Андрей Дмитрук ДАВАЙТЕ ПОТАНЦУЕМ
1. Удар!
Лёха бил хитро, чтобы не оставлять следов: по сути, просто зацеплял Кирилла взмахом руки, и тот слетал со стула. Невредимова готовили к работе в серьёзном учреждении; уродовать не рекомендовалось. Ну, а если упал человек, расшибся, — кто в этом виноват? На сей раз Кирилл разбил себе левый локоть и приложился виском к полу. Что-то словно треснуло и рассыпалось у него в голове. Он попытался встать, но пол пошёл враскачку, и физик снова упал. — Ничего, ничего, Кирилл Сергеевич, мы не торопимся, — сказал следователь. Сидел он у дверей камеры, на кушетке; прыгала его левая нога, закинутая на колено правой. Следователь был молод, щупл, бледен и часто облизывал небольшие, девичьи губы. — Если будет надо, мы нашу беседу повторим, например, завтра. И послезавтра. Ну, а если вы обнаружите патологическое упрямство… — Руками и закатыванием глаз он показал крайнее сожаление. — Тогда мы будем просто вынуждены перевезти вас в другое место, и там вам сделают пару уколов. Акваверин — слышали? Это новое средство. От латинского aqua verо, «вода правды»… Лёжа на полу, сорокалетний Кирилл более чем всегда, напоминал первоклашку-переростка, близорукого отличника. Розовое лицо, мясистые оттопыренные уши, маленькие круглые очки — и полные губы, казалось, готовые задрожать в плаче. Кирилл слушал, и ему становилось страшно, невыносимо страшно. Пожалуй, страх даже превосходил боль. Ему и раньше, прямо скажем — от нечего делать, доводилось представлять себя на допросе. Ну, например, на немецком, во время войны. Иголки под ногти и всё такое прочее. Он не сомневался, что от чудовищной муки тут же «расколется» и выдаст явку подпольщиков. Но всё произошло несколько иначе. Правда, здесь не было изощрённых пыток, и команды этого нервного человечка со странно-отрешёнными чёрными глазами не шли дальше очередного призыва: «Лёха, давай!..» Однако Лёха, человек-инструмент, спящий на ходу качок-увалень со сложной татуировкой на окороке, заменявшем ему руку, лупил капитально. И — Бог весть, откуда взявшись! — с каждым ударом, с каждым приземлением на пол делался всё крепче некий стопор внутри у Невредимова. Ужас ужасом, боль болью, но… было ещё что-то. Возможно, главное. Скорее всего, злость и вызов: а вот не выбьете то, что хотите! В порошок сотрите, — не дамся!.. Надолго ли это сопротивление? Он понимал: вряд ли. Выдавят, выжмут из него всё, что надо. Не мытьём, так катаньем, акваверином этим своим… Так зачем он сопротивляется, принимает страсти?.. Словно отследив секунду слабости у допрашиваемого, следователь повернулся всем корпусом к лежащему Кириллу; склонившись, оперся ладонями о колени. Две пуговицы на рубахе у него были уже расстёгнуты, галстук играл роль фигового листка. — Может, одумаетесь всё-таки, Кирилл Сергеевич? Ну, смотрите: назад в институт вам ходу нет. Туда ни вас, ни ваших подельников и на порог не пустят. За кражу оборудования вполне могли и в тюрьму пойти: но мы же вас, кстати, от суда и отмазали… Предлагают вам царские условия для вашей любимой работы. Вопрос: чего вы кочевряжитесь? Надо просто продолжать делать то, что вы делали на краденой аппаратуре. Только на лучшей! Ну и, конечно, познакомить, кого надо, со всеми вашими секретами. Они же должны понимать, что не бросают деньги на ветер… Ну, так как? Уже и глаза следователя, единственная приметная деталь на стёртом лице (наверное, таких и берут в спецслужбы, чтобы не запоминались), делались мягче и добродушнее; уже и Лёха протянул руку в закатанном до плеча рукаве — помочь встать… Но тут Кирилл, заметив, сколь расширены зрачки допросчика, вдруг, к собственному испугу, участливо спросил: — Вы что, наркотики употребляете?.. И без команды под рёбра его саданул ботинок Лёхи.2. Из письма К. С. Невредимова матери
…совсем другая реальность. Более лёгкая, весёлая, красивая — и, наверное, более честная, чем наша. Принято говорить, что это, мол, для зрителя — уход от жизненных проблем, трусость. Но, может быть, мы уходим туда не для того, чтобы там остаться, — а чтобы вернуться сюда с новой порцией оптимизма, душевной упругости? Большинство этих фильмов никогда не шло на наших экранах. Не знаю, почему: ведь там нет ничего антисоветского, вообще, никакой политики! Возможно, их не покупали и не дублировали просто потому, что Америка считалась «врагом номер один»? Или оттого, что там показывают жизнь далеко не бедных, преуспевающих людей, варьете, рестораны, — а нам с детства внушали, что на Западе так могут жить только классовые враги, буржуи… Допустим. Но почему эти картины не вышли на экран — даже телевизионный! — в 90-х годах, после гибели Советского