Шестая группа была сдана с рук на руки в неполном составе.
Впервые за все годы его практики…
Вроде бы и не его вина.
Вроде бы и сделал он всё, что мог.
Вовремя понял, вовремя купировал приступ, насколько это вообще было возможно. Вовремя нашёл ближайшую медбазу и сам запрограммировал диагноста, не надеясь на стандартные меры.
Что же тогда?..
Двадцать восьмая эта — база вроде неплохая неплохая, во всяком случае, не из худших, реабилитирующий отсек выше всяких похвал. Аста Ксона штука неприятная, но летальные исходы при ней редки, особенно, если обнаружили и локализовали вовремя. Ну, разве что при старческих истончившихся сосудах да изношенном сердце.
Но тут-то — не тот случай.
Можно даже больше сказать — совсем не тот случай…
Ещё при первом взгляде он удивился отсутствию синяков, и потому анализ сделал более расширенный. И результату уже не удивился.
А чему удивляться, если «Антиксоновский коктейль» продаётся в любой припортовой аптеке, и среди молодёжи пользуется повышенной популярностью из-за побочных эффектов, схожих с лёгким наркотическим опьянением? И не запретить ведь, они же не туфту продают — настоящий и прошедший все положенные испытания состав, действительно укрепляющий стенки сосудов и снижающий постксоновский травматизм, да вот только для того, чтобы концентрация этого коктейля в крови достигла необходимого уровня, выпить его следует не менее двух литров, что уже проблематично. И не снимает он боль, и, вопреки повсеместному заблуждению, от тошноты тоже не спасает. Но кого волнуют такие мелочи? Никого…
Ну — поддалась девочка модному веянию, приняла за компанию на грудь пару склянок… Ну — оказалась эта её блажь очень даже к месту… случайно… Мало ли бывает счастливых совпадений? Порадоваться за девочку дружно, и забыть благополучно…
Так что же тогда?
Опасность рецидива?
Ещё больший бред.
Не бывает у Ксоны рецидивов. Во всяком случае — на поверхности пусть даже и астероида, не зря же все спасательные медбазы именно на них собачили, если уж подходящей планеты под боком не оказывалось.
Откуда же тогда взялось это крайне неприятное и очень смутное ощущение какой-то неправильности. Неточности. Неверности. Несоответствия.
Ошибки…
Оно возникло ещё там, на станции. И с тех пор никуда не исчезло. Хотя и яснее не стало.
Усилилось только.
Врачебной ошибки?..
Ну, это, братцы, уже даже на бред не тянет.
Что он, ксоны не видел, что ли?!..
Типичная ксона, пробы негде ставить, а что симптоматика странная — так это тоже вполне объяснимо, Макс сказал, что она вот уже почти неделю жила на одной минералке и витаминах, диета такая. Идиотизм, конечно — куда ей ещё худеть?! — но у каждого свои тараканы.
Вот только сон этот её, разве что…
Спать во время приступа Аста Ксоны — всё равно, что спать в работающей электромясорубке. Или бетономешалке.
Нереально, короче.
Попробуй как-нибудь — сам поймёшь, почему.
Что же это за гадостью баловалась она в предполётную ночь, если утром даже ксона сумела разбудить её только через шесть часов, а кровь больше напоминала гремучую смесь всевозможной дряни и выглядела скорее как специально приготовленный образец из пособия по токсикологии?
И это — Ани, девочка-пай, которой и о существовании-то всякой такой мерзости известно быть не должно!..
Так что растерянность Теннари скорее носила характер растерянности исследователя, вдруг обнаружившего на месте тщательно простерилизованной десятками всевозможнейших способов лабораторной салфетки носовой платок, причём многократно использованный.
Чувство, хорошо знакомое любому педагогу.
Проблема, конечно, малоприятная. Но скорее психологическая, чем медицинская. В конце концов, он же не воспитатель, в души подопечных лезть не обязан. Ошибся. С кем не бывает?
Стоит ли гнать волну?..
Если трезво разобраться — у Теннари не было ни малейших оснований для срочного возвращения на Двадцать Восьмую медбазу. По сути, поступив на эту самую базу, Ани перестала быть его подопечной, перейдя под опеку МЕДАСа, так что и тут оснований не было.
Оснований не было.
Предчувствия — были.
А Теннари слишком долго имел дело с детьми, чтобы не доверять своим предчувствиям. Тем более, если орут они истошно дурным голосом на всю галактику, пусть даже из-за истошности этой и не понять — о чём именно орут…
И потому, душевно распрощавшись с пилотом, Теннари прямым ходом отправился в отделение МЕДАСа, точнее — в центр экстренной помощи при этом самом отделении, намереваясь воспользоваться полномочиями Сопровождающего и реквизировать реабилитационный глайдер. Уж эти-то действия с врачебной этикой находились в полнейшем соответствии!
