Борт скачковой скоростной
малолитражки «Малышка»
Аликс
Мелкая спала мало и беспокойно, просыпаясь каждые час-полтора на полминуты для того, чтобы ещё раз удостовериться в отсутствии опасности.
Вряд ли она это делала сознательно, скорее похоже на работу подкорки. Не Волчий сон, конечно, и уж тем более не Кошачье ухо, но для необученного и абсолютно дикого бастардика очень и очень даже неплохо. Тем более, что и во время сна она пару раз всплывала почти к самой поверхности для лёгкого зондирования — тоже, кстати, совсем не осознанно, спроси её, как она это делает, не только не ответит, но ещё и не поверить может, что вообще делает это, как та сороконожка.
Подкорка — сила великая…
Аликс не смогла удержаться и разок даже повела её, закрепляя усвоенные, но ещё такие неразвитые и до конца не осознанные навыки. Поддалась девчонка легко, моментально приняв предложенные условия игры, точнее — скопировав их. Похоже, даже во сне она продолжала бессознательно работать в режиме зеркала. В течение следующего часа она всплывала уже легко и регулярно каждые восемь минут, Аликс даже залюбовалась.
Действительно, не бастардик, а загляденье просто! Конфетка.
Вот разве что эти её милые привычки…
М-да…
Ладно, будем надеяться на лучшее.
В конце концов, девочка она умная. Даже, пожалуй, слишком. Глупая просто бы не дожила до её лет, с такими-то способностями. Начала бы применять Голос налево-направо — и всё, звездец котёнку.
Нет, что там не говори, а девочка умненькая. Вот уже минут десять как проснулась, а вида не подаёт, осматривается, дышит ровненько. Думает, что если так дышать и лежать неподвижно, то все, к её персоне спиной повёрнутые, будут пребывать в наивной уверенности, что персона эта по-прежнему сладко дрыхнет.
— Вставай, лежебока. Нам скоро в гипер входить.
— А «Доброе утро!» нам не полагается?
— Так ведь не утро же, а вечер, скорее, если по стандарту.
— Ну, так «Добрый вечер» хотя бы, раз уж утра не полагается…
— Вставай-вставай, а то посажу в кресло неумытую, и будешь писать в памперс.
Угроза подействовала — мелкая соскочила с лежанки в момент, одним движением скатала ту в стенку, смеясь, отдала Аликс честь и шмыгнула в сан-отсек.
Вышла она оттуда очень быстро.
И уже не смеясь.
Порылась в повешенной на выступающий датчик кислорода сумке-кармашке. Сдёрнула её, перевернула, высыпав прямо на пол кучу разномастных полудетских мелочей. Разгребла их пальцем. Медленно повернула голову, поднимая на Аликс тусклый взгляд. Лицо у неё было осунувшееся и хмурое.
— Что-то потеряла? — спросила Аликс безмятежно.
—Да. На полке там, — она мотнула головой в сторону сан-отсека, — я вчера оставляла… И ещё… у меня тут была такая… коробочка…
— Давай договоримся сразу — у меня на борту никаких наркотиков… Лады?
— Где?..
— В утилизаторе.
Мелкая сглотнула. Лицо у нее не изменилось.
— Зря.
— Не думаю. Назови мне хотя бы одну достаточно вескую причину, из-за которой ты на корню согласна загубить свой великолепный и на многое способный молодой организм — и я сама первая проголосую за эту дрянь. Но только причина должна быть действительно веская.
Мелкая запрокинула голову и улыбнулась уголком рта — в этой улыбке обнаружить можно было что угодно, вплоть до презрительного злорадства, очень старой, не по возрасту, тоскливой снисходительности и детского безбашенного вызова по типу: «Вот помру — вам же хуже будет!» Взгляд её был по-прежнему тусклым и очень тяжёлым, взгляд этот не имел с улыбкой ничего общего.
— Видишь ли… У меня — синдром аста ксоны. Пятая стадия.
— Ха! Удивила. У меня, знаешь ли, тоже. Седьмая, кстати. Ну и что?..
