Сергей Берестнев ВОЛОС
На предпоследнем часу смены, примерно в пять утра затренькал мой мобильник. — Коля, есть для тебя развлекаловка. Давай на выход с вещами, — услышал я голос капитана Владимира Громова. — Далеко тащиться? — поинтересовался я перспективами. — Дачный посёлок, километров двадцать от города. — А что там для меня? Не слишком вонючее, я надеюсь… — Не бойся, не дерьмо… У криминального трупака под ногтем волос нашли… Есть мнение, что это — от убийцы следок. Ну, ты когда выйдешь? Машина ждёт. Я — экстенс, так профессию назвали. Что-то вроде экстрасенса, но с очень ограниченными функциями. Я могу, поместив биологический фрагмент в своё локальное биополе вблизи головы — то есть на расстояние не более нескольких сантиметров от тела, войти в сознание обладателя этого фрагмента и подключиться к его органам чувств. Нас на двухлетних курсах в Институте Мозга учили подключаться к зрению — как к наиболее информативному каналу. Я, находясь в состоянии медитации, могу увидеть то, что видит в данный момент индивидуум, одаривший меня своим фрагментом. Только видеть — больше ничего. Иногда, совсем редко, чувствую эмоции. Рассказать могу, только выйдя из медитации. Работа в режиме он-лайн — не получается. Так вот и работаем: нырок — отчёт о работе, нырок — ещё отчёт. Время нырка — от десяти до двадцати минут. За меньшее время не успеваю настроиться, при большей длительности — появляется риск забыть часть информации, да и вообще — крыша съезжать начинает. В качестве биофрагмента годятся волосы, ногти, слюна, ну и другие менее приятные естественные результаты жизнедеятельности, в которых содержатся ДНК искомого организма. Чем меньше времени прошло с момента отделения исследуемого образца от тела — тем яснее картинка. До места событий мы добрались еще затемно — Володя прекрасно водит в свои пятьдесят лет. По пути я ознакомился с картой. Дачный посёлок протянулся на четыре километра с востока на запад по бывшим колхозным полям между двумя убогими деревеньками. С юга его окаймлял густой хвойный лес, а с севера подползало болото, уже начавшее поглощать полуразрушенные бараки, построенные в чёрт знает каком лохматом году. Около места происшествия, щедро освещаемого полной луной, плевалась пеной пожарная машина и гудела толпа зевак — голов двадцать, в которой мелькали несколько фигур в полицейских мундирах с фонариками. Над чёрным остовом какого-то строения поднимался сизый дымок. Откуда столько народа набралось в полшестого утра? Дачный сезон давно закончился — октябрь на дворе. Мы вышли из машины и предъявили наши удостоверения подскочившему сержанту. Тот удовлетворёно кивнул и жестом гостеприимного хозяина показал во двор — мол, можно заходить. Но войти мы не успели. Молоденький лейтенант, видно «хозяин земли», подбежал к машине, вынимая на ходу пластиковый пакетик. Судя по суетливости движений, это было его первое серьёзное дело. — Лейтенант Воробьёв, участковый, провожу осмотр места происшествия, разрешите доложить, — отрапортовал лейтенантик. — Докладывайте, — кивнул капитан. — В три пятьдесят пять поступил сигнал о пожаре и — что труп обнаружили. Я прибыл в четыре пятнадцать, осмотрел место происшествия и труп. Там ножевое — в грудь. Под ногтем большого пальца трупа обнаружен волос, вот он в пакете. Нас инструктировали — при обнаружении биологических фрагментов, принадлежащих подозреваемым — принять меры к сохранности. Вы ведь по фрагментам специалисты? Ишь, как гладко излагает, как по писанному. Готовился, небось, и про нас у кого-то порасспросил. — А откуда известно, что это волос убийцы? Может, жмурик свою шевелюру почесал перед смертью? Кстати, на что похоже — сразу он концы отдал или ещё пожил маленько? — поинтересовался я. Это был отнюдь не праздный интерес. Влезать в сознание жмурика — бр-р, разок пришлось, там такое полезло — я чуть не блеванул… Некоторые продвинутые экстрасенсы это запросто делают, им с покойником пообщаться — как мне закурить, но нам, на курсах натасканным — лучше не соваться. На курсы, конечно, тоже не всех брали, кастинг был — как в элитный