Ирина Клеандрова
ДОРОГИЕ ВОСПОМИНАНИЯ
Дверной колокольчик противно тренькнул. Я дернулся, едва не выплеснув на себя чашку дымящегося кофе, и выругался сквозь зубы. Музыка ветра, ха! Мертвого из могилы поднимет. Да еще с утра. Да еще в понедельник после отпуска, первого за три года.
Клиенты в такую рань подваливали редко. Те, кто имел возможность оплатить мои услуги — товар я предлагал эксклюзивный, ну и драл за него втридорога — еще спали, их стоило ждать к обеду или вечером. Тогда кого там нелегкая принесла? Бродячий торговец — «все, о чем вы мечтали, и всего за девять долларов и девяносто девять центов»? Проповедник какой-нибудь новомодной секты, их сейчас как грибов? Разносчик пиццы, спросонья перепутавший адрес?
— Войдите, — раздраженно крикнул я топтавшейся под дверью тени и залпом отхлебнул сразу треть кружки. Если посетитель и разговаривать будет так же, хана кофе. А так остынет только половина, не так обидно.
— Здравствуйте, — решительно начал он с порога, каким-то чудом собравшись с духом. — Мне нужен… э… призрак… иллюзия…
И запнулся, не в силах подобрать подходящее слово.
—
Тень, — машинально поправил я его, с тоской глядя в сторону кружки. Рука замерла над клавиатурой, подбирая название файлу договора. — Имя?
— Адель, — понятливо откликнулся он. И вздохнул.
— Невеста? Сестра? Мать?
Ну не тянул он на безутешного вдовца. Худощавый парнишка лет двадцати пяти, в светлом, тщательно отутюженном костюме и при галстуке — это в такую-то жару. Очки в стильной оправе, за узкими стеклами поблескивают серо-зеленые глаза. Славный мальчик, только малость взъерошенный. Нервничает. Ну а кто бы не нервничал на его месте?
— Кошка.
Я фыркнул от неожиданности. Кошка, ну надо же. Выкинуть прорву денег ради домашнего питомца. Пил бы сейчас кофе, наверняка бы поперхнулся.
— Умерла?
— Хуже. Она была совсем старенькая, и я попросил, чтобы ее усыпили. Не мог смотреть, как она мучается, пытаясь вылизаться и доползти до миски. А помощь ее бесила: моя Адель была дамой с характером… Короче, отвез кошку в клинику, думал, так будет лучше. А теперь сам не свой, второй месяц ищу ее по всей квартире — и не нахожу. Врач сказал, она так и так протянула бы неделю, максимум две, но лучше бы мы провели это время вместе, и плевать на ее гонор… В общем, я хочу ее вернуть, хоть в каком виде — иначе рехнусь. Вы можете мне помочь?
— Понятия не имею, — абсолютно искренне ответил я, не желая обнадеживать. — Никогда не работал с животными. А вы не думали о том, чтобы просто завести новую кошку? Найдете симпатичного котенка той же породы, с окрасом хоть под вашу Адель, хоть под цвет обивки дивана.
— Нет, — покачал он головой. Явно уже рассматривал этот вариант и признал негодным. — Мне нужна только моя кошка. Или никакая.
Упертый. Люблю таких, хотя с ними больше всего мороки. Наверняка ведь вспомнил мурлычущий на коленях клубок или горячее шелковистое тело, прижавшееся под одеялом: пытаться подменить такое даже не кощунство, а полная бессмыслица. Не пройдет номер, хоть ты тресни. Сейчас я и сам почти видел его Адель — крупную, грациозную, карамельно-медовую, с роскошным хвостом, темно-кофейными кисточками на ушах и пронзительно-золотыми глазами. Может, и правда все получится?
— Знаете, во сколько влетит ваша прихоть? — спросил я грубее, чем намеревался. Что угодно — только бы забыть о нежности, плещущейся в кошачьих зрачках, и о тоске в глазах ее бывшего хозяина.
— Знаю, — равнодушно пожал он плечами. — Задаток у меня с собой, остальное переведу по первому требованию.
И демонстративно полез во внутренний карман. Только сцен мне сейчас не хватало.
— Переведете, — согласился я. Мягко, вкрадчиво, по-кошачьи уверенно. Он дернулся, и я, внутренне усмехаясь, продолжил уже нормальным голосом. — Эксклюзивная работа подразумевает эксклюзивную оплату, верно? Так что, оформляем контракт?
— Ну да. Как будто сразу не было ясно. Цены, конечно, у вас заоблачные, оставшегося едва хватит на жизнь — но без Адели это и жизнью-то назвать сложно. Где ставить подпись?