Борт скоростного катера «Ки-Со»
Стась
Надоело…
Наверное, если бы Стась потребовалось сейчас выразить своеё внутреннее состояние одним словом, она прибегла бы к помощи именно этого. Или не прибегла бы. Потому что ей действительно надоело…
В конце концов, сколько можно?
И почему это все всегда так уверены, что они гораздо лучше знают, что именно для тебя лучше? И почему все всегда так уверены, что, раз не любишь ты ругаться и активно возражать, то они обязательно должны взять на себя ответственность за твоё существование и организовать существование это в полном соответствии со своим пониманием правильного мироустройства?
Все и вегда.
«Сейчас в тебе говорят гормоны. Успокоишься и придёшь в норму — сама мне спасибо скажешь. Нет никакого смысла рушить столь понравившийся публике образ из-за какой-то там…» … «Ай, брось, все это делают, ты что, хуже других?..» … «Чем тебе не нравится Стенд? Ну и что, что наркотики, тебя же насильно никто не заставляет, а для авансистки там очень даже…» … «Не спорь, милочка, танцы — это несерьёзно, а в корпусе тебя ожидает неплохое…» … «Какая из тебя кошка!?.. Ты же такая ма-а-аленькая!!! Тебе же самой будет лучше…»…
На-до-е-ло…
Стась лежала на откидной койке в пустой каюте и улыбалась, кусая губы и глядя в близкий потолок.
Она была закрыта в запертой каюте на запертом корабле, да вдобавок ещё и прикована к койке специальными полицейскими наручниками. Но никогда в жизни ещё не ощущала она себя настолько СВОБОДНОЙ.
Свободной от чувства вины…
То, что собирался сделать с ней Бэт, словно бы освободило её от всякой ответственности за то, что собиралась сейчас сделать она сама. И это чувство полной свободы было восхитительно новым ощущением. Или новым восхитительным ощущением, не важно. Важно — что восхитительным…
И больше не надо оглядываться в испуге, выискивая, а не обидела ли кого случайно, больше не надо думать, не огорчит ли кого-то её отказ. Просто есть вещи, соглашаться на которые нельзя.
Нельзя — и всё.
Этого не объяснить тем, кто не понимает. Просто нельзя — и всё тут. Ты это сам понимаешь — и достаточно. Или момент такой наступает… Ещё вчера, может быть, было бы можно. Может быть…
А сегодня — всё.
Хватит.
Надоело…
Борт частного круизёра «Мицар»
Лайен
— Она на Талерлане.
— Если это — всё, что ты собирался мне сообщить, то мог бы и не тратиться! — Каа фыркнула.
Дальняя связь у Френни была выше всяческих похвал, но расстояние всё-таки приличное, по маленькому экранчику то и дело шла снежная рябь помех. Возможно, это именно из-за них казалось, что лицо Каа время от времени передёргивается в странной гримасе, а глаза вспыхивают, словно два индикатора опасности.
— ЭТО я знаю. Я знаю даже больше — она прибыла туда девять с половиной часов назад. А вот чего я не знаю, так это того, почему вас до сих пор там нет?
Лайен порадовался, что Френни, при информации о Талерлане впавший в буйно-активную эйфорию, утром настоял на своём и всё это время гнал почти на пределе, нещадно насилуя двигатели и уложив два прыжка почти стежок в стежок.
— Мы будем там через три часа.
— Три часа… — Каа пожевала морщинистыми губами, что-то про себя прикидывая. Смилостивилась, — Растёшь. Пожалуй, даже я не смогла бы среагировать быстрее… Ты только это собирался мне доложить?
— Нет. Синьки свернули операцию.
— И поступили вполне логично… С их точки зрения. Ты что-то хотел спросить?
— Да. В свете всего… вышеизложенного… наше задание… В чём оно теперь будет заключаться?
Морщинистое лицо на экранчике приняло несколько озадаченное выражение. Потом внезапно скривилось. Пошло рябью.