Союза? Лезет в голову прискорбное: а что, если это наша проклятая русская ментальность? Не только сами не умеем беззаботно радоваться, вечно на душе какой-нибудь камень, — но и чужой радости боимся! Боимся из суеверия. Мол, не к добру это прыганье и скаканье, горькими слезами закончится… Вот потому и не знаем почти ничего из классических американских мюзиклов; разве что сотая их часть шла по телевидению. Спроси у любого нашего земляка, даже самого интеллигентного: кто такой Джин Келли[1]? А Сид Чарисс? Какая самая знаменитая песня Джуди Гарланд? Что за пара поющих и танцующих суперзвёзд украсила собой десяток музыкальных фильмов? Никто не ответит… Нет, ты пойми меня правильно, ма: никакой я не «американоман»; как и ты, люблю нашу музыку, наши песни, особенно из старых советских фильмов. Но мне кажется, что в ту пору, в 30-е — 50-е годы, американские киношники придумали нечто более важное, чем национальный вид музыкального кино. Нечто вроде лекарства от меланхолии для всего мира. Каюсь, — я предложил Горпенко и Сырбу заняться прежде всего американскими мюзиклами времён наивысшего расцвета этого жанра… (Письмо не было отправлено. Его нашли при обыске в квартире Невредимова.)3. Из интервью, данного С. Ю. Сырбу корреспонденту газеты «Тайны и чудеса»
СЫРБУ. Мы предполагаем, что помимо той реальности, к которой принадлежим мы, есть ещё другая. Не мир иных измерений, о котором пишут фантасты, а именно — другая действительность. ТиЧ. Но мы как-то соприкасаемся с ней, с этой другой реальностью? СЫРБУ. Ещё как соприкасаемся! Можно, теперь я задам вопрос: вас никогда не интересовало, что происходит с героями фильма, когда кино кончилось и диск вынули из плейера? ТиЧ. Честно говоря, я об этом думал ещё школьником, когда выходил из кино. Вот, эти люди только что так активно действовали на экране, стреляли, скакали на конях, плыли по бурном морю… и что же? Механик смотал плёнку, сложил её в коробки — значит, конец всему? Все герои лежат мёртвые, ждут второго пришествия механика и своего воскрешения? Как-то не верилось… Но это была лишь мальчишеская фантазия. Неужели вы хотите сказать, что в ней что-то есть? СЫРБУ. Есть, и очень многое. Я не буду нагружать вас научной терминологией, попробую сказать как можно проще. Мы трое, авторы этой гипотезы, — Кирилл Невредимов, Василий Горпенко и я, — пришли к выводу, что жизнь — это не обязательно белок. Она может возникнуть на любой материальной основе, которая способна развиваться и воспроизводить себя. А из каких частиц состоит основа, в принципе, безразлично. Более того: жизнь возникает необычайно легко. Вообще, нет барьера между живым и неживым. Достаточно слабого толчка в нужном направлении, и живая система начинает складываться. Мир как будто хочет, чтобы в нём было как можно больше жизни!.. ТиЧ. Звучит красиво. Но какие законы тут действуют? СЫРБУ. Мы пока только начали изучать этот потрясающий феномен… Когда художник делает с вас карандашный набросок, он тем самым как бы намекает на создание живой системы. Картина акварелью, маслом или скульптура — уже содержат немало элементов живого. Кстати, древние что- то об этом знали, иначе откуда взялось бы столько легенд и преданий об оживающих статуях, о портретах, которые выходят из рам? ТиЧ. Да, да! И у писателей-классиков это тоже сплошь и рядом! У Гоголя — «Портрет», у Оскара Уайлда — «Портрет Дориана Грея». У Проспера Мериме — «Венера Илльская»: там вообще бронзовая статуя душит до смерти человека! СЫРБУ. На самом деле, в картинах и статуях зачатки жизни проявляются очень слабо, заметить их можно только с помощью специальных приборов. Которых ещё, кстати, нет, мы их только разрабатываем… Если же говорить о древности, — наверное, выявить жизнь в произведении искусства могли только самые сильные экстрасенсы. Занятное предположение высказал Василий Горпенко. По его мнению, маленькие дети, с их сверхвысокой чувствительностью, как-то ощущают жизненное начало в своих игрушках, — поэтому и обращаются с ними, как с живыми. Между прочим, есть немало и легенд, и литературных произведений об оживающих куклах, — начиная с древнейшего восточного мифа о том, как боги слепили из глины первых людей… Вообще, ход нашей мысли таков: чем ближе подобие к оригиналу, тем в большей мере оно наделено жизненностью. В живописи (заметьте, слово-то какое: живое писание!) или ваянии элементы жизни лишь намечены; но что касается движущихся и говорящих изображений — здесь совсем другое дело! Активная, энергичная жизнь! И она может претендовать на собственное, автономное функционирование. А мы — на контакт с ней, не менее сенсационный, чем встреча с инопланетянами…4.
