— Этот хлюпик уделал тебя, как куколку! Он принесёт нам не меньше эпохи. — Бэт довольно хихикнул, — Я не шучу. На десять «Хорстов» хватит. Пошли, красавчик, успеешь ещё с ними поболтать.
Насчёт братишки — это тоже была его идея. Вернее, он поддержал первую стасину полуинстинктивную находку. Если ты не был изначально готов психологически или не прошёл специальных тренингов — полностью перестроиться на другой пол очень сложно. Всё равно у окружающих тебя людей остаётся какое-то смутное ощущение фальши. А оно нам надо? В случае же братишек — никаких проблем! Они же, паразиты, и так насквозь фальшивые, их даже солидные квиры сторонятся — так чего же вы хочете?
Даже голосовые связки резать не придётся.
Волосы — это тоже его идея.
Мягкая, длинная огненно-красная грива чуть ли не до пояса, стянутая в тугой высокий хвост — специально, чтобы продемонстрировать две великолепные залысины. При виде таких-то залысин кто усомнится, работа не на подсознание даже — на подкорку. Кожа, правда, зудела, но Бэт утверждал, что это на день-два, не больше, остаточный эффект стимулятора роста.
А на виске — хвост красного дракона.
Умный мальчик этот Бэт…
Номер его был смежным.
Она ещё успела заметить, прежде, чем захлопнулась дверь, как девицы быстро переглянулись, а потом первая ткнула парня локтем в бок, прошипев:
— Говорила же тебе, идиоту! Нет бы чуть-чуть пошевелиться, «Хорст» бы нашим был, на все сто, а теперь дождались… Лентяй несчастный!..
Это очень мало походило на начало добрых и дружеских внутрикомандных взаимоотношений.
Стась взглянула на Бэта и поняла, что он тоже слышал. И услышанное почему-то его весьма развеселило.
Стенд
Средне-верхний уровень
Эльвель
Гордость — забавная штука.
Она нелогична, бессмысленна, смешна, неудобна в обращении.
И — очень живуча.
Практически неистребима. И невероятно беззащитна при этом — весёленькое сочетание. Она так забавляет, если смотреть на неё со стороны — О! Только со стороны! Куда уж нам! Мордой не вышли. Гордость — товар хрупкий, дорогой. Где уж её сохранить на пронзительном верхнем ярусе, насквозь продуваемом и незащищённом?
Сорвётся — и вдребезги, и осколки смешаются с ветром, даже если была, даже если пытался…
Но её так легко и забавно использовать, когда имеется она у других!
Конечно, ежели ты достаточно циничен и нагл, чтобы показывать зубы на виду у арбитров и не обращать внимания на благородно-негодующую кривизну их рож.
Скалясь со всем возможным ехидством и даже постукивая по острым передним зубам ногтем большого пальца, Эльвель занимался именно этим, находясь там, где находиться ему было, мягко говоря, не положено. И не просто находясь, а вися вниз головой в нагловато-развязной позе.
Он даже провёл подушечкой пальца по острой грани верхних резцов — движение, не узнать которое невозможно, тем более непристойное, что не было игрой, натуральным было, до крови, — и увидел, удовлетворённый, как парочку из самых приличных передёрнуло.
Сам же он при этом не ощутил ничего. Только горечь и лёгкое пощипывание в порезанном пальце. Он давно уже не ничего ощущал. Но был уверен, что на таком расстоянии они не разглядят цвет его прищуренных глаз, сработает поза и жест.
Да за одну такую позу — не говоря уж о вовсе возмутительном и неподходящем для приличного юноши жесте — его, не задумываясь, вышвырнули бы с любого мало-мальски заботящегося о собственной репутации уровня. А отсюда, между прочим, вышвырнули бы с особенным удовольствием.
Но…
Она самая.
Именно.
Он не зря выбрал себе вбок-ветку немного повыше арбитражной эс-сейтри. Ненамного. При желании, повиснув на носках и вытянувшись, он мог бы легко коснуться края наклонной сетки рукой.
Но всё- таки — выше уровня глаз тех, кто на ней находится…
И теперь вся проблема собравшегося на эс-сейтри общества заключалась в том, кто же из арбитров первым его увидит.