Это помехи.
Это всего лишь помехи.
Будем надеяться, что это только…
— М-да… Рановато я тебя похвалила… Задания никто не отменял. И не изменял… Что-нибудь не ясно?
— Но зачем? Теперь-то. Даже Фрида…
— Фрида — дура. И всегда ею была… Впрочем, ты, похоже, немногим… Она уже девять с половиной часов на Талерлане, но до сих пор так и не подтвердила заявку… Более того — она даже не зарегистрировалась в приёмном покое… Понимаешь, нет?.. М-да, вижу, что нет… Можно налить котэ молока, но нельзя заставить его пить… Впрочем, по твоим старательно выпученным глазам видно, что ты всё равно ничего не понял…
— Мы должны попытаться перехватить её до клиники?
— О, Боги, с какими же идиотами… Главное — не упустите, а до или после — какая, к дьяволу, разница?!!
Талерлан
Космопорт Униаполиса
Борт катера «Ки-Со»
Стась
Его первая ошибка заключалась в том, что он использовал полицейские наручники.
Десантные при малейшей подозрительной активности вырубают подопечного на пару часов, с ними не поспоришь, а у полицейских фаза короткая, минут на десять-пятнадцать. Ну — двадцать пять, отсилы, ежели организм особо хлипкий и к эргодролу непривычный. А приличные амазонки, Зоя, эргадрол на завтрак ежедневно с превеликим удовольствием кушали, и добавки просили, так что ничего они нам, Зоя, не сделают!
Разбежались!..
Кровь была противно-липкой и тёплой, она текла по руке щекотными струйками, делала липкими и скользкими пальцы, и лезвие всё норовило вывернуться из них или резануть в сторону. Но всё-таки крови было немного — Стась старалась вырезать браслет из собственного запястья по самому краешку, аккуратненько, не затронув вены.
Это было не так уж и сложно — надрезать только кожу, как на занятиях по прикладной таксидермистике… Только вот кровь мешает…
И — щиплет.
Особенно на тыльной стороне руки. А вот на внутренней — нет. Правы были эти многочисленные романтически настроенные истерички, что именно тут себе вены полосовали — малоэффективно, шибко эффектно, и почти что никакой боли…
Без истерики — оно, конечно, хуже. Очень уж малоприятное дело это, когда по свежему порезу — да лезвием, и при этом, к тому же безо всякой истерики, ме-е-едленно так, аккуратненько… Поскольку наручники, пусть даже и полицейские — штука чувствительная. Особенно на резкие натяжения.
Раза четыре не удалось сработать достаточно аккуратно, так что порядочную дозу она всё-таки схлопотала, хорошо, что привычка имелась и не было аллергии, как у некоторых, Джесс вон, например, моментально крапивницей бы покрылась с ног до головы, какая уж тут работа…
Второй его ошибкой было то, что зацепил он её лишь за правую руку, что вообще иначе как издевательство и провокацию и расценивать-то нельзя. Тем паче, что сумку её он небрежно бросил на стол.
Ту самую сумку, в один из карманов которой она сама уложила маленькую коробочку с зажимами для волос. Теми, на мины похожими, по одному грамму, с приклеенными кусочками мономолекулярного лезвия.
Интересно, а Зоя вены резала? История об этом умалчивает, но всё-таки любопытно…
От койки до стола было меньше трёх метров. Ненамного, но меньше. Вряд ли можно считать это ещё одной его ошибкой.
Её удача?
Может быть…
Рукой, конечно, всё равно не дотянуться, она попробовала и, придя в себя через десять минут, решила больше так не рисковать. Рукой, в смысле. А вот ногой — вполне. Если вытянуться до предела, так, что хрустнут чересчур натянутые связки…
Удалось зацепить сумку пальцами левой ноги со второй попытки, даже не ожидала, что получится так быстро. Всего дважды и схлопотала, делов-то! А четвёртый раз её шарахнуло позже, когда дёрнулась, начав резать кожу рядом с наручником…
Три надреза.