стриптиз-клуб, два профессора на экран томографа таращились, разбирались, как у соискателей в мозгу эпифиз работает. — Потерпевший лыс совершенно, то есть, ну биллиардный шар просто… А смерть могла наступить не сразу, — бодро доложил лейтенант. — Личность установили? — спросил капитан. — Смирнов Иван Петрович, работал охранником в посёлке, бывший ме… полицейский, то есть когда работал — был мен… сотрудник органов, в общем. Он на пенсии уже год. — С кем жил? — Один. — Так, а труп — кто нашёл? — Они, — кивнул лейтенантик на толпу. — Что значит — они? Конкретно — кто первый? — Так местные это, они со свадьбы шли из деревни соседней, увидели пожар, вбежали всей гурьбой, труп увидели, вынесли аккуратно, на плаще. Дом пытались потушить, вёдрами воду носили из колонки. Потом пожарные приехали, тоже стали тушить. Я труп осмотрел, нашёл волосы под ногтем. — А труп — он уже точно трупом был, когда вытаскивали его? Может, он ещё жив был? — Точно — окочурился уже, там фельдшер местный шёл — он определил. — Так лейтенант, ясно, идите, работайте дальше, — завершил беседу капитан. Лейтенант ушёл, а мы с капитаном с тоской пялились на место происшествия. Когда ехали — надеялись, что собачку по следу можно будет пустить, и машина кинологов уже подъехала, но после всего этого сабантуя, учинённого на месте происшествия свадебными гуляками при поддержке пожарных — собачка может отдыхать. Володя пошёл пообщаться с подъехавшим начальством, но быстро вернулся и строго сказал: — Слышь, Николай, нашего порешили, постараться надо, все вон стараются, начальство обещало вертушку выделить для поисков. — Ну, постараюсь, куда ж мне деваться, — вяло согласился я. Постараться — это значит вколоть стимулятор, активирующий эпифиз. Поганая это штука, навроде наркоты, мозги выворачивает, когда с этой дрянью работаешь — на третьем часу наяву глюки лезть начинают. Но в первые пару часов экстрасенсорные способности возрастают. При работе со стимулятором поймать эмоции индуктора удаётся довольно часто, конечно, самые примитивные — страх, ненависть, радость, да и картинка устойчивая идёт, не срывается. Больше двух часов под стимулятором работать нельзя, свихнуться серьёзно можно, нужно колоть антидот и начинать больше пить. Полицейский «Форд» загнали в проулок и я, удобно устроившись на заднем сидении, стал готовиться к медитации. Пакет с волосом закрепил резинкой на лбу, достал шприц со стимулятором, закатал рукав… Перед отключкой я услышал вдалеке шум мотора вертолёта. Прежде, чем я успел что-то увидеть, я начал чувствовать, испытывать ненависть — жгучую, звериную, всепоглощающую. Затем появилась картинка — размытые контуры домов со всех сторон, крыши — скошенные, цвета почти не различимы. То и дело мелькает земля, похоже, я всё время под ноги смотрю. Впереди синяя вывеска светится на крыше, первая буква «М», остальные не разобрать. Впереди какие-то животные, собаки, кажется. Ракурс какой-то странный, как будто снизу смотрю, или я — карлик, или я — ползу. И я почему-то одновременно вижу дома на обеих сторонах улицы. Странная какая-то картинка, широкая очень. Володя тормошит меня за плечо и возвращает к реальности. — Что увидел? — спрашивает. — Похоже, подползает наш индуктор к какому-то зданию с горящей синей вывеской, первая буква «М». А вокруг собаки бродят. Дома вокруг низкие, один-два этажа, крыши косые. Наверно, из посёлка он не выбрался. Картинка очень размытая вдали, а вблизи всё чётко — может у него близорукость? — обрисовал я свои впечатления. — А почему подползает? — Да картинка — будто снизу на всё смотрю… Ну, если карлика увидит — тоже вариант. И ещё — он всё время на землю поглядывает — может, ищет чего? — Значит, я передаю на вертолёт, чтобы искали здание с синей вывеской на букву «М», около которого бродит стая собак. Находящийся там человек — подозреваемый. Так? — Примерно так. Через пять минут пилот доложил, что здание с синей вывеской «Мечта» он нашёл, это кафе местное, километрах в трёх от нас, стая собак там бродит, но человека нет, ни лежащего, ни стоящего, ушёл наверно. — Похоже, Коля, тебе