Обычный человек — далеко не то же самое, что киношный герой.
После падения с двенадцатиметровой высоты при стандартной силе тяжести он ни за что не сумеет ухватиться за подвернувшуюся штангу и повиснуть на ней.
Вернее, ухватиться-то он, может, ещё и сумеет, а вот удержаться — шалишь.
Сорвётся.
А если каким-то чудом и сумеет не сорваться, приклеив ладони самым супермоментальным и суперкрепким из суперклеев — ему же хуже.
Потому что за двенадцать метров свободного, ничем не сдерживаемого падения даже при стандартной силе тяжести тело успевает набрать такую массу инерции, что порвёт он, пожалуй, на руках даже мышцы, не говоря уж о связках и сухожилиях…
Может быть, кто-то из её милых землячков этот ролик и видел. Может быть. Но он наверняка не был на Базовой. И, если подсознательно и отметил эту странность, то отнес её за счёт пониженной гравитации.
А Аликс на Базовой была.
И знала, что сила тяжести там на пятнадцать процентов выше стандарта.
Так-то вот.
Чтобы вот так легко и играючи гасить такую инерцию, эта девчонка должна выдерживать на разрыв тонны полторы на каждую руку. Нехило, правда?..
Есть, конечно, пара-другая рас, на такое способных. Но отпадают они сразу по внешним показателям. Тех же мерилаксанок или там хиятанок с обычными девочками никак не спутаешь. А обычную девочку разорвало бы прямо на глазах потрясённых тивизрителей к чертям собачьим. Отсюда вывод, что же именно мы тут имеем?
Пра-авильно…
Имеем мы, братцы и сёстры, бастарда.
На волосики на её посмотреть бы, конечно, следовало повнимательнее и поближе, в целях окончательной достоверности, но, в принципе, и так ясно. Мамочка там или папочка на стороне подгулять изволили. А эриданская кровь — штука сильная, с ней не поспоришь.
Скандальчик будет — туши свет!
Давненько их не обнаруживали, некоторые даже самодовольно заверяли о полном контроле. Плату за обнаружение, правда, отменить так никто и не предложил, наоборот, увеличили даже. И это радует…
— Извините, но вам ничего нет… — девушка за стойкой была явно смущена и старалась смотреть в сторону.
— Но мне сообщили о наличии пакета… — Аликс слегка приподняла верхнюю губу, обнажив двухдюймовые клыки. Девушка пошла пятнами и заёрзала на высоком стульчике.
— Ещё раз прошу извинить… Это, конечно же, вина нашего отеля… Эти рекламщики… Просто не знаю, как они прорвались… Управляющий согласен принести разумную компенсацию за причинённое беспокойство…
Казалось — ещё пара секунд, и она заплачет. Бедная девочка. А вот управляющим, который на опасный участок перед разгневанным постояльцем (и постояльцем, кстати, не простым, а двухметрово-бронированным, очень-очень вспыльчивым по природе своей и, к тому же, в данный момент причину для гнева имевшим весьма обоснованную) выставил вместо себя молоденькую то ли секретаршу, то ли кадровичку… управляющим стоит, пожалуй, заняться поближе. Он или просто трус, или скрытый садист, а это уже чревато.
— Отсталый мир! Отсталая техника! Я не имею претензий. Техника — всего лишь техника…
Наверняка у управляющего сейчас забот по горло — всем штатом пытаются отловить гения, что сумел протолкнуть свой пакет через супермощную трёхслойную систему отельной защиты. Пусть попарятся. Всё равно концов не найдут. Даже Аликс ещё в школе неплохо следы заметать умела, а ведь считалась отнюдь не самой умной из семьи.
Интересно — кто из братишек вниманием почтить соизволил? Скорее всего — Туанчик или Айгер, они младшие, и потому общительные. Ещё не осознали, что общение — роскошь, и за неё, как и за всякую роскошь, приходится иногда очень дорого платить. Впрочем, может быть — Слан. Очень даже может быть. Пакет рекламной фигни — это на него похоже, он всегда любил такие решения.
Хорошо, если действительно Слан. Он неплохие работёнки подкидывал…
Номер у неё был на минус первом этаже — мерилаксцы не любят высоту и открытые пространства — и потому возвращение заняло пару минут.