Два кольцевых, параллельных, вдоль браслетика-липучки и дальше, до замыкания круга, чтобы аккуратно подрезанный браслет из собственной кожи с наклеенным поверх наручником свободно крутился на запястье.
И третий — короткий.
Поперёк.
Главная хитрость тут, чтобы уголочки поперечного легко разошлись, без натяжки и напряжения, потому как именно на финальном этапе вырубаться бы не хотелось даже на эти смешные десять минут.
Аккуратно подцепив край надрезанной кожи ногтем, Стась потянула. Легонечко так. Осторожненько…
А ничего.
Словно лейкопластырь отдираешь. Впрочем, если заканчивать аналогию — то лейкопластырь отдирать следует быстро. Одним рывком…
Главное, что целостность наручниковского браслетика не нарушена ни в коей мере, а, стало быть, ни на каком чёртовом пульте не зажжётся никакой чёртов сигнал, и чёртовы сирены тоже не взвоют. Что нам и надо. Правда, Зоя?
Забавно, однако, выглядит человеческая кожа изнутри. А наручник она всё-таки натянула, в самый последний момент — на месте соединения шлейки с липкой браслеткой высунулась инъекционная иголка, выпустила тонкую струйку парализатора, спряталась, снова высунулась, подёргалась неуверенно. В её рыскающих движениях было что-то омерзительно-живое, почти непристойное.
Руку саднило.
Талерлан
Космопорт Униаполиса
Кают-кампания катера «Ки-Со»
Бэт
Всем хорош космопорт славного города Униаполиса — и чистотой, и вышколенной корректностью обслуживающего персонала, и невысокими таможенными сборами, и лояльностью иммиграционного контроля.
Нигде более во всей обитаемой Вселенной нет такого количества бассейнов, кортов, манежей и тренажёрных залов на душу прилетающего населения. Самые искусные массажисты, самые новейшие безалкогольные витаминизированные коктейли, самые лучшие оздоравливающие процедуры, отдельные и коллективные клубы водо-траво-цвето-звуко и аромо-лечения. Мебель здесь удобна, интерьеры ненавязчиво привлекательны для глаза, уровень неприятного шума снижен до еле заметного фонового шороха. Нет, что ни говорите, всем хорош славный порт Талерлана!..
Развлечений вот, правда, маловато.
Особенно — развлечений неоздоровительного характера…
Бары — только безалкогольные и все насквозь жутко полезные. Никаких тебе азартных игр — они повышают давление и могут вызвать инсульт, а отрицательные эмоции при вероятном проигрыше наверняка сведут на нет многочасовую работу вашего личного психоаналитика.
И уж, разумеется, никакого тотализатора…
Потягивая искусственный апельсиновый сок, наполовину разбавленый натуральным спиртом, Бэт с неподдельным интересом наблюдал по монитору слежения, как Стась разрывает на узкие ленты наволочку и наскоро бинтует руку.
Когда, шутя вскрыв дверной замок, Стась осторожно выбралась в коридор, он засмеялся — беззвучно, шипящим смехом, как разозлённый кот.
— Фартовый ты! — вздохнул Теки-Чу и бросил на стол ещё одну десятку, поскольку ревностно следил за модой и уже третий месяц пользовался исключительно бумажным платёжным эквивалентом, последним писком Церерских франтов. Остальные зрители тоже зашевелились, жестами и междометиями выражая разные степени разочарования и удовлетворения. Разочарования было больше. Защелкал считыватель кредиток, зашуршали живые чеки.
Их уже немало скопилось на узком столе перед терминалом.
Когда, вопреки здравому смыслу, Стась направилась в противоположную от шлюза сторону, Бэт зашипел снова, скаля в довольной улыбке острые зубы. Теки-Чу выругался нецензурно, полез за убранным было бумажником.
Ставки росли…
— Ну что, господа? Кто-нибудь ещё рискнёт проверить интуицию?..
На трёх маленьких экранах происходящее в небольшой каюте было очень хорошо видно. Причём с разных ракурсов.