Я улыбнулся. Подал ему теплые — только-только из принтера — листы. Проследил, как он расписывается — без раздумий, почти не читая, лишь иронически хмыкнув при виде итоговой суммы. Ну а на что ты рассчитывал, открывая дверь с вывеской «Дорогие воспоминания» — на дешевку по сходной цене? Проверил реквизиты, поставил свою подпись. Отдал ему второй экземпляр. Все, назад дороги нет.
Он молчал, глядя испытующе и серьезно. Я не стал его мучить и тут же потащил в смежную комнату, где стояла техника: мнемошлем, собранные по спецзаказу датчики и медицинский анализатор, соединенный со слегка усовершенствованным голопроектором. Со стороны это выглядело внушительно, но для полноценного чуда требовался еще один компонент. Самый главный, без которого все гаджеты так и останутся бесполезной грудой стекла, железа и пластика. Воля и свернутые набок мозги медиума-оператора.
Я активировал комплекс, уложил клиента на анатомическую кушетку и велел вспоминать любимицу. Компьютер заурчал, ожидая ввода данных. По неузнаваемому под шлемом лицу пробежала гримаса боли, но мало-помалу черты разгладились — и я нисколько не удивился, когда под защитным куполом вспыхнула голограмма. Пушистая кошка, сотканная из тысячи оттенков меди и золота. Точь-в-точь такая, какой я ее недавно
увидел.
Тень, поначалу блеклая и полупрозрачная, налилась объемом и красками. Я выждал положенное время, чуть прибавил, чтоб уж наверняка, и отключил приборы. Отсоединил датчики, стащил шлем. Растолкал задремавшего клиента — ничего удивительного, у него же на лбу написано, что засыпает он только со снотворным. С внутренней дрожью — который раз, а все не привыкну — снял силовое поле, оберегающее новорожденную иллюзию.
Овеществленная память неподвижно сидела в картинной позе, как неживая. Он молчал, зачарованно глядя на золотую статуэтку, и совершенно не представлял, что делать дальше. Подойти? Коснуться? Любоваться издали, довольствуясь даже этой малостью?
— Позови, — шепнул я чуть слышно, чтобы не спугнуть настроение.
Он каким-то чудом не только услышал, но и понял.
Сорвавшееся с губ «Адель!» было тихим, но требовательным. Оно легко растопило бы камень, но предназначалось для иного: вдохнуть подобие жизни в то, что больше не принадлежало этому миру.
Имя отзвучало, по воздуху прокатилась волна тепла. Кошка сощурила горящие золотом глаза, грациозно потянулась и сделала шаг в сторону хозяина.
— Забирайте, — скомандовал я, подводя черту. — Остаток переведете завтра, когда убедитесь, что
тень стабильна. Моя работа закончена, остальное — на вашей совести: Адель будет рядом, пока она вам нужна, и ни минутой дольше. Тогда я возвращаю вам плату за вычетом аванса, потому что ненужные воспоминания и гроша ломаного не стоят — перечитайте сноску мелким шрифтом, хотя сомневаюсь, что вы ей воспользуетесь. Вот, собственно, и все. Можете быть свободны. Оба.
И они ушли — молча, не поблагодарив, даже не мяукнув на прощание. Выдуманная кошка, блаженно растянувшаяся на хозяйском плече, и сияющий парень, обнимающий ее так нежно, будто держит главную ценность своей жизни. Все закономерно, все абсолютно правильно: воспоминание оживает лишь для того, кому оно по-настоящему дорого.
Я улыбнулся им в спину и пошел варить кофе: неровен час, принесет кого-нибудь еще. Чуть взгрустнул, бдительно следя за пенкой: личная сокровищница пуста, для себя мне воскрешать некого…
Но смысл жизни можно найти и в призвании возвращать смысл и жизнь тем, кто их потерял.
— Нет, — покачал он головой. Явно уже рассматривал этот вариант и признал негодным. — Мне нужна только моя кошка. Или никакая.
Упертый. Люблю таких, хотя с ними больше всего мороки. Наверняка ведь вспомнил мурлычущий на коленях клубок или горячее шелковистое тело, прижавшееся под одеялом: пытаться подменить такое даже не кощунство, а полная бессмыслица. Не пройдет номер, хоть ты тресни. Сейчас я и сам почти видел его Адель — крупную, грациозную, карамельно-медовую, с роскошным хвостом, темно-кофейными кисточками на ушах и пронзительно-золотыми глазами. Может, и правда все получится?
