Анна Агнич ИДЕАЛЬНЫЙ ВОПРОС
Директор приюта для бездомных собрал всех потенциальных невест в большую комнату без окон, представил меня и ушел.
— Здравствуйте, женщины! — сказал я бодро. — Кто хочет стать женой колониста?
— А че дашь? — без энтузиазма спросила старуха с татуировкой на щеках и носу.
— Обеспеченную жизнь на планете седьмой категории. Брачный контракт на пять лет.
— Это под куполом торчать, что ли? Ищи дур! — крикнула татуированная.
Женщины зашумели, заговорили, вразнобой захлопали откидные сиденья.
— Стойте, — сказал я, — это не все.
— А что, миленький, ты нам еще можешь дать? Наследственное право жить на твоей родной планете? На обледенелом астероиде десятого класса? — взвизгнула толстушка из первого ряда. Эта, кажется, была у них клоуном. Женщины расхохотались.
— На планете Земля, — сказал я негромко.
Меня услышали все. Снова захлопали стулья. Женщины уселись, стало тихо. Я сказал, волнуясь:
— Есть одно условие: дети. У вас должны быть здоровые дети не старше полугода.
Подходящих кандидаток оказалось три. Я женился на всех.
Жены поссорились еще в дороге: старшие объединились против младшей, затем младшие против старшей, затем старшая и младшая против средней. Исчерпав варианты, они пошли по второму кругу.
Дети — два мальчика и девочка — хорошо перенесли путешествие. Девочка была пошустрей, она ловко ползала задом наперед, отталкиваясь толстенькими ручками, и лопотала что-то на своем младенческом языке. В ее лепете было много прекрасных вопросительных интонаций. Я чуть не плакал от восторга, от радости и надежды, когда она садилась на крепкий задик, поднимала перед лицом пухлые ладошки, и спрашивала у них: «М-м-м?». Это был идеальный вопрос, это было именно то, что нужно.
Без ложной скромности скажу, моя идея была гениальной. Знаете, как бывает, прочтешь в книге о безвыходном положении, и сразу видишь: вот он выход, простой и ясный. Почему его не видят герои?
Давно, лет десять назад, в книге фантаста двадцатого века я прочел об Ответчике, который знает все. С той поры моя жизнь подчинена одной идее — найти Ответчик и задать ему вопросы. Несколько очевидных: «В чем смысл жизни? Что такое время? Как жить?» — ну и дальше, в зависимости от его ответов.
Я нашел его, не мог не найти, потому что все, что когда-либо придумали люди, существует в природе. Космос бесконечен — и бесконечны населенные миры. Я нашел его, всезнающий Ответчик, описанный Робертом Шекли. Развитая раса построила его в помощь нам, менее развитым, и отбыла. Куда? Зачем? Как? Одному Ответчику известно — потому что ему известно все.
Он ждет на своей планете, чтобы к нему пришли и спросили. И приходят, хоть и редко, и спрашивают. Беда в том, что он не может ответить никому. Нужно уметь спросить в правильной системе понятий, в той, в которой возможет ответ. Чтобы спросить, нужно знать большую часть ответа.
Или не нужно?
В том-то и гениальность моей идеи: не скованный аксиомами восприимчивый ум может задать вопрос и понять ответ. Полугодовалый ребенок оглядывается на мать, спрашивает «М-м-м?» — и мать его понимает. И Ответчик поймет и ответит, и ребенок будет расти, воспринимая его систему понятий, задавая ему все более сложные вопросы. От людей ребенок научится человеческому языку — и станет моим переводчиком! И постепенно, пусть даже частично, передаст свое знание мне. Только так я смогу задать свои вопросы Ответчику — через ребенка, через выращенного мной переводчика.
Все, что я заработал за жизнь, все до копейки, я вложил в ценный, до мелочей продуманный груз: защитный купол, независимая экосистема, продукты на первое время, почва, вода, семена и парочка кур с петухом. Все, чтобы прокормить колонистов — меня и будущую мою семью. Большую семью: я не мог рисковать, надеясь на одного-единственного ребенка. Дети — существа хрупкие, мало ли что.
Нас доставят на планету Ответчика и мы будем жить рядом с ним. Мы и дети. Через пять лет за нами прилетят. Надеюсь, мне хватит этого времени, чтобы вырастить переводчиков и задать Ответчику верные вопросы.
Волнуюсь — первая встреча, как она пройдет? Вездеход карабкается по каменным ступеням. Вот он, белый экран в скале — так Ответчик видят люди. Девочка тянет руку к экрану, почти касается его сквозь пластмассу окна. «М-м-м?» — спрашивает она. Ответчик что-то говорит — я слышу в своей голове бессмысленные мелодичные звуки. На экране вспыхивают цветные искры, метель из цветных искр — дети внимательно смотрят. У них очень спокойные лица. Когда экран гаснет, я везу детей домой. Они засыпают в вездеходе и лица у них все так же спокойны.
«М-м-м?» — спрашивает мальчик, тот, что помладше. Мы дома, под большим куполом, далеко от Ответчика, но я слышу ответ в моей голове. Значит, мне больше не нужно возить детей к белому экрану, теперь они умеют общаться на расстоянии.