Вот тут оно и началось…
Сначала оказалось, что ни одной машины с реабоксом в данный момент на базе нет.
Жаль, что хвалёные предчувствия его на этот самый «данный момент» взяли выходной. Иначе, только услышав эти слова, он бы сразу же развернулся, даже не попрощавшись, и, пробежав половину дороги бегом, ещё бы вполне успел заскочить на челнок к вящей радости любознательного пилота.
Но Теннари не уловил в словах об отсутствии катеров никаких особо тревожных намёков, и весьма благосклонно отнёсся к предложению диспетчера «немножко подождать», поскольку в любой момент какой-либо из них может и вернуться.
Он прождал четыре часа.
Потом робко усомнился в правильности своей трактовки профессиональной этики и навёл справки в транзитном отделе.
И узнал, что доставивший его челнок вот уже три с половиной часа как отправлен назад.
Начав наводить справки — очень трудно остановиться. Теннари и не остановился.
И обнаружил, что в ближайшие две недели нет ни одного рейса, направляющегося с любого из Астероидов в сторону Двадцать восьмой медбазы. Даже приблизительно в ту сторону…
Забавно, но это его в тот момент даже порадовало. Поскольку отпала необходимость решать и сомневаться. Если выбора нет — то волей-неволей придётся блюсти эту самую этику, начал ежели уж…
Он прождал ещё двенадцать часов.
И лишь для того, чтобы обнаружить полнейшее и вопиющее несоответствие бокса на вернувшемся глайдере не только межпланетным медстандартам, но и простейшим требованиям гигиены и техники безопасности.
Впав в весьма непривычное для себя состояние ярости, он посредством диспетчера выдернул из тёплой семейной постели дежурного медмеханика, который искренне полагал, что дежурить на базе при отсутствии катеров — излишество и дурь, после чего тихим и вежливым голосом нагнал на пожилого, толстого и очень мирного отца семейства такого страха, что тот клятвенно обещал справиться с ремонтом за три часа.
Ну — четыре отсилы.
Но Теннари, войдя в раж, оказался не способен остановиться так быстро. Провёл полную инспекцию катера, после чего принялся за базовое обеспечение, и успокоился только тогда, когда полностью обновлён и перезагружен оказался весь фонд диагноста.
За четыре часа механик не справился.
Бледнея и заикаясь, он твердил о своей полнейшей невиновности в этих прискорбных обстоятельствах, поскольку необходимой схемы на базе МЕДАСа не оказалось, пришлось заказывать у соседей, ещё три-четыре часа, и он все наладит, там и работы-то осталось — раз плюнуть, хотите — сами проверьте…
К этому времени вернулись уже четыре катера, но боксы на двух из них были в ещё худшем состоянии, а на одном — так и вообще отсутствовал. Это можно вполне понять — здесь не то место, где регулярно встречается аста ксона. Ксона — не понос, который может прихватить вас за задницу где угодно и когда угодно. Она или есть — или нет.
И если она есть — вы сразу же это обнаружите. И вы, и окружающие вас пассажиры, и уж тем более — базовые врачи. При первом же вашем визите на орбиту той несчастной планеты, которая имела трижды несчастье быть вашей родиной, а теперь окажется к тому же ещё и местом пожизненного заключения.
Теннари не удивился бы, узнав, что за все четыре с половиной сотни лет существования базы МЕДАСа на Астероидах здесь не было ни одного случая.
И не будет, пока дети здесь только проходят осеннюю практику, а не занимаются рождением новых детей…
Любое дело, будучи начато, когда-нибудь заканчивается, и ремонт не является исключением. Какой бы сложности он ни был.
Теннари утешал себя этой мыслью ещё часа два, сидя в жутко неудобном кресле зала ожидания. Потом проснулся.
И понял, что за прошедшие три с половиной часа у него страшно затекла левая рука, да и ноги неплохо было бы размять, проверив заодно, насколько соответствует реалиям сегодняшнего дня мысль о конечности любого начинания.
Оказалось, что соответствовала. И, что оказалось совсем уж приятной неожиданностью — вполне.
Вот только пилот не соответствовал совершенно.
Пилот — существо вполне понятное.
Во всяком случае, предсказуемое.
В том смысле, что, воспользовавшись временным выпадением грозного начальства из реальности, он сумел не только тихонько улизнуть в ближайший бар и к великому для себя удовольствию набраться преизрядно, на жизнь свою тяжёлую жалуясь всем, кто имел неосторожность оказаться рядом, но и подраться там от души с кем-то, на жизнь свою обиженным ничуть не менее.
И, как результат, сейчас благополучно отсыпался в полицейском участке, вконец ублаготворённый и довольный собой и окружающими.