За мостом через речушку, за поворотом их ждали. Справа к дороге подходил массив нежно-зелёной июньской кукурузы, слева вдоль обочины тянулась роща тополей. Когда машина, где везли Кирилла, прошла через мост, — из-под деревьев выехал и встал поперёк пути глыбистый серый внедорожник. К чести конвоиров Невредимова, они сориентировались быстро. Тот, что сидел рядом с физиком, выхватил пистолет и приставил его к голове Кирилла. Водитель затормозил; мужик на переднем сидении приоткрыл дверцу и крикнул: — Ребята, кончайте, живым не отдадим! Кириллу, честно говоря, просто не верилось, что не через многие годы, а вот сейчас может оборваться его жизнь. Но с каждой следующей секундой страшная истина проникала всё глубже. Захотелось внезапным ударом отшибить от себя руку конвоира и выскочить вон из машины. Однако кнопки на дверце перед Кириллом не было, да и здравый смысл подсказывал: такое удаётся только в кино!.. И сидел Невредимов, не шевелясь, и словно кипятком его окатывало; даже пот заструился по щеке. Впрочем, неведомые противники оказались поискуснее тех, кто держал физика в плену и вёз сейчас, по его разумению, в некое место, где к строптивцу будет применена «сыворотка правды». Верзила с пистолетом оказался несколько беспечен — что, по мнению Кирилла, и подобало сотруднику государственной спецслужбы: не привыкли встречать сопротивление! День был жарок; поскольку машину не снабдили кондиционером, мужчина опустил стекло. Но не пуля сразила его, — маленькая тёмно-красная стрела, вылетев из кукурузной посадки, ужалила в шею. Невредимов даже решил, что эта штука не убивает, а усыпляет мгновенно… Не успев спустить курок, громадный мужичище, который всю дорогу теснил Кирилла на сидении для троих и глушил запахом пота, мешком отвалился назад. Кстати опять вспомнив фильмы, Кирилл присел пониже, спрятался за спинку переднего сидения — и по звукам узнавал о происходящем. Вот — бах, бах! — выпалил конвоир рядом с шофёром. Скорее всего, в белый свет, как в копеечку, поскольку в ответ чуть слышно ширкнула стрела. Тело грузно упало рядом с машиной. «Сдаюсь, сдаюсь!» — закричал водитель… Тут кто-то открыл вторую заднюю дверцу и не без усилий выволок тушу Кириллова соседа, затем небрежно бросив её на асфальт. Это была пара крепких парней в спортивных костюмах и низко надвинутых бейсбольных кепочках. Затем в машину заглянула женщина, улыбнувшись и сказав низким грудным голосом: — Всё в порядке, Кирилл Сергеевич! Выходите, не бойтесь. Он выбрался на шоссе — и сразу посторонился, давая возможность ловким парням запихнуть обратно тело верзилы. После этого ловкачи, уже втроём, притащили другого обездвиженного конвоира и бросили поверх первого. Затем дверца была захлопнута. Один из парней, приложив ладонь ребром к кепочке и резко оторвав её, просигналил: вали, мол, отсюда! Водитель, как-то по-китайски кланяясь и усмехаясь, панически развернул машину и умчался назад. За всеми этими делами следила, стоя посреди трассы и расставив ноги в сапогах, рослая, решительная женщина. Она была одета в ковбойку, жилет и обтягивающие джинсы. Женщину нельзя было назвать некрасивой — вьющиеся медно-рыжие волосы до плеч, очень белая кожа. Лишь нижнюю челюсть словно от другого черепа приставили, мощную, с выпирающим подбородком и широко разнесёнными углами. Кирилл подивился про себя, — почему не появляются чужие машины? Конечно, в эту раннюю пору движение на междугородном шоссе и не могло быть большим, — но ведь не нулевым же! Потом сообразил: ему лишь показалось, что прошло много времени с тех пор, как их остановили. А на самом деле — не более минуты! Вот уже чей-то грузовик подъехал из-за моста, и один из парней, прыгнув за руль, вежливо откатывает внедорожник. Двое других курят у кювета, в тени большого тополя. — Не желаете поговорить со мной, Кирилл Сергеевич? Женщина подошла вплотную. — Можно просто Кирилл. Это же не допрос?.. — Нет, конечно. А я — просто Альбина. Они прогулялись вглубь рощи. Отсюда стало видно пшеничное поле. Тень ветвей была густа. Добыв в одном из бесчисленных карманов жилета серебряный портсигар, Альбина закурила; Невредимов отказался. Громко щёлкнув крышкой, она убрала сигареты: — А. я забыла, вы же танцуете! — И это знаете? — А это что, тайна? Да весь ваш отдел говорит: Невредимов увлекается степом, чечёткой, даже пытался создать в институте группу самодеятельности. Физик передёрнул плечами: — Каждому своё. Но вы же не ради этого меня… не знаю — похитили, освободили? Не для того, чтобы поговорить о степе? — Ну, почему же… Можем и о степе. — Альбина картинно прислонилась к стволу, скрестила ноги. — Я когда-то даже получала призы на конкурсах бальных танцев. Не верите?.. Кирилл выжал из себя банальный комплимент, и она продолжила: — Но вы правы, мы здесь не для этого. Выпустив к зениту струю дыма, Альбина спросила вдруг: — Вы как, вообще… верите нашей власти? Государству? — Я вне политики, — поспешил отмахнуться физик, но она настаивала: — Можно быть сто раз быть вне политики, — но вы же живой человек! Не видите, что вокруг творится? Да ваш институт еле-еле концы с концами сводит! Знаете, с чего началась охота на вашу троицу? С того, что подвал, где вы собрали установку, был, оказывается, давно уже арендован, и там собирались открыть салон тайского массажа! Эти… тайцы, или Бог их знает кто, пожаловались вашему директору. А в это время один ваш добрый товарищ стукнул, куда надо, и вами занялись органы. — Сырбу? Я давно знал. Он ещё и интервью дурацкие давал газетам… — Неважно, кто, — главное другое. Выгнали вас — и отдали на растерзание, вместо того, чтобы снабдить всем необходимым, открыть для вас роскошную лабораторию! — А мне её как раз и предлагали, — сказал Кирилл. — Только не в институте, а как раз в органах. — Предлагали… А вы и поверили! — Альбина со злостью фыркнула дымом; бросив окурок, затоптала его, словно ядовитое насекомое. — Вкатили бы вам сейчас двадцать кубов акваверина, — а когда вы всё рассказали бы, так стали б держать на наркотиках! И сделали бы вы для них даже в сарае — всё, что они потребуют!.. — А вы что, не будете держать? Вообще, кто вы такие? Она лукаво поиграла красиво выгнутыми, не подбритыми бровями. — Скажем, приватная организация. Которой очень хочется устроить для людей турпоездки во вторую реальность…5. Из письма К. С. Невредимова к матери