О, нет, не то, чтобы они не видели его на самом деле — все они всё прекрасно видели, каждый из них, с самого начала. Стоит только на рожи их кислые посмотреть, чтобы убедиться. И, что совсем уж забавно, каждый из них точно так же прекрасно знает, что и другие тоже видят не менее хорошо, и точно так же знают, что и он тоже видит, но…
Гордость.
Вслух признать перед окружающими, что ты, подобно какому-то орсу, замечаешь что-либо выше своего горделиво опущенного носа?..
Тогда, может быть, ты ещё и на небо смотришь, а?!
Не-ет.
Никто из них не поднимет голову первым, как бы им всем ни хотелось зашвырнуть его в облака, смешав с ветром.
За удовольствия всегда надо платить. Хотя бы тем, что терпишь присутствие выродка, которого в приличном обществе неприлично и замечать.
Гордость — удовольствие дорогое.
Здесь было холодно и скучно. Эльвель слишком привык к открытому горячим ветрам верху, чтобы чувствовать себя комфортно там, где явственно ощущалось дыхание нижней площадки. Он надеялся услышать о себе немало гадостей после вчерашней выходки, но арбитры пока говорили лишь о Тех-Что-Приходят-Снизу.
Эльвель злился и скучал.
Пока не понял, что арбитры делают это специально. В отместку.
Разумеется, они не могли не заметить два десятка прекрасно натасканных рль с новой песенкой о малыше и его маленькой штучке, которую он никогда не забывает дома. Эльвель рассадил их вчера на самых тонких и труднодоступных верхне-ветках с пятиночным запасом сиропа у каждой.
Песенка была достаточно похабной, а рль — молодыми и голосистыми, сам выбирал! — чтобы можно было вполне рассчитывать на должный эффект.
Игнорируют.
Ну ладно, это мы ещё посмотрим, кто кого. Любопытно будет взглянуть, как вы сумеете проигнорировать, ежели переложить эту песенку на оверсайф… А ведь хотелось, аврик свидетель! Вот бы тогда запрыгали…
Официальная часть закончилась, арбитры зашевелились, скользя по сетке, кто-то принёс напитки — по кругу пустили сонного викса. Голый полностью развернувшийся хвостик безвольно свисал между чуть подрагивающими задними лапками Одобрительно пофыркивание первых призубивших свидетельствовало о том, что викс откормлен и одурманен на славу. Крутанувшись вокруг ветки, Эльвель с трудом увернулся от прицельно брошенного ореха.
Его по прежнему «не замечали», но неофициальная обстановка позволяла швырнуть наобум пару-другую огрызков, и если при этом случайно — о, чисто случайно! — кому-то заедут по лбу — то кто же будет в этом виноват, кроме тех, кто шляются где не положено?
Оставаться больше смысла не было.
Эльвель нагловато и со вкусом зевнул, зная, что может сделать это вполне безнаказанно, и по отполированной вертикали скользнул вверх, навстречу горячим ветрам.
Там его уже ждали.
Впрочем, наверху его ждали всегда.
— Ну как?!
Эльвель фыркнул.
Он мог бы помотать им нервы обстоятельным рассказом о своей неудаче и общем ходе арбитража в целом, о словах, поведении и внешнем виде арбитров — каждой и каждого по отдельности, и о том, какое именно выражение глаз было у него или неё при той или иной фразе — и они выслушали бы покорно и безропотно, и не перебивали бы, и даже не заикнулся бы никто из них о том, что их действительно сейчас интересует.
Вот, пожалуйста, полюбуйтесь! Ещё один наглядный пример.
Даже здесь.
Неистребимо.
И ведь учишь их, учишь!..
— Можете успокоиться — игры будут продолжены. Просто теперь у чужачек появились другие команды. Не здесь, ближе к горам. Ну, разумеется, и правила тоже будут другими, тут и гадать не надо. Арбитры и сами ещё ничего точно не знают — но могу спорить на собственный хвост, что лькис будет нужен и этим!