ещё один заход сделать придётся, — виновато сказал капитан. — Придётся, надеюсь в последний раз сегодня, — мрачно согласился я. Опять отключаюсь, опять ощущаю ненависть, всплывает картинка — примерно та же самая! И вдруг я вижу собачьи лапы, лежащие на земле, совсем близко, и лапы эти — из меня растут. Я — в сознании собаки?! Ну — точно: чёрные собачьи лапы, и я на них кладу физиономию, морду, то есть. От избытка эмоций я вылетел из медитации, не дождавшись, когда меня Володька расталкивать начнёт. — Это собачий волос был, — захлёбываясь от возмущения заорал я. — Это ж я колол себе эту дрянь мозговоротную, чтобы узнать: где гуляет какая-то долбанная дворняжка! Где этот лейтенант? Где этот Шёрлок Холмс хренов? — С чего ты взял, что собачий? — Так лапы видел — из меня растут, такой ракурс… — Погоди Коля, не кипятись, — начал успокаивать меня Володька.- Может быть собака та, из которой волос этот выдран, была на месте происшествия, рядом со жмуриком этим, пока он жив ещё был. Всё-таки я уверен, что волос этот лейтенант действительно из-под ногтя вынул. Может быть от собаки какая-то ниточка потянется, может всё это не зря… Поскольку я на двадцать лет моложе, Громов увещевает меня отеческим тоном. Он в своей жизни такого маразма повидал — его уже ничем не удивишь. — Ну, конечно, мы ценного свидетеля нашли, теперь вот с Бобика этого показания снимем… Ну, надо же смотреть, что в пакет суёшь, — не мог я успокоиться. — Погоди, ты вот говорил, что на землю всё взгляд падал. Может, это она нюхала что-то, может она по следу идёт. И ненависть ты чувствовал, может собака эта убийцу видела и след взяла. — Может взяла, а может не взяла… — Погоди, я узнаю, может, кто из свидетелей собаку тут видел, — сказал Володя и вышел из машины. — Ты разберись там, есть что-нибудь путное, кроме волоса этого, если нет — я антидот колю, а то скоро я уже чертей ловить начну… Володя пошёл к группе полицейских и вступил в беседу. Слов я не слышал, но, судя по жестам, обсуждались чьи-то умственные способности, и оценка этого качества оказалась невысокой. Если вдуматься, то от визита к собаке нам не отвертеться, других зацепок не видно. Место происшествия затоптано и сожжено, а большинство свидетелей, в развесёлом своём состоянии, могли и чёртиков увидеть. Володя вернулся с новой загадкой. — Там в комнате под столом ручной металлоискатель нашли, — сообщил он.- Вот зачем охраннику металлоискатель? — Ладно, по металлоискателю — это не ко мне. Я антидот колоть уже могу? — попытался я поторопить события. — Погоди с антидотом… Собаку уходящую один свидетель видел. Решили её найти и заставить снова пойти по следу. Ты будешь нужен, чтобы найти именно ту собаку, которая была рядом с убитым, а то там ведь целая стая бродит. — А от меня вы чего хотите? Я ведь погавкать по заказу не могу. — Кинолог будет подходить к собакам из стаи, подманивать их лакомством каким-нибудь и показывать сколько-нибудь пальцев. Ты, когда очнёшься от медитации твоей, скажешь, сколько пальцев показали тебе, и мы поймём — какая собака наша. — Ладно, понял. Слушай, поехали быстрее, хочется поскорей закончить. Вот странно, если собака пошла по следу сразу после убийства, то почему она до сих пор, за полтора часа, не догнала преступника? Она очень старая, больная, раненая? Пусть кинолог этот начнёт с тех собак, которые … ну, плохо выглядят… Машина с кинологом поехала в сторону кафе, наш «Форд» двинулся за ней. Я попытался приступить к медитации уже на ходу, но как обычно, ничего не получилось — тряска мешала. Когда мы въехали на площадь рядом с кафе, там действительно оказалось около десятка разнокалиберных шавок, половина — тёмных мастей. Как только «Форд» остановился, я отключился буквально через минуту. Снова — ощущение ненависти и тоски. Перед глазами — лапы и земля. Никакого движения. Вскоре в поле зрения появился кинолог. Он протянул мне кусок чего-то, показал большой палец, улыбнулся и закивал. Когда я вышел из медитации, передо мной сидел Володя и показывал мне большой палец. — Это видел? — спросил он. — Да… А откуда… — мой язык уже