…Герои кинофильмов живы, имеют собственное сознание и волю. Я тебе ещё в прошлом году начал рассказывать об этом, когда приезжал в гости. Но ты только посмеялась: «Фантазёр ты у меня, Кирка!» Помнишь? Мы ещё сидели на мостках над озером, там, где я чёрт-те когда, пацаном, поймал свою первую рыбку. Но тогда мне было нечем доказать тебе свою правоту, установка не была собрана. Сейчас бы я элементарно смог, но меня уволили из института — и, судя по всему, будет заведено уголовное дело. Ты уж меня прости, ма, но я должен был тебе об этом сообщить, — всё равно узнала бы. Кузьмичёв, это наш замдиректора по АХЧ, шьёт нам троим, Горпенко, Сырбу и мне, кражу институтского оборудования и его использование без разрешения. Это чепуха полная: установку мы собирали буквально из металлолома, а чего не хватало, докупали за свои деньги. (Смешно, но факт: ничего сверхъестественного не требовалось, в продаже всё было, — весь секрет в соединении частей…) Но, я так понимаю, дирекции надо нас выгнать и отдать под суд; на неё давят сверху… Ладно, это тема грустная. Лучше — о наших киногероях. Честно говоря, мы об этом феномене пока что мало чего знаем. Откуда у них мышление и сознание, причём, на уровне нормальных человеческих?! Думали, берут каким-то образом у актёров, которые их играют. Пообщались (да, да, мы с ними общались!): ничего подобного! Каждый из них чувствует себя именно персонажем фильма, тем, кого актёр играет. Но, очевидно, когда фильм не на экране, они ведут совершенно не ту жизнь, которую написал для них сценарист и поставил режиссёр. Их жизнь — другая, для нас тайная. Что они делают внутри коробок с плёнкой, кассет, дисков? То есть, не там, разумеется, но в каком-то, недоступном для нас, пространстве-времени, куда открывается вход через экран? Работают, едят, пьют, занимаются любовью?.. Мы называем их мир «вторая реальность», «реальность-два», но не можем даже отдалённо себе представить, в каких координатах он находится — по отношению к нашей Вселенной. Когда начинаешь общаться с ними… Это очень странное зрелище, поначалу оно просто пугает. Смотришь себе кино, герои говорят и делают то, что им положено по сюжету… И вдруг, когда ты включаешь установку, всё сразу меняется! Они останавливаются и поворачиваются к тебе. Как будто получили какой-то сигнал… Видят! Слышат! Вступают в диалог!.. Интересно, что обстановка вокруг них сохраняется — та же натура, что была снята, или декорации, построенные для фильма. Наверное, они тоже имеют самостоятельное существование… Помнишь? Когда мне удалось немножко убедить тебя, что я не фантазирую, — а может быть, ты просто пожалела меня и слегка подыграла, — ты спросила: а что чувствуют маленькие люди, когда им в сотый или в тысячный раз приходится повторять одни и те же слова и действия, снятые оператором, смонтированные режиссёром? (Ты их упорно называла «маленькими людьми»: привыкла к экранчику телевизора, хотя на большом киноэкране они намного больше нас!) Я тогда не знал, что тебе ответить. А недавно мне разъяснила, что к чему, — не поверишь, — Кэти Селден. Это, если помнишь, такая милая, скромная девушка из картины «Поющие под дождём». Не актриса Дебби Рейнольдс, пусть даже и виртуальная, а именно её героиня. Тогда нам впервые удалось провести довольно долгий и надёжный, почти без помех, сеанс связи. И знаешь, ма, что оказалось? В фильмах действуют не они, а… Вот, нет в нашем языке таких понятий. Не двойники, не призраки, не отражения… Правда, Кэти говорила — привидения. (Она и вправду очень симпатичная.) Но ближе всего, как сказал Горпенко, — он у нас эрудит, даже индийскую религию изучал, — понятие манифестации, проявления. Скажем, божество проявляет себя в виде человека. Причём манифестация бывает полная и частичная. Так вот, для «маленьких людей» их экранные роли — это частичная манифестация. Копий фильма может быть сколько угодно; столько же и частичных проявлений, — но сами герои уникальны. Каждый существует только в единственном экземпляре. Как и мы, грешные… …американские мюзиклы времён высшего расцвета этого жанра. Больше всего я хотел общаться именно с их героями. Они так беззаботно поют и танцуют; у них такие элегантные, я бы сказал — целомудренные костюмы и причёски: и близко нет современного разгильдяйства, оголённости… Я тут весь в тебя, правда, ма? Ты меня воспитала настоящим викторианцем… Словом, это очень хорошая, не ранящая душу реальность. Мы, все трое, с моей подачи решили: не будем лазить во всякие ужастики, в жестокие военные фильмы, а наладим общение с героями Джина Келли, Фреда Астера, Джинджер Роджерс, Элеанор Пауэлл… Они там даже если врут или жульничают, то как-то невинно. А размолвки и ссоры самые пустые: смешно побранились, разошлись надутые — глядишь, через минуту помирились, опять пляшут. Выбивают дробь своими стальными набойками. Ещё мне занятно: а можно ли из одного локального киномира перейти в другой? Скажем, помахал мечом вместе с русскими богатырями в реальности «Ильи Муромца», а потом отправился бродить по тайге вместе с Дерсу Узала… Нет пока ответа. Сами герои — не пробуют, не знают, с какого конца подступиться. Кэти, так та и вовсе испугалась этой идеи. Ей очень славно в Голливуде 1927 года… А теперь я тебе всё-таки расскажу, из-за чего, по-моему, к нам прицепились все эти «мэн ин блэк», люди в чёрном. Ты ведь всё равно не успокоишься, пока не узнаешь…6.