Спорить никто не хотел…
Рентури нашёл его у крайней сетки на верхнее-верхнем — та пустовала давно — ближе к утру. Выпалил, подвизгивая от восторга:
— Они согласны! Эльвель! Правда-правда! Я сам видел вызов на поединок! А квалификация у них — закачаешься! Не то, что у прошлых, мы сунулись было внаглую, думали — будет как раньше, те ведь с нулевого уровня начинали, а эти сразу как врезали! Кьюсти руку обожгло, Эсфэйри оглушило, остальных слегка помяло. Какие у них ловушки, ты бы видел! Просто обалдеть! Слушай, неужели нас приняли в ихнюю Корневую Лигу?!!
— Распелся… — Эльвель с неожиданным раздражением обломил тонкую вбок-ветку. Передёрнул ушами, попытался смягчить: — Просто рангом пониже, на пробу… Корневая Лига… Ха! По мне — так мы и с теми были в лучшем случае на равных.
— Ну — им самим виднее. Пойдёшь?
И опять — раздражение душной волной, и нижний ветер ознобом скользит вдоль спины, поднимая дыбом шерсть на затылке.
— Когда?
Показалось — или голос действительно сел?
— Сегодня. Чего тянуть? — и, после зависшей паузы, немного даже растерянно. — Ты что — не хочешь?
Эльвель опустил подбородок, фыркнул:
— Арбитраж всё равно опротестует, а Ффэйси не простит, она злопамятна, и это ей дали право первой игры…
Не вышло — Рентури только растерялся ещё больше.
— Эльвель, ты что?.. Когда тебя останавливало мнение какого-то там капитана?
Рентури не трепло. Он никому не скажет. Даже если поймёт.
Но — противно.
Вот-вот.
Она самая.
Смешно…
Нет, тут уж если делать финт ушами — то такой, чтобы ствол перешибло.
— У меня будет ребёнок.
— Как?! А-а… Т-ты… От той, что ли?!!.. От скиу?!!.. Так ты что — не шутил тогда? На самом деле?!..
Дикий ужас в распахнутых глазах.
Ничего себе! Что-то ты, Эльвель, сегодня говорить совсем разучился, что ни скажешь — всё как в лужу.
Перешиб, называется!..
— С-с-с ума с-с-сошёл?!! Это шутка была! Ясно?! Просто шутка.
— Насчёт ребёнка?
— Насчёт скиу, безмозглый! Нужны мне ублюдочные полукровки, что я — совсем, что ли?! А ребёнок… Какие уж тут шутки. Будет ребёнок.
— Поздравляю…
— Ой, как мило! Ему такую новость сообщают, а он ограничивается вялым таким «поздравляю»!
— Теперь ты уйдёшь в команду?
— Что — не терпится занять моё место? Не дождётесь!
— Она… знает?
— Нет пока. Она питает великие планы поиметь меня в запасных, надеется, что уж с дочерью-то я от неё никуда не денусь… Наивная.
— А скоро?
— Да вот-вот буквально. Точнее не знаю… Мы с ней долго тогда… игрались… Она из приличных. Представляешь, как Арбитры взбесятся?
— Да уж! Можно представить… А я ведь поначалу перепугался… Не из-за скиу, со скиу бы даже интересно было… Из-за того, что подумал — ты уйти решил. Ну как же — дочь всё-таки… Ответственность… В команду берут… Да нет, я знаю, что просто так ты не уйдёшь, даже и не в запасные не уйдёшь, ты не такой, но — ребёнок… Слушай, а тебя не обяжут?
— Ха! — Эльвель фыркнул — Очень даже надеюсь, что попытаются. Хоть повеселюсь, а то скучно последнее время.
Джуст
Большая арена Алькатраса
Стась
— С этим не церемонься — он маньяк. Сразу вырубай, не пытайся уйти в оборону. У него пробой ещё тот!
— Да ясно мне, ясно…
Влажное полотенце мазнуло по лицу, свисток резанул уши и тут же сильным толчком Стась буквально швырнуло вперед, в центр ярко освещённого круга. Видимого ограждения у ринга не было, лишь управляемые силовые поля, что эффективнее.
И эффектнее.