Ещё минут пять потребовалось на то, чтобы привести Чипа в рабочее состояние, совместить его с отельным компом, обнаружить в отделе рекламы пакет на своё имя и, сдублировав на всякий случай, вытащить его на экран.
Это был Густ.
Само уже по себе малоприятное обстоятельство.
И записочка была вполне в его стиле: «Оцени сама. Мои — 75% от результата».
И всё.
Ну да, конечно. Пахать будет она, и пахать прилично — простое дельце Август бы ни за что не прислал, он делился только такими, какие проглотить единолично был просто не способен, — а три четверти он потом себе хапнет только на том основании, что первым что-то там раскопал.
Не выйдет, братишка.
Ищи другую дуру.
Сперва Аликс хотела отправить пакет обратно, не распечатывая. Но потом генетически запрограммированное любопытство, усиленное семейным воспитанием, всё- таки победило. Почему бы и не посмотреть, действительно, от чего отказываешься, если уж отказаться решила твёрдо и бескомпромиссно?
Там была запись хитча.
Любительская запись, любительский поединок. Минуты на две, не больше. Она просмотрела их стоя.
Потом села, тупо уставившись в экран.
Прокрутила ещё раз.
Проморгалась. Помотала головой, словно пытаясь изгнать дефект зрения. Поставила ещё один повтор — но на этот раз в рапиде.
И лишь после этого сползла на пол, давясь от беззвучного хохота.
Она не ошиблась.
Конечно же, она не ошиблась!
Нет, ну это же надо!..
А ещё говорят что-то там про снаряд, который никогда в одну воронку два раза подряд…
Да одних этих волос уже достаточно, чтобы сомневаться перестать И это вот движение… Вот-вот-вот, сейчас… Ага! Вот оно! Миленькое такое движеньице, не нужное никому, кроме тех, чьи волосы являются оружием… Движение, которому невозможно научить чужака. Потому что врождённое оно.
Генетически запрограммированное.
Ещё один!
Нет, ну это же надо!..
Ой, папочки-мамочки, любили же вы, однако, много и плодотворно, честь вам за это и хвала.
Поскольку бастарды стоят дорого.
Очень дорого…
Астероиды
28-ая медбаза
Теннари
Позже он не смог бы с точностью указать момент, когда возникло первое подозрение. Нет, не подозрение даже — так, лёгкий намёк, полутон, неуловимая тень на самом краю зрения, никак не попадающая в фокус. Преддверие мысли, ещё не оформленное словами и образами.
Но, во всяком случае — не на двадцать восьмой автономной медбазе, там подозрения не было, там была уверенность.
И тоска.
И желание напиться — отголоском другого желания, гораздо более сильного и не имеющего ни единого шанса осуществиться — желания всё забыть.
А подозрение — оно раньше возникло. Задолго до того, как увидел он ожоги на ушах и шее несчастного медстажёра, специфические такие ожоги, ни с чем их не спутаешь, и потёки расплавленного стеарина на воротнике его форменного комбинезона…
Раньше.
Намного.
Может быть, когда он рассматривал показания анализатора. И не особо удивлялся тому, что видит, хотя вроде бы должен был.
Впрочем — нет. Ещё с самого начала полёта было что-то такое, смутное и нечёткое…
Может быть, оно было всегда.
Неясное.
Неназванное.
Потому что он сам не хотел его называть…
Назвать — значит, вызвать к жизни. Окончательно признать существование. Поверить, что всё, к чему он относился как к увлекательной игре ума — реальность. А он всю свою сознательную жизнь надеялся, что это не больше, чем древняя сказка, просто сказка, красивая и страшная…
Теннари стоял, уткнувшись лбом в холодное стекло иллюминатора и уставившись пустыми глазами в бархатную черноту. Не потому, что пытался там что-то разглядеть. Просто боль оказалась такой, что трудно дышать. И не было сил смотреть ни на что другое, кроме этой бархатной черноты.
За его спиной хрустели осколки чего-то не до конца разбитого под тяжёлыми армейскими ботинками — Служба Охраны всё-таки навязала шестерых спецназовцев, — кто-то ахал в восторженном ужасе перед практически не имеющей предела способностью человека разумного разрушать до основания окружающую его среду, независимо от её размера и склонности к самовосстановлению, кто-то сыпал проклятиями, пытаясь добиться от диагноста хоть чего-нибудь стоящего, слышались другие звуки суеты и планомерно продолжающегося поиска.