—…Наверняка вы сами уже думали об этом. Вас трясли правительственные структуры. Пугали судом, тюрьмой. Мучили. А всё почему? Потому что надеялись на перемещение. Считали так: сегодня вы заглянули в тот мир, пообщались с его жителями, а завтра найдёте туда дорогу. А может быть, и проложите путь для тех — в нашу реальность… — Альбина закурила новую сигарету. — И то, и другое сулит огромные возможности. Ну, скажем, первое — это больше для развлечения. Вот где экзотика! Не Багамы, не Канары какие-нибудь, уже приевшиеся, — перемещаешься в Египет времён Клеопатры; да не в тот, что был на самом деле, а в гламурный, с Элизабет Тэйлор на троне! Или, если захотелось экстрима, — вали в Парк юрского периода, поохоться на динозавров. А второе — оттуда сюда — это уже, извините, военная тема. Какие возможности! Ныряешь в «Триста спартанцев» — и приводишь за собой всю персидскую армию царя Ксеркса. Правда, они с мечами и копьями… ладно! Проникаешь в мир «Терминатора» — и возвращаешься с подразделением боевых роботов… — Чёрт возьми! — Вытаращив глаза, Кирилл развёл руками. — Ну, надо же! Да я, собственно, потому и держался, что предполагал нечто подобное. Попытку вломиться туда… Но вы так чётко сформулировали! — Они бы сформулировали ещё чётче… — Альбина жёстко сощурилась. — Министры наши, депутаты от правящей партии — или их кукловоды-миллиардеры. Куда, зачем и почему… — А вы бы… кого туда послали? Рабочих с завода «Маяк»?.. Она скривила крупный, выразительный рот: — Нету их уже там давно, рабочих ваших, — вместо завода торговый центр «Блу-Дрим»… Нет, голубчик, зря иронизируете. У нас в ваши миры… поехали бы нормальные люди. Служащие, врачи, университетские профессора, предприниматели. Все, кто сможет заплатить за перемещение. Лгать не буду, — не пару долларов, но вполне доступную сумму. И часть этих денег — ха-арошая часть! — была бы ваша. Не стройте святого, Кирилл, вы же человек!.. — Допустим. А почему вы, собственно, думаете, что я могу осуществить это… перемещение? — С горьким смехом он замотал головой. — Ну, анекдот! Те, в безопасности, из меня его хотели не то выбить, не то вытащить своими уколами… а вы чем? Долларами? Её улыбка застыла, будто схваченная клеем. — Извините, Кирилл, но мы всё-таки кое-что знаем. Сейчас оба ваших друга — стукачи, не стукачи — верно трудятся на правительство. Может быть, у них что-нибудь получится. Скорее всего, нет. Мозг и двигатель проекта — вы. И никто, кроме вас. И только вы, причём даже в одиночку, способны сделать это. Мост между двумя реальностями. Туда и обратно. Положив руки на плечи Невредимова, она приблизила к нему лицо: — Давайте без дураков. Мы не будем обещать; лаборатория для вас уже готова. Оборудование — любое. Сделайте это, и вы свободны. Свободны и богаты. Летите к своей маме в Краснолиманск, обрадуйте её, купите ей новый дом… И — никакого насилия. Слово чести. Я разбираюсь в людях… немножко. Если вы обещаете работать с нами, это будет крепче любых замков. А что касается меня лично… Сухими горячими губами Альбина коснулась губ Кирилла.7. Из письма К. С. Невредимова к матери
…Думаю, что наши спецслужбы и правители надеются проложить дорожку туда. В кинореальность. В лучшие миры заэкранья. Может быть, кому-то из этих уродов захочется побыть барином, хозяином сотен крепостных, а другому — римским императором в цирке, осудить гладиатора на смерть, а третьему — взаправду пострелять в индейцев на Диком Западе; но… Во-первых, пока ещё ничто в наших опытах не доказывает возможности перехода из одной действительности в другую. Общаться — пожалуйста, это как по скайпу; но сделать туда хоть один шаг — в тысячу раз труднее. А во-вторых и в главных, — даже если бы это сделалось возможным, я просто не хочу, чтобы они туда шастали. Особенно в мир мюзиклов. Они же там всё напрочь изгадят! Притащат туда свою лживость, жадность, подлость, предательство, зависть к каждому, кому повезло немного больше… Они не умеют танцевать степ, не умеют быть элегантными, весёлыми, раскрепощёнными; легко обижаться и ещё легче прощать. Они там будут, как носороги в стране трепетных ланей… не знаю, лучшее сравнение в голову не приходит. Это плохие друзья для Бинга Кросби и Веры-Эллен. Вернее, для их героев и героинь. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из них положил свою лапу на гибкую талию Джуди Хэйнес или сунулся пить в баре с Бобом Уолласом… Кстати. Прошлой ночью мне пришло в голову: а почему они, собственно говоря, не дали нам самим хотя бы приблизиться к решению вопроса об обмене материальными массами между двумя континуумами? А попросту, о переходе туда и обратно? Мы бы себе тихонько возились в нашем подвале, дирекция бы делала вид, что ничего не знает. А когда у нас уже что-то начало бы получаться… стукач, я думаю, был всегда на месте… нас — бац, и за жабры! Выкладывайте, такие-сякие!.. Нет. Поспешили. Так почему же, чёрт бы их взял? У меня такое объяснение. Стукач, изо всех сил выслуживаясь, наобещал в «органах», что мы буквально завтра наладим двухстороннее движение по трассе «Земля-заэкранье». Там поверили — и решили поскорее сгрести нас. Чтобы мы сами туда не удрали. Ловить беглецов через границу — это их давнее и почтенное занятие…8. Из служебного донесения. Гриф «Секретно»
Таким образом, все обещания «Мулата» (С. К. Сырбу) оказались несостоятельными. В. М. Горпенко, лучше владеющий теоретической основой экспериментов, заявил прямо: в лаборатории «ещё и не пахнет» возможностью проникновения в «реальность-два». Возможно, для решения этой проблемы понадобится много лет. Причём, по словам Горпенко, без участия К. С. Невредимова группа вряд ли вообще придёт к положительному результату. Предлагаю поставить вопрос о розыске К. С. Невредимова в стране и за её пределами…9.
