувств. Того самого — человеческого — мира, о котором ему дотоле лишь объясняли. Он задыхается — и яркой вспышкой приходит воспоминание, как их в детстве учили плавать, как вообще учат плавать маленьких ллеу. Бросают в воду и ждут. Просто ждут. А они — малыши с только-только прорезавшейся чешуей — задыхаются, точно так же задыхаются в воде, потеряв из лёгких последний воздух — как вдруг в единый момент раскрываются жабры и они получают в подарок ещё один мир. Мир подводных чудес — в придачу к миру надводных диковин. И сейчас, так же в единый момент после долгого удушья, словно жабры раскрываются в душе ллеу — и он видит, обоняет, охватывает, и понимает, понимает, понимает — хотя знает, что понять придётся ещё больше — весь новый дивный чудный мир. Мир людей.***
По окаменевшей от мороза шкуре тарлана постучали. — Доктор Ливингстон, если не ошибаюсь? — насмешливо, да, да, да, эта интонация считается у них насмешкой, проскрипел знакомый и такой родной — странно, как быстро что-то может стать родным? — голос. Денис кубарем выкатился из импровизированного жилья. И только там, снаружи, щурясь от слепящего света, он понял, как дико и пугающе выглядит — потрёпанный, перемазанный в требухе — рядом с подтянутым и аккуратным ллеу. Стоп. Ллеу? Одним ллеу? Голограмм вокруг Р’Лана не было, как не было и столь привычной коробочки на поясе. — Ты пришёл… — выдавил Денис и тут, же, спохватившись, поправился, хотя в этом не было никакой нужды: — Вы пришли? Ллеу помолчал, обдумывая вопрос. — Нет, Я пришёл, — сказал он вдруг, делая ясное и не оставляющее никаких сомнений, ударение. Потом щёлкнул кнопкой маячка и тот, замигав красным диодом, стал посылать беззвучный, но при этом такой громкий сигнал об их местонахождении. — Нет… — вдруг поправил сам себя ллеу, оглядываясь по сторонам и назад, словно ища кого-то. — Нет… МЫ пришли. МЫ. И в тот момент, и даже годы спустя Денис готов был поклясться, поклясться всем самым ценным и дорогим — он ясно и невозможно отчётливо увидел на снегу следы. Следы двух людей рядом с отпечатками лап ллеу. — МЫ, — повторил Р’Лан, с нежностью, гордостью и — неужели это была дружба? — глядя на эти следы. А потом следы развернулись и пошли прочь.Елена ЩетининаРодилась 9 марта 1981 года в Омске. Закончила Омский Государственный университет по специальности «культурология» и магистратуру «история». Работала журналистом в газетах, журналах и на радио, ведущим кинопремьер и киноклубов, преподавателем вуза, экскурсоводом, музейным работником. Имею ряд научных публикаций; ряд «журналистских» публикаций; художественные публикации: проза (фантастические рассказы) в альманахе Б. Стругацкого «Полдень ХХI век», коллективных сборниках «Складчина», «Когда-нибудь мы встретимся», «Годовые кольца», «Можно коснуться неба», литературно-критические статьи в сборнике «ПарОм», поэзия в альманахе «Переводчик», коллективном сборнике «Когда сильна уверенность в тебе…» Лауреат областной молодёжной литературной премии Ф.М. Достоевского (2010, поощрительная, проза; 2012, основная, проза).