Теннари это всё не интересовало.
Теперь уже — нет.
С тех самых пор, когда он заметил отсутствиев ангаре спасательной шлюпки.
И понял, что не обнаружит на медбазе за номером двадцать восемь ничего, достойного внимания. Независимо от того, что обнаружат на ней остальные…
И подозрение перестало быть подозрением.
А уши — это так, ещё одно косвенное подтверждение. Не больше.
Красивая и страшная сказка оказалась реальностью. Гораздо менее красивой. Зато намного более страшной. Пора это признать. И признать своё место в ней. Место, предопределённое задолго до его рождения…
Больно-то как!..
Это всегда больно. Тем Они и страшны, что это всегда — вот так больно. Не он первый, не он последний. У него хотя бы есть преимущество, он знает, в чём дело. Он подготовлен. Во всяком случае — всю свою жизнь считал себя таковым.
И ждал.
Хотя и надеялся, что не дождётся…
Шорох. Хруст мусора под ногами. Странное напряжение за спиной.
Он обернулся.
Два санитара полувели-полунесли молодого стажёра в обрывках медлаборантского комбинезона. Теннари узнал его, хотя и с трудом — недельная щетина, блуждающая улыбка, жутковатый контраст белых глаз, обведённых чёрными кругами, всклокоченные и местами обгоревшие волосы. Полное отсутствие реакций на внешние раздражители, ребята несколько часов с диагностом мучались, и всё впустую.
Только они так и не поняли, что дело тут вовсе не в диагносте.
Да и стажёр этот несчастный совсем не причём. Просто не во время под руку подвернулся. Оказался в ненужное время в ненужном месте.
Очередная случайная жертва. Сколько их было уже, и сколько будет ещё, тех несчастных, кому не повезёт оказаться на пути у вышедшего из древней кровавой сказки монстра?..
Монстра безжалостного, неразборчивого в средствах и практически
непобедимого.
Монстра под обликом обаятельной и симпатичной маленькой девочки…
Базовая
Орбитальный стыковочный блок
Неофиты Ордена Божественной Зои
Дежурства спасателей-аварийщиков на приёмном шлюзе — занятие, прямо скажем, особой популярностью среди добровольцев не пользующееся. Это вам любой завкадрами любой станции подтвердит без малейшей тени сомнения в начальственном голосе.
Самое удобное место для возникновения мелких склок с крупными и весьма далеко идущими последствиями.
И не потому вовсе, что работа эта такая уж противная, опасная или трудная. Если при виде ядовито-зеленого комбинезона и шлема-сферы вам мерещатся беззвучно взрывающиеся в пустоте танкеры, ломающиеся переборки, утечки, метеориты, пошедшие вразнос реакторы, пожары, эпидемии, террористы и (традиционно!) один кислородный баллон на двоих — то вы явно имеете представление о Спасательной Службе лишь по многочисленным тивисериалам. Любой же настоящий спасатель, немного похмыкав, вам ответит задумчиво, что такое, конечно же, случается, но только почему-то всегда на каких-то других станциях. И обязательно во время дежурства других бригад. А у них пока как-то вот… Впрочем, и у них было что-то вроде пожара… лет этак пятнадцать назад… кажется. А, может, и не было, это в архиве посмотреть надо. А с тех пор никакие террористы и метеориты не заглядывали.
Так что на особой утомительности этого самого дежурства всерьёз настаивать ни у кого язык никогда и не поворачивался. Скорее уж, наоборот. За всё время существования человечества никто не придумал более скучной и бездеятельной работы, чем дежурство на аварийном шлюзе. Говорят, правда, что раньше были некие почти легендарные «пожарные», которые только тем в основном на посту и занимались, что дрыхли в полном составе, целыми бригадами.
Счастливчики…
Спать дежурным на шлюзе запрещалось категорически.
Уставом Аварийно-Спасательной Службы.
Равно как и читать, играть в компьютерные или настольные игры (перечень на двадцати шести страницах прилагается), вязать, рисовать, петь, плести макраме или фенечки, заниматься армреслингом (так же как и любым другим видом спорта), оригами, художественным свистом или медитацией, играть на музыкальных инструментах, пользоваться аудио и тивиприёмниками или плеерами и вышивать крестиком.