Раскаты дальнего грома за подслеповатым окошком — или, не дай Бог, что-то другое?.. Кирилл вышел во двор. Мало кто из коллег по институту, из столичных знакомых теперь смог бы узнать его. Всегда аккуратный и подтянутый, по примеру своих любимых героев мюзиклов, «вечный мальчик» Невредимов выглядел совсем иначе. Разве что круглые очки сохранились, латаные скотчем… В цыплячье-светлой бороде до глаз, одетый в старый джемпер и видавшие виды брюки, заправленные в сапоги, — походил он на геолога-полевика или на матёрого альпиниста. Физик тронулся в обход избы. Всё кругом было, как и три месяца назад, когда приехал он сюда на старушке «Ладе», притащив груду инструментов и аппаратуры, а также консервы, чай и сухари. (Ходить через лес в ближайший сельмаг, ради конспирации, следовало как можно реже.) Кусты выродившейся смородины тонули в шапках крапивы, на бывшем огороде доцветал жёлтый коровяк. Никто не собирал бурые падалицы вокруг одичалой яблони. Гниющий забор в нескольких местах рухнул под тяжестью хмеля и тыквенных лиан. В деревне люди не жили уже много лет. Вокруг усадьбы, самочинно занятой Кириллом, будто стадо пасущихся слонов, высились над разливом зелени мёртвые избы. Ночами здесь бывало страшновато. Без ветра скрипели калитки, хлопали рассохшиеся ставни, словно умершие домовладельцы навещали свои гнёзда. Но постепенно Кирилл притерпелся. Тем более, что деваться было больше некуда. Помимо смутного страха ночей, он испытывал другую, более конкретную, неотвязную тревогу. Брошенная деревня, о которой Невредимов вполне случайно узнал, была настоящим медвежьим углом. Но и «органы» наверняка уже раскинули сеть по всей стране, — да и организация, к которой принадлежала Альбина, явно располагала большими возможностями сыска. Должно быть, работали в ней старые ищейки из КГБ и угро… Физик же давно читал, что любой человек, пытающийся скрыться, фатально оставляет за собой следы и свидетелей. Особенно такой неумелый беглец, как он… Когда Кирилл зашёл в тыл дома, туда, где «Лада» под брезентом приткнулась к завалу сухой древесины, натасканной с чужих дворов, — он снова услышал этот звук. Теперь его трудно было принять за отголоски далёкой грозы. Ритмичные урчание и постукивание перемещались над горизонтом. Около деревни бродил вертолёт. Бросившись обратно в избу, тесную, как большая городская кухня, Невредимов сразу прошёл мимо топчана, на котором спал ночью, к тому месту, где ранее стояла печь. Выселяясь, рачительный хозяин разобрал её и увёз с собой. Теперь в этом углу, отделённом парой дешёвых цветастых занавесок, помещался грубый самодельный стол, служивший опорой штабелю аппаратуры. Несведущему человеку было бы трудно уловить порядок во всех этих блоках и платах, залитых припоем, соединённых проводами; в хитром расположении микропроцессоров. Самыми привычными предметами здесь были монитор и компьютерная клавиатура. Всё питал мощный автомобильный аккумулятор, стоявший на некрашеном табурете. Установка в институте, за создание которой Кирилла арестовали вместе с двумя его партнёрами, Горпенко и Сырбу, была в несколько раз больше. Её куда-то перебросили, наверное, в то секретное учреждение, где Невредимову предлагали работать «на державу» и где теперь (кажется, безрезультатно) трудилась пара более сговорчивых коллег. Альбина привезла физика на некую квартиру, откуда Кирилла, практически, не выпускали. Правда, и кормёжка, и удобства были выше всякой критики. Большую гостиную переделали в неплохую лабораторию; по первому требованию доставляли всё, что нужно. Он мирился. Пришёл в голову более миниатюрный и совершенный вариант устройства; его Невредимов и стал воплощать. Больше того: забрезжил и стал нащупываться путь к тому самому перемещению, к физическому переходу в «реальность-два». Но с этим Кирилл не спешил — и ничего не объявлял заказчикам. Если приставали, ссылался на некие трудно преодолимые «эффекты пограничья», «вероятностные помехи»… Иногда он корил себя за то, что согласился работать на загадочную «приватную организацию». Но, в конце концов, выбора ему не дали, — а дарить открытие правительству и впрямь было противно… Толчком же к бегству физика и к его появлению в мёртвой деревне послужил один разговор с Альбиной. С первых дней — она и манила, и пугала застенчивого холостяка Невредимова. Жил в Альбине какой-то неукротимый, но, как физик решил для себя, бесовский дух. Сперва эта сильная, завораживающая своей энергией женщина