Или надо говорить не «ринг» а «татами»? Впрочем, нет — татами вроде бы квадратная… или квадратный? Чёрт его знает, корни-то у этих драк явно откуда-то из Поднебесной, боксом здесь и не пахнет, а в самом слове «ринг» есть что-то неистребимо древне-имперское, джентльменское, вымершее, словно динозавры или рыцарский кодекс. Сейчас такого не производят, а империя сохранилась лишь Рассветная, и она — дело тонкое…
Стась ещё не успела устать — «маньяк» был только третьим, делов-то! Руки у него работали как поршни, и он так стремился вперёд, что о защите не думал. Стась вырубила его чистенько, на восьмой секунде. Вырубила жестоко и наверняка, позволив напороться на собственный же поршень со всей дури — убийц она не любила.
Расслабилась, обвиснув в силовом коконе. Она ещё не устала, но зачем без нужды выпендриваться? Закрыла глаза.
— С этим не спеши, помотай на длинной. У него — капоэйра, выглядит красиво, но выдохнется быстро. Он не опасен, так что устрой спектакль, пусть народ порадуется, ясно?
— Да ясно мне, ясно…
Акробатика — штука красивая, кто же спорит? Прыжочки, кувырочки, ножнички-мортальчики там всякие. Зрелищно. Гораздо более зрелищно, чем Стойка-тени-за-спиной. Да только вот имеется два «но», как же без них…
Первое — сил забирает уйму. А Стойку тени можно, между прочим, сутками держать — и ничего.
А второе «но» — время.
Зрелище будет восхищать первую минуту. Ну — две, от силы. Потом вызовет скуку. Потом начнёт раздражать…
Имидж — штука гораздо более нужная, чем сила или даже зрелищность. И если его нет — его нужно создать. Так сказал Бэт, и кто она такая, чтобы спорить?
Сруби она этого циркача на первых секундах — и не вызвала бы ничего, кроме смутного раздражения: тупой варвар победил утонченную красоту. А вот когда на девятой минуте вымотанный акробат завалился сам от лёгкого едва-едва намеченного толчка — ей аплодировали даже те, кто потерял на её победе деньги. Теперь это выглядело как победа скромного простого парня над задавакой и выпендрёжником.
Забавно.
Но что вы хотите? Хитч — скорее шоу, чем спорт.
— …В атаку не лезь, пусть сам нарываться начнёт, и помни — он левша.
— Да помню я, помню…
Снова свисток. Пружинящий мат под ногами, шипение рассекаемого воздуха. Левша он там или не левша, это ещё эриданец надвое сказал, а вот ноги у мальчика — ого-го!
Опасные ноги.
Двадцать секунд. Двадцать пять. Тридцать…
Глухая защита, шаг вперёд, шаг вправо — и всё.
Блок, нырок под удар, разворот от другого.
Перерыв тридцать секунд. Время для желающих сделать дополнительные ставки. И как только они успевают — эти несчастные секунды пролетают коротким вдохом…
Блок. Разворот. Нырок. Шаг влево. Шаг вправо. Словно странный парный балет. Без музыки, на цыпочках. Вторая минута…
Двенадцать раз она пыталась его подловить. В среднем — каждые пять-семь секунд, вложив в атаку всё, что только могла, всё, чему учили на курсах и в чём последнюю неделю даже во время сна натаскивал её Бэт. Раскрывалась, подставляясь так, что должен был среагировать даже и самый нерешительный. Красиво, грамотно — и безрезультатно. Подловить удалось лишь на самом финале четвёртой минуты, совершенно неожиданно. Стась чуть было не прозевала, но тело само среагировало.
Бэт не стал ругаться и говорить: «Ведь я же тебя предупреждал!», умный он. Хмыкнул только: «Не пережми». Быстро размял затвердевшие икры, прошёлся по плечам.
— Чёрт, этой не знаю, будь начеку…
Пятая? Или нет — уже шестая… Явная дилетантка, непонятно даже, как она добралась до финала, пусть даже и среди не-центровых.
Стась справилась с ней за двадцать две секунды, да и то только потому, что первые двадцать прощупывала на дальней дистанции, всерьёз ожидая подвоха.