заплетался. — У этой овчарки было свежее ножевое… Сейчас ей помощь оказывают, что-то обезболивающее, но много крови потеряла. Можешь колоть антидот. Я повернул голову и увидел площадь. Чёрная овчарка встала и, водя мордой по земле, двинулась в незаметный переулочек. Я закатал рукав, вколол себе антидот и облегчённо вздохнул — минут через десять действие стимулятора прекратится. Когда я вновь обратил взгляд на площадь, собаки видно не было, а кинолог шёл к своей машине, где томился его четвероногий напарник. Я попросил Володю переставить машину так, чтобы мне было удобно следить за событиями в переулочке. Овчарка снова лежала, а кинолог вёл к ней рыжего, с белой грудью Рекса — тоже овчарку. Уж не знаю, как они там между собой общались — кинолог, Рекс и эта чёрная, но Рекс вдруг решительно двинулся в сторону неприметного домика, выделявшегося своим убожеством среди соседних строений. Вокруг домика засуетились оперативники, кто-то полез вовнутрь. Когда из домика выводили прихрамывающего худощавого мужчину в спортивном костюме, мне показалось, что чёрная овчарка улыбнулась. Впрочем, за достоверность этого наблюдения я не поручусь. Возможно, замеченная улыбка — это остаточные глюки, как и серебристое облачко, медленно сочившееся ввысь из головы лежащей чёрной собаки. Я через неделю поинтересовался результатами расследования. Оказалось, что Смирнов в полиции работал со служебными собаками, а незадолго до выхода на пенсию брал в этих краях рецидивиста по кличке Гнутый, ломанувшего всего за день до ареста ювелирный магазин. Побрякушек при уголовнике не нашлось, но срок он получил. Вот Смирнов видно сообразил, что похищенные сокровища где-то здесь запрятаны, и решил их поискать. Для этого устроился в посёлок охранником и металлоискателем обзавёлся. А месяц назад Гнутый с зоны дёру дал, пришел, а товара-то и нет. Порасспрашивал он местных, они ему и поведали, что охранник с металлоискателем около бараков шарился. Вот и решил Гнутый справедливость восстановить. Вскрыл пустующий с начала сентября домишко, стал там жить тихонько, да следить за Петровичем — так величали в посёлке охранника. Смирнов, выйдя на пенсию, прихватил с собой любимую свою овчарку — Альму. Она по возрасту и состоянию здоровья списанию подлежала, отдали её с удовольствием. Обычно по ночам с трёх до пяти обходил Петрович с Альмой охраняемый участок, а тут вдруг вернулся, аккурат в тот момент, когда Гнутый дом его обшаривал. Сцепились они, рецидивист охранника ножом полоснул. Альма с улицы вбежала и цапнула бандита за ногу, тогда он и собаку порезал. Выбежав из дома, Гнутый обнаружил отсутствие пары пуговиц на одежде и решил спалить место происшествия. Собака, наверно, к охраннику подходила, когда он ещё жив был — вот он её за шерсть и ухватил. Полтора часа по пустынному посёлку двигалась эта процессия: впереди хромающий мужчина с полупудовым баулом, за ним раненая собака, взявшая след. Гнутый, подумав, что после «стада слонов» ввалившегося на место происшествия, никакая ищейка след не возьмет, решил зайти «домой» и обработать рану. В каком-то племени было поверье, что псы, погибшие в бою, попадают в рай. Надеюсь на это… Встретит ли Альма там своего хозяина? Сомневаюсь. В нашем ведомстве праведники встречаются редко.Жаклин де Гё БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ
ГАМЛЕТ: Как может он петь, копая могилу?! ГОРАЦИО: Всё дело в привычке, мой принц.
— Перерыв закончен! Приготовиться к съёмкам! Зала освещена настоящими факелами — сквозняк колышет их коптящеее пламя, заставляя плясать по стенам размытые серые тени. Через плотную кожу подмёток ощущается холод каменного пола под ногами. Всё учтено, всё максимально правдоподобно, не забыта даже самая незначительная деталь — ведь через минуту миллионы зрителей, ожидающих продолжения действа в своих сенсовизорах, увидят и почувствуют всё, что вижу и чувствую я. Сенсотрансляторы дадут им возможность смаковать мои ощущения, мои эмоции, мою боль… Время пошло. Долой мысли о зрителях, долой всё постороннее. Осталось двадцать секунд. Десять. Пять. Три… — Эфир!