открыто заигрывала с учёным. Будучи всё же здоровым и сытым мужчиной, томившимся взаперти, — он пошёл навстречу… И вот, уже на правах близкого человека, она разоткровенничалась. Собственно, о чём-то зловещем и мрачном, связанном, в перспективе, с прогулками в «кинокосмос», Кирилл задумывался уже не раз, — после того, как лабораторию посещали вальяжные, очень вежливые и сдержанные мужчины. Молодых и пожилых, — их объединяло многое: подчёркнуто солидная тёмная одежда, тихий говор и многозначительные улыбки с опусканием глаз: мы, мол, знаем важное, но это не для всех… У некоторых на пиджаках сверкали золотые значки в виде хитроумно свернувшейся змеи. Альбина вела себя с ними свободно, но зоркий Невредимов видел в её манерах подобострастие. В тот раз, сидя на краю постели и обнимая поднятое колено, нагая и вся золотисто-медная, Альбина прихлёбывала шампанское из бокала и смотрела на телеэкран. Бутылку они опустошили. Лёжа рядом, Кирилл тоже невольно засмотрелся. Шёл фильм, в котором физик видел некую глубину и вполне адекватное отражение реалий нашей эпохи: «Адвокат дьявола». В танце двигаясь по своему жутковатому, с оживающими рельефами на стене, офису, Аль Пачино в роли сатаны напевал джазовую песенку. Вдруг женщина резко обернулась к Кириллу; небольшие, но яркие глаза её горели фанатичным восторгом. — Может быть, его и нет на самом деле, — приглушённо, будто их могли услышать, сказала она. — Нас всех воспитали атеистами. Но… ты себе представляешь, Кир? Материализовать его! Вызвать из экранного бытия — сюда! И попросить, чего хочешь… Невредимов смолчал, потом перевёл разговор на другую тему. Ночью его тормошили и мучили чёрные, огненноглазые тени; вся нечисть из всех ужастиков кино, приглашённая тихими друзьями Альбины, клубилась, шипела и хохотала, поглощая человеческий мир. Через несколько дней физик сбежал. И сделал это, сначала заворожив своих хозяев-тюремщиков обещанием скорого успеха, а затем настояв на том, что только он сам должен съездить в магазин и отобрать нужные радиодетали. Альбина поехала с ним. Но Кирилл уже хорошо знал её слабости. И прежде всего, невероятную уверенность в себе, в неотразимости своих женских чар. Притупив бдительность Альбины пылкими комплиментами (сам от себя не ожидал такой прыти!), он отвёл свою надзирательницу в кафетерий при магазине, усадил за столик; спросил, «какого мороженого взять моей красавице», метнулся к стойке раздачи и… пропал. В толпе нетрудно было это сделать. Слава Тебе, Господи, — никто не заблокировал кредитную карточку Кирилла! Сняв с неё всю сумму, и не столь уж малую; разумеется, не заходя к себе домой, — он несколькими поездами, путаным маршрутом, добрался до областного центра, вблизи от которого лежала покинутая деревня. О ней узнал случайно ещё в столице, пару лет назад, однажды хватив водки в кафе с шофёрами-дальнобойщиками… Частным образом, по объявлению на столбе, приобрёл дешёвую полуразбитую «Ладу». Накупить деталей для новой компактной установки (даже более компактной, чем вторая, — он по дороге кое-что придумал!) и завезти их в деревню; выбрать относительно сухую, почти не повреждённую избу и в ней поселиться — было делом двух дней… Уже отчётливо различая за стенами гудение воздушного винта, Невредимов уселся за стол. Пальцы привычно нажали квадратную светящуюся кнопку, пробежали по клавишам… Экран вспыхнул. Зазвучала тихо, звоночками эльфов, простая и завораживающая музыка. Согласно с духовыми пели скрипки; ясный, бодрый темп задавал щёточками ударник. Фильм был древний, подобный альбому гравюр. Кирилл скоро нашёл нужный эпизод… В зале с окном во всю стену, на сверкающий ночной город, по зеркальному полу шли двое, он и она. Мужчина, обаятельно-некрасивый, большеглазый и ушастый, словно лемур, предупредительно-лёгкими движениями вёл свою партнёршу, взвивались фалды его чёрного фрака. Женщина охотно и доверчиво позволяла ему кружить себя, отталкивать на длину руки и возвращать в объятия. Блондинка, свежая, точно майский редис, — её длинное платье казалось сшитым из белых вспененных волн. Ни тени напряжения не было в их стремительном танце; казалось, просто резвятся эти двое, с усмешкой поддразнивая друг друга. Разомкнув объятия и став рядом, затевали перепляс: а вот так ты можешь, а теперь этак?.. Гибко, почти головой до полу, она откинулась на его руку; распрямившись, словно натянутый и отпущенный лук, завертелась по зеркалу, показала безупречные ножки. И, фоном