Вывести Теннари из себя не удавалось ещё никому. За все десять лет его работы в интернате. А это, простите, от трёхсот до пятисот (в особо урожайные) ходячих неприятностей ежегодно.
И, видит Оракул, они пытались!..
Он не стал орать на диспетчера: «А куда вы смотрели?!!», топать ногами и скандалить в участке. Просто объяснил ситуацию весьма понятливым полицейским, не лишённым некоторых человеческих слабостей, отнюдь не худшей из которых является злорадство. И пошёл обзванивать остальных пилотов.
Правда, полицейские оказались куда более понятливыми и злорадными, чем он ожидал, и, когда через полчаса вызванный из отгула пилот второго катера явился на базу, там его уже ожидал подвергнутый тотальной очистке организма коллега — мокрый, как мышь, злой, как чёрт и трезвый, как стёклышко.
Но и тут улететь не удалось.
Потому что произошла пересменка.
И новый диспетчер, проверив по комму и обнаружив, что полномочия Теннари закончились больше часа назад, сделался вдруг ужасно бдительным и потребовал немедленно покинуть помещение всем посторонним, не имеющим документально заверенного права находиться во вверенном его попечениям ужасно секретном и так далее.
Ни о каком полёте, разумеется, и речи быть уже не могло.
Теннари не стал скандалить. Оставил рапорт и заявку на катер, уверенный, что никуда дальше мусорной корзины эта заявка у бдительного диспетчера не проникнет.
Зашёл в контору интерната, где на него посмотрели с лёгким недоумением, но дубликат рапорта и заявки всё-таки приняли.
Поинтересовался наличием каких-либо приятных изменений в расписании ближайших гражданских рейсов и почти не огорчился, узнав, что подобных нет и в помине.
И пошёл отсыпаться.
Потому что все равно делать больше было нечего…
Ему удалось поспать около двух часов.
Да и то только потому, что сначала его пытались отыскать в личном отсеке или других подходящих местах интерната, и лишь потом догадались проверить припортовую гостиницу.
Двадцать восьмая автономная медицинская база не вышла на связь в установленное время.
И на аварийные вызовы тоже не отвечала…
Талгол
Деринг
Отель у малой арены
Стась
— Ну и что это такое?
Шариков было много, горсти две, пожалуй, хотя вряд ли кому придёт в голову мерить их горстями — Стась попыталась было потрогать сгоряча, и теперь сосала изрезанные пальцы.
Больше всего они напоминали крохотные плавучие мины, даже не сами мины, а то, как любят их изображать в «морском бое». Или крупные дробинки, утыканные иголками. Иголки, правда, были совсем не иголками, а осколками мономолекулярных лезвий. Которые, в свою очередь, являлись штукой весьма секретной и в свободную продажу вроде бы не поступали…
Впрочем, Бэт есть Бэт.
— Зажимы. Для волос.
Очевидно, на её лице что-то всё-таки отразилось, потому что он поспешно добавил:
— Э-э, я не шучу! На самом деле зажимы. И на самом деле для волос.
И она поняла — не шутит.
— Что-то я не совсем…
— Новая фишка! — он засмеялся беззвучно, оскалив ровные зубы. — Пора раскручивать твой хвост на полную катушку.
Стась пожала плечами. Поморщилась. Вздохнула.
— А я-то надеялась, что его скоро можно будет совсем отрезать…
— Ты что! Отрезать такое богатство! Знаешь, во сколько он мне обошёлся?! Нет?! И не знай — крепче спать будешь!…
— Неудобно с ним. Мешается, да и вообще… Так и ждёшь, что кто-нибудь схватит как следует, дёрнет — и звездец котёнку.
— Можно подумать — ещё не хватали!
— Повезло. Не каждый же раз так везти будет.
— Везёт, знаешь ли, утопленникам. А чтобы на плаву удержаться — одного везенья мало. Думаешь, я тебя просто так этой дрянью голову дважды в день мыть заставляю?.. То-то… специально, чтобы волосы скользкими были! А теперь ещё и зажимчики…
— Комиссия не пропустит, это уже оружие.
— А вот и нет, я проверил! Мелкие инородные тела запрещены в общем количестве более ста грамм и при весе каждого отдельно взятого более двух грамм, а здесь ровно девяносто восемь зажимов по грамму каждый. А с учётом разрешённых трёхсантиметровых бронированных когтей лезвия в один сантиметр и обсуждать смешно! Никаких серьезных повреждений, зато кровищи будет — хоть залейся, очень, знаешь ли, психологически эффектно… Представляешь, какой сюрпризик ожидает следующего, кто попытается дёрнуть тебя за косичку?! — он хихикнул. Потом добавил уже серьёзно — Но это не главное. Ради просто обороны я бы и суетиться не стал, «Шёлковый угорь» — бальзам надёжнейший, пусть бы пробовали, силы тратили… Но ты мне сама идею подсказала. Помнишь Вомбата?