— Заставь его побегать. У него дыхалка слабая. Займи центр и погоняй по кругу, ясно?
— Да ясно, ясно…
Яркий свет. Боль в сведённых пальцах. Почему-то — только в пальцах.
И — сквозь нарастающий звон в ушах:
— Этот — вообще не соперник, он после травмы. Сделай ложный выпад ниже пояса — он их боится до судорог. Ясно?
— Да ясно, ясно…
Свист. Онемевшее плечо. Парень, встающий и снова падающий на колени, запутавшись в собственных ногах.
Восьмой?
Девятый?
Отборочные игры — это марафон. Скорее на выносливость, чем на умение.
Фрагменты… Свист. Звон в ушах.
Звон — это после того, длинного, задел-таки по уху, ещё чуть — и в висок было бы. По касательной, правда, только кожу свезло, но никаких сотрясений быть не может, не ври, Зоя, ты отлично знаешь, что поташнивает нас по совсем другой причине…
— Всё, хватит!
Махровый халат с капюшоном, огромный, как плащ-палатка, обрушивается на плечи всегда неожиданно. Только-только сумеешь войти в ритм, настроиться на длинную дистанцию, и сразу — бац!
Первое время Стась пыталась сопротивляться. Негодовала, возмущалась, взывала к совести и меркантильности и пыталась выпутаться из мягких тяжёлых складок.
Выпутаться не удавалось.
При продолжении же активного сопротивления Стась, к вящему для себя неудовольствию, обнаружила, что длинные рукава халата при желании легко превращают его в смирительную рубашку.
— Два пропущенных в колено, один в бедро, шесть в корпус и один в голову. По-моему — вполне достаточно.
— В голову по касательной, а это не считается!
— Видел я, по какой касательной…
Бэт голоса не повышал, однако спорить с ним желание пропадало. К тому же, если посмотреть с другой точки зрения…
Вот, например, переработает она, увлечётся, зазевается — и сломает руку. Сорвётся с марафона, пропустит как минимум неделю…. Для неё это будет просто болезненным переживанием, неприятным, но коротким, а для Бэта и его команды — финансовой катастрофой. Они же все только на неё и рассчитывают, вон сколько в неё сил и средств вбухали, один универсальный тренажёрно-массажный комплекс Хорста чего стоит, и если сейчас она вдруг повредит себе что-нибудь серьёзное — это будет с её стороны просто чёрной неблагодарностью.
Пожалуй, что даже подлостью это будет.
Она вытерла предложенным полотенцем лицо, покосилась виновато. Вздохнула.
— Извини…
Он, похоже, разозлился.
Это не было чем-то необычным — настроение у него менялось стремительно и непредсказуемо. Во всяком случае, она уже давно перестала даже пытаться понять, что именно может его развеселить, а что огорчает — всё равно не угадаешь. Хотя некоторые закономерности прослеживались — он, например, почти что всегда злился после окончания боёв, и она никогда не могла понять причины, потому что злился он вне зависимости от результатов, причём как самих боёв, так и тотализатора.
Нет, он при этом не ругался, не рычал на неё или других, не топал ногами. Наоборот. Он становился очень-очень вежливым, говорил медленно и тихо, почти ласково, и беседу при этом мог поддерживать вполне осмысленную, так что первое время она даже не понимала, что это он так злится. Пока случайно не заглянула во время одной из таких бесед в его глаза. И не замолчала на полуслове, задохнувшись…
— Пошли, погреемся. Заминку сегодня я тебе сам сделаю, так будет надёжнее.
Она ничего не ответила, боясь неверным словом разозлить его ещё больше. Осторожно кивнула.
Это не страшно. Массаж на него всегда действовал успокаивающе, ещё одна странная закономерность, пока что не имевшая исключений. Он никому не доверял этого дела, собственноручно расстилая Стась на тёплом камне и выжимая крепкими пальцами из её тела воспоминания о ринге до самой последней капли. И не только из соображений конспирации — во всяком случае, у Стась были на этот счёт серьёзные подозрения. Слишком уж умиротворенным становился он потом.