сопровождая, подчёркивая каждое движение, звонко, часто били подковы степистов. Зарозовели оттопыренные уши физика. Поправив сползающие очки, с улыбкой нежной и заворожённой склонился он к самому экрану. До сих пор Кириллу не приходилось делать это, — лишь вчера собрал последний необходимый узел, — нырнём с разбегу, не задумываясь? Прости меня, ма: компьютера у тебя нет, а то большое письмо, что я писал тебе из дому, забрали при обыске, когда меня арестовывали. Перед тем, как убраться из столицы, я написал и послал тебе другое, короткое. Чтобы не волновалась зря, — но и привыкала помаленьку к мысли о том, что можешь больше никогда меня не увидеть… Сволочи! Они доберутся и до нашего захолустья, до Краснолиманска; они будут трясти тебя, больную, дряхлую. Я бы всё отдал, чтобы помешать этому, но… Ты бы сама не посоветовала мне сейчас появляться возле тебя. Прости ещё раз. Поверь, они быстро отступятся. Набрана нужная комбинация сигналов. Первым останавливается мужчина; она, по инерции отлетев на два шага, круговым движением возвращается. Теперь оба смотрят прямо в глаза Кириллу, и фрачный герой утирает платочком высокий залысый лоб. Чуть повернув веб-камеру с крошечным микрофоном, Невредимов говорит очарованно: Hi, guys! And I today to you. Will you accept me in the game? Let, cow-boy! Jump to us! — обнажённой до плеча рукой манит танцовщица. — Today here class evening-party, only you and does not seize! I go…* Парой быстрых движений он вытаскивает из-под стола давно заготовленную канистру. Открывает. Щедро разливает по полу бензин. Те, с экрана, обнявшись, наблюдают, словно за потешным аттракционом. Делая последний шаг к монитору, Невредимов бросает за собой на пол зажжённую спичку. Но вначале серебристым сиянием, словно великан-одуванчик, вспыхивает установка. Навстречу Кириллу тянутся две руки… — Привет, ребята! А я сегодня к вам. Примете меня в игру? — Давай, ковбой! Прыгай! Сегодня тут классная вечеринка, только тебя и не хватает!.. — Иду… (англ.)Словарь звезд
Фред АСТЕР (настоящее имя Фредерик Аустерлиц, http://ru.wikipedia.org/wiki/1899_%D0%B3%D0%BE%D0%B4 1899 —1987 гг.) — американский актёр, танцор, хореограф и певец, суперзвезда Голливуда, один из крупнейших мастеров музыкального кино. Его театральная и кинематографическая карьера охватывает период в 76 лет, в течение которого Астер снялся в 31 мюзикле. Знаменитые балетмейстеры Баланчин и Нуриев называли его величайшим танцором XX века. ВЕРА-ЭЛЛЕН (настоящее имя Вера Эллен Вестмайер Роэ, 1921 — 1981 гг.) — американская актриса и танцовщица, снимавшаяся в музыкальных фильмах с Фредом Астером, Джином Келли и Бингом Кросби. Джуди Хэйнес — её героиня в мюзикле «Светлое Рождество» (1954 г.). Джуди ГАРЛЕНД (урождённая Френсис Этель Гам, 1922 —1969 гг.) — американская актриса и певица, мать актрисы и певицы Лайзы Миннелли. В 1999 году Джуди Гарленд была включена Американским институтом киноискусства в список величайших американских кинозвёзд. Джин КЕЛЛИ (настоящее имя Юджин Карран Келли, 1912 —1996 гг.) — американский актёр, танцор, хореограф, режиссёр, певец и продюсер. Работал в десятках фильмов, но прославился прежде всего своей ролью в знаменитом мюзикле «Поющие под дождём» (1952 г.). Бинг КРОСБИ (настоящее имя Гарри Лиллис Кросби, 1903 —1977 гг.), американский эстрадный певец и киноактёр (снялся в 58 фильмах), автор музыки и текста к ряду песен. Боб Уоллас — его герой в фильме «Светлое Рождество». Элеанор ПАУЭЛЛ (полное имя Элеанор Торри Пауэлл, 1912 — 1982 гг.) — американская актриса и танцовщица, исполнительница степа, многими специалистами признанная лучшей в мире. Пик её популярности приходится на 1930-е — 1940-е годы. Дебби РЕЙНОЛЬДС (настоящее имя Мэри Фрэнсис Рейнольдс, родилась 1 апреля 1932 года) — американская актриса и певица. Наибольшую популярность ей принесла роль Кэти Селден в фильме «Поющие под дождём». Джинджер РОДЖЕРС (урождённая Вирджиния Кэтрин Макмэт, 1911 —1995 гг.) — американская актриса и танцовщица. Стала всемирно известной благодаря тому, что в десяти музыкальных фильмах танцевала в паре с Фредом Астером. Одна из их совместных картин называется «Давайте потанцуем» (1937 г.). Сид ЧАРИСС (урождённая Сид Финкли, 1922 —2008 гг.) — американская танцовщица и актриса. Снималась в очень многих мюзиклах, в т. ч. в паре с Фредом Астером и Джином Келли. Известна ещё и тем, что её ноги были застрахованы на пять миллионов долларов.[1] См. «Словарь звезд» на стр. 555