— Это который с татуировкой в виде черепов?
— С черепами — это Комбат. А у Вомбата ногти мутированные и уха нет.
— Комбат, Вомбат — какая разница?.. Постой, это на прошлой неделе? У него ещё бёдра перекачаны, ходит враскорячку, да?
— Вижу, помнишь. Это хорошо. Финал свой помнишь?
— Н-ну…
— Это плохо. Учишь вас, учишь… Удачные фишки запоминать надо!
Ав-то-ма-ти-чес-ки!
— Это… когда я его хвостом по глазам, что ли?
— Умница! Сходу повторить сможешь?
— Так это же нечаянно получилось!
— Это ты другим рассказывать будешь. А я к некоторым словам глухой. Давай-давай, я жду!
— Да не помню я, Бэт! — знал бы кто, как это противно, всё время чувствовать себя виноватой! — Это же случайно…
Он ударил без предупреждения — резко и в полную силу, она уже умела определять подобное. Удар был нацелен в висок — не смертельно, но болезненно, а, главное — обидно. Попади он в цель — и хвост дракона был бы подпорчен некрасивым синяком.
Но в цель он не попал — шея сработала автоматически, крутанулась, голова нырнула назад и вбок и красно-рыжая коса с оттяжкой хлестнула Бэта по руке.
Звук был очень неприятный — словно плёткой по кожаному креслу. Бэт зашипел. Стась ойкнула. Скривилась, словно себя ударила.
Глядя, как на предплечье наливается краснотою широкий рубец, Бэт выдавил, морщась:
— А представляешь, если бы ещё и с зажимчиками!..
Голос у него был довольный, почти мечтательный.
Дженейра
Орбитальная станция, отель «Дирол»
Аликс
Серебристая паутина крепёжных тросов, короткие зигзаги лестниц.
Серебристая фигурка на фоне чёрного неба.
Постояла немного, распрямившись.
Взмахнула руками.
Качнулась.
Прыгнула.
Пролетела метра три. (По пологой дуге, очень высокая инерция посыла должна быть, ри тамошней-то гравитации, но это так, о птичках).
Попыталась ухватиться за натянутый трос.
Мазнула по касательной.
Сорвалась.
Рухнула вниз.
Вертикально.
Свободное, ничем не задерживаемое падение.
Схватилась за горизонтальную штангу. Крутанулась, гася инерцию. Дрыгнула ногами.
И — всё…
А, если о тех же птичках — между штангой, на которой она сейчас висела, и тем тросом, с которого так удачно-неудачно сорвалась, было никак не меньше семи её ростов.
Метров двенадцать, и это — как минимум…
Ха!
Аликс позволила себе улыбку, острую и стремительную, как бритвенный порез. Ей хотелось смеяться и петь, но смеющийся мерилаксец — зрелище не для слабонервных, а сейчас таскала она именно эту довольно-таки увесистую шкурку, и потому ограничилась просто улыбкой.
Этот ролик крутили по всем каналам, и никто — никто!!! — ни на секунду не усомнился. Он успел стать модным, созданная под него песня о «Дочери неба» стала хитом и в десятках клипов растиражированы подлинные или поддельные куски, Ти Эра даже выдвинули на «Золотую Комету», а какая-то полурелигиозная фемин-секта даже использует его целиком в качестве заставки к своей еженедельной пятничной программе «В поисках новой реинкарнации Зои».
И никто не обратил внимания…
Впрочем, неудивительно. Народ у нас доверчивый, на боевиках воспитанный, а там ежесекундно ещё и покруче наворачиваются, а потом отряхиваются и дальше чешут.
Чтобы понять, надо быть эриданцем. А много ли эриданцев смотрят тиви?
Вот то-то и оно…
Аликс и сама не увидела бы, наверное. Если бы не тот бесполый профи в чёрном — почему-то он счёл нужным добавить этот ролик к основной информации для анализа.
Аликс зарычала тихонечко — мерилаксцы не умеют свистеть, у них гортань и губы не приспособлены, а высшее удовольствие выражают именно так — коротким горловым рычанием на инфрачастотах. Можно не беспокоиться — всё равно никто не услышит. Разве что зубы заноют вдруг, или на секунду перехватит дыхание. Сидящая напротив женщина-типпи покосилась неприязненно, но тут же отдёрнула взгляд и закрылась длинной чёлкой, стоило Аликс слегка приподнять надбровные пластинки в безмолвном вопросе: «Какие-то проблемы, мэм?». Мерилаксцев могли недолюбливать, но открыто подобную нелюбовь выказывали редко. Исключительно редко…