Длилось такое дежурство, как правило, полные базовские сутки, что составляло около восемнадцати часов. И всё это время находиться дежурные спасатели обязаны были, в соответствии с требованиями того же Устава, в скафандрах усиленной защиты. Тех самых, которые больше похожи на гробы и весят в неактивированном состоянии никак не менее пятисот фунтов…
Поэтому стоило ли удивляться тому обстоятельству, что добровольцев, желающих из каких-то своих не вполне понятных религиозных или философских убеждений дежурить (добровольно! Не по графику!! Без всякого к тому принуждения и дополнительных льгот!!!) на аварийном шлюзе каждую пятницу умный завкадрами воспринимает не иначе как лакомый дар судьбы, который надобно по мере сил беречь и лелеять, и ни в коем случае не лезть с бестактными вопросиками типа: «А зачем, в сущности, вам это вдруг понадобилось?..» Ну, понадобилось это людям — хорошим людям!!! — ну так и что?.. А излишнее любопытство, знаете ли, чревато удовлетворением.
Ну, допустим, залезешь ты поглубже, выяснишь всё досконально — и что? Лакомый дар судьбы застрянет костью в горле, потому что возникнет опасная нервными срывами дилемма — или сообщить куда следует о творимом в подведомственном тебе хозяйстве безобразии и потерять столь ценные кадры, или молчать в тряпочку, как и раньше молчал, но уже без ощущения чистой совести.
А оно нам надо?..
Так что никаких ревизий и внеплановых проверок по пятницам, ни-ни-ни, Боже упаси, дежурьте спокойно, девочки! Флаг вам в руки. И никаких претензий. Если, конечно, не занимаетесь вы ничем, безоговорочно запрещённым Уставом Аварийно-Спасательной Службы.
А осторожный — О, очень-очень осторожный! — взгляд, бросаемый иногда мудрым завкадрами на следящие мониторы однозначно показывал, что требования Устава соблюдались добровольными дежурными не в пример строже остальных, которые так и норовили то протащить на пост микрочип с какой-нибудь игрушкой, то вмонтировать тивиприёмник прямо в роговицу. Что же касаемо вышеозначенных всяческих гипотетических безобразий, то оные безобразия в Уставе вовсе даже и не упомянуты…
Сегодня была как раз пятница.
И потому завкадрами старательно делал вид, что ужасно заинтересован диаграммой роста загрязнённости фильтров, которую выстраивал неумелый и вечно путающийся джорент на общем экране. Экране, кстати сказать, по чистой случайности наиболее удалённом от сектора шлюзовых мониторов, один из которых демонстрировал две неповоротливые и лишь отдалённо напоминающие человеческие фигуры в ядовито-зелёных скафандрах.
— …Нет, я не хочу сказать, что версия с Монро лишена интереса, но с чего ты так уверена, что это именно то самое?.. Всего лишь один из трёх сотен вариантов…
Снимать шлемосферы запрещалось инструкцией. Разрешалось только фиксировать открытое забрало в положении «готовность № 1». Разговаривать это не мешало, если у вас отсутствует настоятельная необходимость при разговоре обязательно видеть лицо собеседника.
— Оно, оно… Таких совпадений не бывает.
Скептически настроенная слабо шевельнула многокилограммовой перчаткой.
— И кто бы мне говорил о совпадениях?!..
Двигаться в этих зелёных гробах сейчас, при выключенных ради экономии сервоприводах, было не очень-то. Поэтому они просто полусидели-полулежали в специальных креслах-держателях, вот уже более пятнадцати часов, впереди осталось всего ничего, если разобраться…
— Ну ты всё-таки… не это… не ровняй!
Судя по голосу та, что собиралась признать именно версию с Монро за ТО САМОЕ, была готова всерьёз обидеться. Шлемофоны, даже в откинутом состоянии, затеняли лица, но голоса выдавали крайнюю молодость спорщиц. Разве что только у скептически настроенной звучал немного более хрипловато, словно прокуренный.
Впрочем, курить на посту запрещалось Уставом тоже…
— Даже та эриданская программка дала не более сорока процентов вероятности… — похоже, скептически настроенная обострять отношений не хотела и переключила разговор в прежнее русло.