Я поразительно близок к цели! Моя идея больше, чем гениальна — она реализуема. Времени осталось целых четыре с половиной года. Вполне достаточный срок.
Жены больше не объединяются в пары, теперь каждая в ссоре с каждой. Они сражаются за меня. Я пытался поровну распределять внимание, но из меня отвратительный дипломат, и они все время обижены. Я пытался держаться от них подальше, это их еще обижает сильней.
Ничего, главное — Ответчик и дети. Если бы не моя цель, я бы с этими женами под этим куполом давно сошел бы с ума.
Дети общаются между собой без слов, они играют в игры, непонятные нам, взрослым. Я присаживаюсь на корточки, всматриваюсь в лица. Взгляд их загадочен. Они очень спокойны эти дети. Быстро, слишком быстро для их возраста, они учатся говорить на человеческом языке.
— Папа — говорит девочка. — не мешай. Ты не даешь мне думать. Нет, не так, не «думать»! Я не знаю, как это объяснить. У тебя нет нужных слов.
Ничего, рано или поздно они станут моими переводчиками. У меня еще есть целых четыре года.
Сегодня я узнал, что дети умеют летать. Девочка поднялась в воздух и облетела купол дважды. Потом это сделали мальчики.
Еще я узнал, что ночь со мной сталa у женщин чем-то вроде денежной единицы. Расценки примерно такие: младшая две недели подменяла старших в огороде, чтобы заработать одну ночь. Где я что-то похожее читал? Не у Шекли, где-то совсем в другом месте.
Чему еще научатся дети за оставшиеся три с половиной года?
Я лишился возможности смотреть в лица детей. Для человеческого глаза они теперь как метель разноцветных искр — так мы, люди, их воспринимаем. Я различаю их, я всегда знаю, какой вихрь — кто. А жены путают.
Женщины больше не ссорятся, они объединились против меня. Я для них — самый преступный человек на свете, страшный губитель детей. Но это не так, я точно знаю. Дети счастливы, я вижу это по движению искр.
Ну, вот и конец. Дети улетели. Три вихря разноцветных искр прошли сквозь защитный купол, поднялись в небо, слились и исчезли. Я ждал их — они не вернулись. Больше мне ничего не нужно на этой планете.
Я спросил у Ответчика:
— Они еще прилетят?
— Этот вопрос слишком анторпоморфичен.
— Они уши к той, развитой расе, которая создала тебя? К тебе уже приводили детей — и они так же улетали? Куда, зачем, как? Хорошо ли им там?
— Эти вопросы бессмысленны в моей, единственно верной, системе понятий, — спокойно сказал Ответчик.
Мне показалось, что он издевается надо мной. Но нет, этого не могло быть. Это было бы слишком антропоморфично.
Не знаю, просто не понимаю, как я выдержу здесь без детей три бесконечных бессмысленных года.
Жены ненавидят меня. Кажется, они сговариваются меня убить. Это просто — запрутся и не пустят под купол. Пока еще они до этого не додумались. Или они задумали что-то похуже? Ничего, большая часть срока уже прошла. За нами вот-вот прилетят. Дожить бы.
Нет, такого коварства я не ждал! Жены улетели без меня. Да, я сам об этом попросил, но я же был пьян! Вот до чего доводит кактусовая бражка.
Еще бы им не улететь, с земным видом на жительство они завидные невесты и сами будут теперь выбирать женихов.
Не знаю, сколько лет прошло. Какая разница? Мой купол исправен, куры несутся бойко, кактус растет хорошо.
— М-м-м? — спрашиваю я у Ответчика.
— М-м-м! — отвечает он.
И я понимаю его, как никогда никого не понимал в жизни.
Владимир Андроникович Абрамьянс ПЛАСТМАССОВЫЙ ГЛОБУС
Редакция решила в виде исключения поместить биографию этого автора в силу её фантастичности. Как он сам говорит про себя, его угораздило родиться в Нальчике, где он и прожил обычную жизнь нормального советского стоматолога — семья, работа, дети — пока в 50 лет не начал стремительно терять зрения и не ослеп практически полностью. Но инвалидом быть не захотел, освоил профессию массажиста-мануальщика, начал писать песни и стихи и ушел из дома. С тех пор вот уже много лет с апреля по октябрь-ноябрь живет на черноморском побережье в палатке, ходит от стоянки к стоянке, вправляет суставы, устраивает стихийные концерты. Его хорошо знают местные жители от Геленджика до Праскавеевки, а также и постоянно приезжающие туда на отдых туристы — он стал настоящей легендой побережья, обзавелся постоянными клиентами, слушателями и учениками. На бумаге публикуется впервые.
На берегу черноморской впадины Я стою на пластмассовом глобусе. О, как величественны эти Из виниловых бутылок голубые утесы, Под крылами оранжевых мух, огромных, как вертолеты. Ураганный ветер гладит мне щупальца, Не могу надышаться трехвалентным смогом. Я бесконечно счастлив, что существую Еще не один на этой Обетованной планете!