— Знаете, во сколько влетит ваша прихоть? — спросил я грубее, чем намеревался. Что угодно — только бы забыть о нежности, плещущейся в кошачьих зрачках, и о тоске в глазах ее бывшего хозяина.
— Знаю, — равнодушно пожал он плечами. — Задаток у меня с собой, остальное переведу по первому требованию.
И демонстративно полез во внутренний карман. Только сцен мне сейчас не хватало.
— Переведете, — согласился я. Мягко, вкрадчиво, по-кошачьи уверенно. Он дернулся, и я, внутренне усмехаясь, продолжил уже нормальным голосом. — Эксклюзивная работа подразумевает эксклюзивную оплату, верно? Так что, оформляем контракт?
— Ну да. Как будто сразу не было ясно. Цены, конечно, у вас заоблачные, оставшегося едва хватит на жизнь — но без Адели это и жизнью-то назвать сложно. Где ставить подпись?
Я улыбнулся. Подал ему теплые — только-только из принтера — листы. Проследил, как он расписывается — без раздумий, почти не читая, лишь иронически хмыкнув при виде итоговой суммы. Ну а на что ты рассчитывал, открывая дверь с вывеской «Дорогие воспоминания» — на дешевку по сходной цене? Проверил реквизиты, поставил свою подпись. Отдал ему второй экземпляр. Все, назад дороги нет.
Он молчал, глядя испытующе и серьезно. Я не стал его мучить и тут же потащил в смежную комнату, где стояла техника: мнемошлем, собранные по спецзаказу датчики и медицинский анализатор, соединенный со слегка усовершенствованным голопроектором. Со стороны это выглядело внушительно, но для полноценного чуда требовался еще один компонент. Самый главный, без которого все гаджеты так и останутся бесполезной грудой стекла, железа и пластика. Воля и свернутые набок мозги медиума-оператора.
Я активировал комплекс, уложил клиента на анатомическую кушетку и велел вспоминать любимицу. Компьютер заурчал, ожидая ввода данных. По неузнаваемому под шлемом лицу пробежала гримаса боли, но мало-помалу черты разгладились — и я нисколько не удивился, когда под защитным куполом вспыхнула голограмма. Пушистая кошка, сотканная из тысячи оттенков меди и золота. Точь-в-точь такая, какой я ее недавно увидел.
Тень, поначалу блеклая и полупрозрачная, налилась объемом и красками. Я выждал положенное время, чуть прибавил, чтоб уж наверняка, и отключил приборы. Отсоединил датчики, стащил шлем. Растолкал задремавшего клиента — ничего удивительного, у него же на лбу написано, что засыпает он только со снотворным. С внутренней дрожью — который раз, а все не привыкну — снял силовое поле, оберегающее новорожденную иллюзию.
Овеществленная память неподвижно сидела в картинной позе, как неживая. Он молчал, зачарованно глядя на золотую статуэтку, и совершенно не представлял, что делать дальше. Подойти? Коснуться? Любоваться издали, довольствуясь даже этой малостью?
— Позови, — шепнул я чуть слышно, чтобы не спугнуть настроение.
Он каким-то чудом не только услышал, но и понял.
Сорвавшееся с губ «Адель!» было тихим, но требовательным. Оно легко растопило бы камень, но предназначалось для иного: вдохнуть подобие жизни в то, что больше не принадлежало этому миру.
Имя отзвучало, по воздуху прокатилась волна тепла. Кошка сощурила горящие золотом глаза, грациозно потянулась и сделала шаг в сторону хозяина.
— Забирайте, — скомандовал я, подводя черту. — Остаток переведете завтра, когда убедитесь, что тень стабильна. Моя работа закончена, остальное — на вашей совести: Адель будет рядом, пока она вам нужна, и ни минутой дольше. Тогда я возвращаю вам плату за вычетом аванса, потому что ненужные воспоминания и гроша ломаного не стоят — перечитайте сноску мелким шрифтом, хотя сомневаюсь, что вы ей воспользуетесь. Вот, собственно, и все. Можете быть свободны. Оба.
И они ушли — молча, не поблагодарив, даже не мяукнув на прощание. Выдуманная кошка, блаженно растянувшаяся на хозяйском плече, и сияющий парень, обнимающий ее так нежно, будто держит главную ценность своей жизни. Все закономерно, все абсолютно правильно: воспоминание оживает лишь для того, кому оно по-настоящему дорого.
Я улыбнулся им в спину и пошел варить кофе: неровен час, принесет кого-нибудь еще. Чуть взгрустнул, бдительно следя за пенкой: личная сокровищница пуста, для себя мне воскрешать некого…
Но смысл жизни можно найти и в призвании возвращать смысл и жизнь тем, кто их потерял.