— Ха! Программа! Много она понимает! Если бы лично кому-нибудь из них заказ сделать, тогда ещё ладно, а программа — фигня… Там в тексте столько намёков! Вот, например, окончание… Я специально у архивистов интересовалась — буквой «З» на конце в то время обозначали множественное число. Множественное, понимаешь в чём фишка?!.. А ты сама ту легенду хоть читала?
— Я фильм смотрела. Красивый…
— Фильм — фигня, это читать надо…
— Не скажи… Красивый… И как это вам удалось его протащить на первый канал?.. Он же наверняка из спецхрана, я в видиотеке заказать пробовала — сказали, что у них даже на центральном складе нету…
— А, фигня… Организовали официальное письмо с просьбой от всего Клуба, за всеми подписями, как полагается, у нас же теперь даже печать есть, и в Каталоге зарегистрировали…
— Странно, что сработало. Сколько я сама таких заказов писала — и что-то никогда…
— Ну, во-первых, у нас заказ был от трёх тысяч человек, это тебе не котэ чихнул… А во-вторых… Ты Ирийну помнишь? Впрочем, нет, она раньше была… А Ирийна эта как раз в тиви-трансляторе первого канала работает, чьим-то там помощником… Вот она и подсунула наше письмо нужному человеку в нужный момент… Но фильм — фигня. Это читать надо.
— Ну, читала я…
— Хочешь сказать — не впечатляет?!..
Скептически настроенная помолчала. Подумала. Признала.
— Ну, допустим… Но меня много чего там впечатляет… Времена легендарные, по сути — практически сказочные. И люди — тоже… Эта вот, хотя бы… ну, Космо-Демьен которая… как она — по снегу-то босиком… по настоящему, кристаллическому… Когда её повесили, я даже плакала…
— Ха! Фальшивка, неужели не ясно?!..
— Это ещё почему? Даже программа…
— Настоящая Зоя ни за что не дала бы себя повесить!..
На это скептически настроенной возразить оказалось нечего.
Разговаривать Уставом не запрещалось.
Даже наоборот.
Если следящая система в течение определённого периода времени не фиксировала звуковых колебаний, однозначно определяемых ею как негромкая членораздельная речь, она подавала непосредственно в наушники шлемосфер весьма неприятный звуковой сигнал, резонно полагая, что замолчавшие дежурные просто-напросто давят храпака, гнусно наплевав на требования Устава…
Поэтому после короткой паузы сторонница Монро заговорила снова:
— Понимаешь, я ведь тоже это не сразу поняла… Она тогда сказала, что ещё не время. Что у Неё ещё и здесь полно дел… Я тогда не поняла, о чём это Она. Подумала просто — боится, мол. Вот и отговаривается какими-то делами. Ну и пусть, была бы честь предложена… Я совсем ничего не поняла тогда. И потом, когда валялась в муниципалке — злилась только, на весь мир, на себя, что вот, даже уйти красиво — и то не вышло… И на Неё… Мне ведь сказали… Только позже, когда… Когда увидела, как Она там, на вышке антенны… Меня как ударило. Она права, понимаешь?!.. Нельзя уходить, недоделав… Нельзя бросать… Это слишком просто, и слишком неправильно.
— Тоже мне, выискалась… Пифия доморощенная! Пророк-толкователь. Магогамед, Лично Зревший… — в голосе скептически настроенной слышалась откровенная зависть.
— Нет, ну если серьёзно… Её имя означает саму жизнь, я читала… Так какая же настоящая Зоя позволит вовлечь себя в ситуацию, заканчивающуюся собственной гибелью? Ведь сама Её сущность как раз и состоит в нахождении выхода из любой ситуации… ОБЯЗАТЕЛЬНОМ нахождении выхода из ЛЮБОЙ ситуации…
— Кстати, это как раз ещё спорно! Вспомни, что говорил Полянский о «стремлении на публичный костёр как одном из критических проявлений дефицита общения»… Если я помню, то дословно это звучало: «дайте человеку трибуну — и он не полезет на эшафот».
— Чему тебя учили, горе ты моё?!! Даже запомнить, и то как следует не можешь… «Лишите человека трибуны — и он сам потащит свой крест на Голгофу, лишь бы хотя бы там иметь возможность высказаться…» Том второй, часть шестая. Страницу не помню, не обессудь…
— Ну, не у всех же такая память…
— Просто некоторые, в отличие от прочих, не просто афоризмы заучивают, а и в текст иногда вникают.