Пока что ничего особенного там не происходило — Стась сидела на корточках перед сейфом, сидела почти неподвижно, шевелились только кисти рук — их крупным планом отслеживала одна из камер.
— «Братья Зольгер»? — спросил, присматриваясь к фирменному клейму у шифрового замка, высокий мужчина несколько нервного вида.
— Они самые. Шестая модель.
— Тогда ставлю две декады, что он не справится… Во всяком случае — за оговоренные полчаса не справится точно, я знаю эту модель.
— Удваиваю. Думаю, хватит и двадцати минут…
— Ставлю полтинник на то, что его вообще не откроют, сколько времени ни дай. Я знаю эту модель, у нас в офисе такая же, однажды потеряли комбинацию, так пришлось наладчика ждать трое суток…
Бэт слушал, почти лежа в кресле и усмехаясь.
При его росте закинуть ноги в чёрных скайуокерах на стол удавалось только из такой полулежащей позиции. Подождав, пока спорщики израсходуют все приходящие им на ум комбинации «Вскроет-не-вскроет-и-за-сколько-минут», зевнул с нарочитым хрустом и спросил вкрадчиво:
— Что, джентльмены, иссякли? Никаких идей насчёт того, что именно оттуда будет вытащено?
— Значит, вы ставите на то, что сейф будет вскрыт? — нервный обернулся к Бэту резко, лицо его ещё больше побледнело, красные пятна на скулах проступили ярче. — С такими руками? Почти без инструментов? Сколько вы ставите?
Бэт посмотрел, как Стась вынимает из огненно рыжего хвоста пару шпилек. Перевёл взгляд на часы. Прикинул.
— Ставлю сотню. И даю не более… ну, скажем… трёх минут. Идёт?
— Идёт! — нервный так резко мотнул головой, что показалось даже — она вот-вот оторвётся.
— Поддерживаю, — сказал вдруг негромко Теки-Чу из своего угла, — В смысле, поддерживаю сотню и то, что сейф будет вскрыт за три минуты. Вернее — уже за две с половиной…
На экраны он не смотрел, смотрел на Бэта. После того, как Стась вышла из каюты, он впал в задумчивость и вышел из игры. Но из кают-компании не ушёл — сидел, присматривался.
И, пожалуй, единственный заметил, что за всё это время Бэт не проиграл ни разу…
Бэт тоже на экран больше не смотрел. На оценивающий взгляд ответил усмешечкой. Поднял бровь. Спросил вкрадчиво:
— А — потом?..
Стратегия Теки-Чу по возврату хотя бы части ранее проигранного при всей своей правильности страдала одним существенным недостатком — он никак не мог присоединиться к ставке Бэта, пока сам Бэт не озвучил, на что именно он ставит…
— Сейф пуст? — спросил Теки-Чу осторожно.
— Ни в коем случае, я играю честно. Там вся наша двухмесячная выручка, я даже не стал запирать отделение с наличными.
— Только наличные?
— Нет. Ещё четыре карточки — личные каждого из ребят. Моя карточка. Кое-какие документы. Кое-какой флакончик. Не слишком ценные личные безделушки. Ну, и наличные, как я уже говорил…
— Карточки — генокодовые?
— Отнюдь. На предъявителя, типовые. — Бэт явно наслаждался, — Просто на каждой маркером проставлено имя, вот и всё.
Нервный мужчина, всё это время пытавшийся разорваться между экранами и этим разговором, наконец не выдержал:
— Думаю, он возьмёт не меньше половины! — заявил он решительно, словно забыв, что только что ставил на абсолютную неприступность изделий «Братьев Зольгер», — Вашу — наверняка, он же отлично понимает, что заработал большую часть, а при ваших грабительских процентах… я вообще удивляюсь, как он не сбежал от вас с самого начала! Ставлю сотню на то, что не меньше половины и вашу — обязательно!
— Принято, — на нервного Бэт даже не скосил глаз, продолжая рассматривать Теки-Чу. — А ты что думаешь?
